За секунду до выстрела - Чергинец Николай Иванович - Страница 35

— Я не это имел в виду, — возразил Корунов, — когда я привел сюда Димку — а разговор происходил летом сорок четвертого в этой же хате, — то мы договаривались, что вместе три-четыре года полазим по городу, а затем разойдемся, как в море корабли, и каждый будет жить по-своему, как захочет. Лично я завязывать не думаю, может, реже на мокруху только буду ходить. А что касается краж, то, извините, мадам, подвиньтесь, завязывать не буду. Как ты считаешь, Димка?

Купрейчик внимательно следил за всеми, особенно за Могилой и Арихой, которых видел только дважды, и сейчас старался получше запомнить. Правда, он большие надежды возлагал сегодня на фотоаппарат. Купрейчик рассказал придуманную легенду о том, как ему удалось на вокзале украсть у какого-то офицера фотоаппарат, открыл его, и все увидели, что фотоаппарат без фотопленки. После этого Алексей, как бы дурачась, направлял фотоаппарат на присутствующих и щелкал затвором. Сначала все, особенно Могила, куражились, строили рожи, но потом привыкли к его шуткам и не обращали на «фотографа» внимания. Купрейчик вышел на минуту из-за стола и в другой комнате мгновенно зарядил фотоаппарат. Продолжая щелкать им, он смеялся, требовал от каждого сделать строгое лицо, чтобы получилось «солидное фото для личного дела в тюряге». В душе Алексей беспокоился, что снимки могут получиться нечеткими из-за слабого освещения. Поэтому он так усиленно и старался запомнить приметы Димки и Лидии. Когда Купрейчик отложил в сторону аппарат, то уже в который раз мысленно повторял приметы этих людей: «Димка: возраст — тридцать пять — тридцать семь, рост — метр семьдесят пять, лицо овальное, на левой щеке небольшая родинка, глаза голубые, узкие. Лидка: возраст под сорок, лицо худощавое, глаза черные, рост средний, одета в черную кроличью шубку, белый вязаный шерстяной платок».

Вдруг Купрейчик напрягся. Он услышал, как Корунов спросил у Лобьяновой:

— Лидка, что ты нашла у администраторши?

Лидка ухмыльнулась:

— У «подруги» моей? А вон, все в сумке лежит. — Она кивнула головой в угол, где стояла небольшая дерматиновая сумка. — Показать?

Лидка повернулась к Купрейчику, сидевшему с краю:

— Леха, подай мне сумку.

Купрейчик потянулся за обычной небольшой хозяйственной сумкой, взял ее за обе ручки и передал Лидке. Та раскрыла и начала выкладывать вещи на стол рядом с едой и спокойным голосом перечислять их:

— Два кольца золотых, сережки, тоже, видишь, из золота. Перстень мужской, не пойму только, где его достала незамужняя женщина.

— Она его вместо мужа в кровать ложила, — пьяно ухмыльнулся Прутов.

Затем Лидка вытащила воротник из чернобурки и перевязанный тесемкой бумажный пакет. Когда она развернула его, то все увидели, что там деньги. Прутов жадно спросил:

— Сколько?

— Мелочь, — небрежно махнула рукой Лидка. — Чуть более пятнадцати тысяч.

— Как ты с ней справилась?

— Нормально, как обычно. Она как была в комбинашке, так и осталась в ней.

— Смелая ты баба, — проговорил Корунов и запнулся. Неожиданный стук в окно враз всех насторожил.

— Может, женка? — пробормотал, вставая, Прутов. Он направился в коридор, а все остальные замерли в ожидании. В коридоре послышался шум открываемой наружной двери, и вскоре в кухню вслед за Прутовым вошел Драбуш, а за ним... сын Мани Жовель.

Купрейчик так растерялся, что даже имя парня забыл.

Драбуш был навеселе, он радушно поздоровался с каждым за руку и сказал Прутову:

— Иван, я хочу забрать у тебя свои сани...

Но ему не дал договорить Корунов. Он, ковыряясь пальцем в зубах, кивнул на парня и зло спросил:

— Зачем ты этого байстрюка сюда привел?

Толя, увидев Купрейчика, тоже растерялся. Он никак не мог понять, что может быть общего у сотрудника милиции с этими пьянчугами и ворами. Казалось, что он вот-вот при всех об этом спросит у Купрейчика. Но его отвлек Корунов. Парень поднял на него налитые яростью глаза и, еле сдерживаясь, сказал:

— А ты, дядя Вова, поосторожней словами-то бросайся!

— А то что? Может, мне в морду заедешь? — рассмеялся Корунов и потянулся за бутылкой. — Миша, иди выпей с нами.

Толя посмотрел на Драбуша.

— Ну что, пить будешь или пойдем? А то мне не очень хочется здесь торчать.

Драбуш, не удержавшись, стоя, выпил почти полный стакан водки, но закусывать не стал и повернулся к Прутову:

— Бери ключ от сарая и идем за санями, а то Толя обиделся и может бросить меня. Сани же, сам знаешь, тяжелые, и одному мне до хаты их не дотащить.

Прутов, не одеваясь, взял ключ, и они втроем вышли из квартиры. Купрейчик перевел дух: «Надо же так влипнуть. Сейчас главное, чтобы он Прутову не сказал, кто я».

Наступили тягостные минуты ожидания. Алексей готовился к худшему. Он сходил в соседнюю комнату, положил фотоаппарат в карман ватника, висевшего на гвозде, зарядил пистолет и сунул его за пояс под пиджак. Попробовал, удобно ли выхватывать его, и вернулся в кухню. Сейчас главное следить за Прутовым, когда он придет в дом. Если он вызовет Корунова в другую комнату для разговора, значит, Толя Жовель не удержался и сказал хозяину о Купрейчике. «Эх, парень! — с горечью думал Алексей. — И зачем тебя нелегкая принесла! Ну сообрази ты, что нельзя тебе сейчас рассказывать обо мне!»

В сенях послышался шум, и в комнату вошел Прутов. Купрейчик скользнул взглядом по его лицу — оно спокойно. Тот подошел к столу и сел на свое место. Налил, выпил и молча начал закусывать. «Не сказал! — облегченно вздохнул лейтенант. — Молодец парень! Все-таки выйдет из него хороший человек».

Корунов обвел всех глазами и заговорил:

— Хочу сообщить, что нам подвернулось настоящее дело. Хватит хаты громить и иметь за это мелочишку. Я нашел для нас настоящую работенку. Через две недели на автозаводе зарплата. Деньги кассир и два охранника будут получать в банке. Приедут они туда на заводском автобусе. За рулем старикашка, бывший старшина. Я у него раньше на квартире жил.

— А почему мы у него в гостях не были? — пьяно ухмыльнулся Димка.

Корунов небрежно махнул рукой:

— А ни хрена у него нет. Женку и ту немцы расстреляли. Так вот, предлагаю такой план: когда автобус будет стоять у банка, а кассир и охрана войдут в банк, я подойду к старику и заведу с ним разговор. После того как кассир и охранники выйдут из госбанка и подойдут к автобусу, вы нападаете на них. Ты, Димка, берешь на себя одного охранника, ты, Леха, — Корунов перевел взгляд на Купрейчика, — берешь на себя второго. Лидка пришьет кассира и заберет мешок с деньгами.

— А я? — встревоженно спросил Прутов.

— И тебе работа будет, — улыбнулся Корунов. — Ты подстрахуешь нас. Вдруг у кого-нибудь что-то не получится, да и заодно прикроешь, если кто-нибудь попытается нам помешать.

— А не опасно — у банка? — спросила Могила.

— Я думаю, что это самое удачное место. Пистолеты или винтовки охранники наизготовку и заряженными держать не будут. А если нам попытаться остановить их где-нибудь в пути, то, во-первых, они могут не остановиться, а во-вторых, встретить нас свинцом.

— А когда ты подойдешь к автобусу, шофер ничего не заподозрит? — спросил Купрейчик.

— Нет. Скажу, что случайно увидел его, поболтаю о том о сем, а когда заговорят ваши пушки, я его в упор и приговорю, заодно не дам ему сунуть куда-нибудь ключ от зажигания.

— Кто машину поведет? — поинтересовался Алексей.

— Я.

Купрейчик постоянно ломал голову, как узнать, где живут Корунов, Ариха и Могила.

Странное чувство охватывало Алексея при виде Лобьяновой. Перед ним сидела женщина, которая имела нормальный человеческий вид, а вот назвать ее по имени, даже мысленно, он не мог. Он так и называл ее — Могила. Сейчас, когда Лобьянова заговорила, Алексей слушал ее внимательно, боясь пропустить хотя бы одно слово, ведь любое из них могло сказать опытному оперативнику многое.

— Знаете, мальчики, — размечталась она, — если у нас получится эта затея, то смоюсь на полгодика на юг. Поверьте, ни разу в жизни в Сочах не была. Представляете: солнце, тепло, море...