Кроваво-красный (СИ) - "Ulgar Ridt" - Страница 37

 — Тебе нужно поспать. — бретон накрыл ее одеялом, и звук его шагов обрубил звук закрывшейся двери, отрезавшей убийцу от внешнего мира. В таких ситуациях обычно говорят «все будет хорошо»... Он, по крайней мере, честен.

Глава 18

Терис не помнила, как заснула и сколько времени провела, пытаясь скрыться от череды безумных, пестреющих раздражительно яркими пятнами, образов. Они теряли формы и суть, слепя и без того усталый разум назойливыми вспышками, спасения от которых не было ни во сне, ни наяву. Стоило открыть глаза, и в зрачки лился мрак комнаты, а вместе с ним приходило доводящее до исступления осознание всего ужаса своего положения. Черная Рука, безликая, бездушная, тянула к горлу пальцы, грозя сжать их, и все доводы, способные подарить хоть какую-то надежду, неминуемо обращались в пепел.

 Лихорадка лишала чувства времени, сон накатывал волнами, и иногда, когда удавалось вырваться из-под его гнета, мысли текли с пугающей ясностью.

 Ее убьют. Сейчас или позже — неважно. Будут судить и убьют, другие варианты развития событий теряются в темноте, а этот кровавым росчерком ведет в будущее, которое будет для нее кратким. И, вероятнее всего, болезненным, если только Люсьен Лашанс не убьет ее сам или не оправдает...

 Черная Рука — Слушатель и четверо Спикеров. Решать будут большинством, и Аркуэн уже против нее... Винсент говорил что-то о том, что в Лейавине тоже все строго, и это сейчас было аргументом не в ее пользу. Еще есть Брума и Слушатель, о котором Альгмара отзывалась не слишком лестно.

 Глядя в потолок, Терис шевелила растрескавшимися губами, беззвучно произнося адресованные судьям оправдания. Это предложил Франсуа Мотьер, это его план, и не было времени и средств придумать что-то иное. Она исполняла приказ, сделала все, как было велено: смерть инсценировано, клиент жив. Она даже пережила атаку зомби...которых было очень много. И она будет тренироваться, чтобы не допустить промахов в будущем. Пусть только простят и отпустят...

 Прощение — незнакомое Братству понятие. За нарушение Догматов карают, а убежище Чейдинхолла не так давно уже избавилось от двух предателей. Она пришла позже, чем они, но и ее позор пятнает честь остальных братьев и сестер.

 Но Ярость Ситиса не пришла...

 И что есть Ярость Ситиса?..

 Пустота чернее ночи дышала холодом и сверлила взглядом невидимых глаз, всевидящих и...равнодушных. Она не дочь Ситиса и Матери Ночи, они для нее дальше Девяти и даэдра, и не ей ждать от них милосердия. Милосердие Пустоты, бога убийц, жадного до смертей и крови... Почти так же невозможно, как и прощение Черной Руки.

 Лихорадка в один момент стала нестерпимой до крика, и через долгое время ожидания пришла Лотта. Терис смутно видела ее через полуоткрытые веки — имперка хмурилась, кривила губы и силой разжимала ей челюсти, заставляя глотать оглушающе едкое снадобье. Потом была темнота и холод, влившийся в легкие и лишивший возможности дышать. Терис рванулась, откашливаясь и вырываясь из чьих-то рук, крепко державших ее за плечи.

 Ледяная вода стекала по волосам и лицу, холод пронимал до костей, но возвращал сознание, свободное от лихорадочных образов.

 — Тебе скоро будет лучше. — Матье Белламонт вытащил ее из полной ледяной воды каменной ванной и усадил на ее край. Стуча зубами и откашливая воду на и без того мокрую одежду, Терис кивнула. Лихорадка, спугнутая холодом и зельем, отступала, а мысли, полные отчаяния и страха, еще не успели вернуться.

 — Сколько...сколько я здесь?.. — она сфокусировала взгляд на бретоне. Чем-то он напоминал Корнелия — та же мягкость в голосе, те же манеры, только лицо далеко не так красиво, а вместо чести рыцаря — честь убийцы, душителя. Он не вступился за нее тогда, но и не должен был. Аркуэн его Спикер, и ее мнение — единственное, что имеет для него здесь значение.

 — Почти три дня. — он помог ей встать, но ноги убийцу не держали, и она упала бы на пол без его поддержки, — Ты...поправишься.

 Поправится... Может, было бы лучше отправиться на тот свет от лихорадки, не дожидаясь суда?.. Был ли смысл ее лечить, если это можно было назвать лечением, или легче было дать умереть? Может, на это и рассчитывала Аркуэн... Расчет, рожденный неприязнью или же неуверенностью в том, что ее осудит Черная Рука. Слишком много вопросов...

 Терис посмотрела на свою руку; бинты были сняты, из раскрытой раны до сих пор сочилась кровь — ее так и не зашили.

 — Матье, можно иголку и нитку?..

 Бретон помедлил и кивнул, почти на себе вытаскивая ее в темный коридор. Факелы здесь горели через один, да и те неярко, как будто бы ползущая из глубин подземелий чернота душила их свет.

 — Аркуэн написала Слушателю. — сдавленно и уже с привычной долей вины прозвучал его голос, — Прости... Я просто подумал, что ты должна это знать.

 Терис кивнула, ощутив внутри холод. Написала, иначе быть и не могло...

 — Долго еще?.. — она не закончила вопроса, сама боясь его продолжения. Долго ли ждать суда, долго ли жить, а это в ее случае почти одно и то же.

 — Я не знаю, сестра. Их собрание еще не скоро, но они могут начать и раньше.

 — Быстрее бы...

 — Уже скоро. — его рука успокаивающе сжала ее плечо, — Я скоро вернусь, ты переоденься пока. — убийца вопреки смутным надеждам оставил ее в той же комнате, и щелчок засова прозвучал интеллигентно, с неким сочувствием.

 Терис не злилась — он просто исполнял приказы и пытался помочь. С самого начала пытался помочь, но лучше бы не начинал. В приорате было бы лучше...

 Когда Матье вернулся, Терис успела переодеться — бретон каким-то образом принес ей ее вещи, найденные в сумке, и она успела обрадоваться, что это не малиновое платье. Оно, видимо, будет уликой на суде, как бы глупо это ни выглядело. А она еще надеялась, что Спикер ничего не узнает...

 — Ты...только не говори никому, что я принес. — Матье дал ей иглу и нить так, как будто бы передавал как минимум скуму. Поймав ее непонимающий взгляд, он с долей стыда пояснил, — Они боятся, что ты можешь использовать ее в качестве оружия.

 Терис вздохнула, но скрыла раздражение. Матье не виноват, он не обязан ей помогать и уже рискует... Но все же до боли, почти до слез обидно, что ее заклеймили едва ли не предателем. Не угодила глупым, совершенно непонятным требованиям Аркуэн, уронила придуманную неизвестно кем честь Братства и Матушки, и ее считают способной на убийство брата или сестры...

 В коридорах послышались шаги, и Матье вздрогнул, как спугнутый охотником зверь.

 — Мне нужно идти. Я вернусь за иглой, спрячь ее... — он поднялся и сделал пару шагов к двери, но, на мгновение остановившись, торопливо бросил ей свернутый бинт, — Постарайся поспать, тебе нужен отдых.

 — Спасибо. — Терис не поймала бинт, но улетать ему было некуда, и он остался лежать на кровати. Когда дверь захлопнулась и так же аккуратно, тактично задвинулся засов, она перебралась на пол. Пятно света было неярким, но позволяло видеть раны, еще кровоточащие и никак не желающие заживать. Надо бы прокалить иглу, но нечем — оставалось надеяться, что Матье сделал это сам.

 ***

 В темноте подземелий не было дней, только часы, тянувшиеся непрерывной чередой. Темнота, очень далекий гул голосов и холод, проникавший в камеру и самые нижние уровни подземелий, куда Терис иногда выпускали. Лотта к ней больше не приходила, хотя лихорадка не отпускала еще два дня, вгрызаясь в сознание в последних попытках сломить, но лекаря это нисколько не волновало — свою работу она сделала, и полукровка только изредка слышала ее ворчание, доносившееся издалека. Двое молодых альтмеров, встреченных однажды, одарили обжигающе-презрительными взглядами, но это Терис уже не удивляло. Для всего убежища она позор Братства, а для альтмеров, гордых своим происхождением от алейдов, еще и осквернительница благородной эльфийской крови, только ей это почти все равно. Они чужие, всегда были чужими... Куда больше ее волновало, что о ней сейчас думает Спикер и те, кто остался в Чейдинхолле. Винсент и Альгмара, наверное, все поняли бы и были бы на ее стороне, Корнелий тоже, хотя бы из простого сострадания. Мари... Слишком сложно говорить за человека, который слышит голос Ситиса, но хотелось бы надеяться, что да. А может, то, что она натворила, и правда ужасно, только она так далека от жизни Братства и его веры, что не понимает...