За пять минут до ядерной полуночи - Витковский Александр Дмитриевич - Страница 3

«Да уж, наслышан, – подумал про себя Гарушкин, – особенно после того, как Вадим Бакатин, последний председатель КГБ и первый руководитель новой спецслужбы – МСБ СССР, – с санкции политического руководства страны передал в знак «доброй воли» послу США в СССР Роберту Страусу всю техническую документацию сверхсекретной системы прослушки нового здания американского посольства», – но вслух поинтересовался:

– А разве не в кабинете посла?

– Нет-нет… После того как в конце пятидесятых-начале шестидесятых годов, не помню точно, вы сумели внедрить микрофон в государственный герб США, который висел на стене, прямо над рабочим креслом посла, мы приняли все меры к тому, чтобы исключить подобные эксцессы.

– Ну, это для вас эксцесс, казус, называйте, как хотите. Для нас это был успех, филигранно проведенное мероприятие. – Николай Константинович вспомнил, как еще молодым сотрудником органов госбезопасности с восхищением читал секретную спецлитературу о проведении этой уникальной операции, а потом даже встречался с некоторыми ее участниками.

– Честно говоря, мы особо и не рассчитывали, что герб США с вмонтированным подслушивающим устройством посол распорядиться повесить в собственном кабинете, – продолжил Гарушкин. Разведчик не смог отказать себе в удовольствии слегка погладить против шерсти американского коллегу, испытывая при этом гордость былыми победами своего ведомства, которое в те годы еще весомо и значимо называлось КГБ СССР.

– Мне рассказывали ветераны из нашей службы безопасности, что этот герб был чуть ли не произведением искусства, – ничуть не смущаясь щекотливой темы, продолжал американец.

– Да уж, действительно, тонкая ручная работа. Говорят, ваш посол был в восторге.

– Да, я тоже об этом слышал. А как вы его внедрили?

– На каком-то торжественном приеме его вручили Страусу наши пионеры. Так сказать, сувенир «в знак дружбы между двумя народами и государствами». А как вы обнаружили эту закладку?

– Весьма неожиданно. Во время отпуска посла проводили ремонт в его кабинете и совершенно случайно уронили ваш подарок. Герб упал на пол, раскололся, и из него вывалился микрофон.

– Представляю, каким это оказалось для вас шоком…

Джон помолчал и, улыбаясь с чувством легкой досады и сожаления о давнишнем проколе своей службы, развел руками: дескать, что уж теперь сделаешь… Нужно было помнить старую мудрость о данайцах, дары приносящих.

– Надеюсь, что сейчас в этой комнате ваших прослушек нет, – пошутил он. – Но в чем я абсолютно уверен, так это в том, что вы – первый сотрудник российской спецслужбы, который переступил порог этого кабинета.

Гарушкин понял, что время общих разговоров подходит к концу и сейчас речь пойдет о главном – то есть о том, ради чего он получил строго конфиденциальное приглашение не просто в американское посольство, а в его святую святых – самую засекреченную, недоступную и охраняемую часть.

– Вас наверняка удивила наша конфиденциальная просьба, обращенная лично шефу СВР, направить к нам одного из первых руководителей российской разведки, облеченного доверием и полномочиями вести чрезвычайно секретный, ответственный и важный диалог, а также принимать решения, от которых, скажу абсолютно не преувеличивая, будет зависеть будущее не только наших стран, но и значительной части мирового сообщества, – Джон Стоун перешел к главному.

Николай Гарушкин несколько напрягся. Уж чего-чего, а пафосных ноток он никак не ожидал уловить в речи представителя ЦРУ – весьма прагматичного и циничного в своей работе ведомства. Продолжая внимательно слушать, он механически расстегнул пиджак. Да, от своего шефа – директора Службы внешней разведки – он знал, что его из ряда вон выходящий визит в посольство США, да еще и в таком необычном формате (один на один с руководителем посольской резидентуры ЦРУ), одобрен не просто политическим руководством страны, а первым лицом государства. Знал он и о чрезвычайной важности и секретности запланированной встречи, и о предмете предстоящего разговора, но не был в курсе главного (мог лишь только догадываться) – о чем конкретно пойдет речь.

– Не скрою, – продолжал тем временем Джон, – я рад, что не ошибся в своих предположениях по поводу того, что руководитель вашей службы направил для выполнения этого чрезвычайного поручения именно вас.

– Благодарю за доверие, – с легкой тенью иронии произнес Гарушкин. Ему по жизни всегда не нравилось, когда американская разведка оказывалась права в своих предположениях и прогнозах, даже по мелочам.

– Прежде всего хочу подчеркнуть, что президент моей страны Соединенных Штатов Америки («Опять этот пафос», – вновь отметил Гарушкин) и вашего государства чрезвычайно озабочены проблемой, о которой мы сейчас будем говорить, и крайне заинтересованы в ее кардинальном решении. Это важно не только с точки зрения благополучия и безопасности всего Ближневосточного региона, а возможно, и всего мира.

Российский гость внимательно слушал американского коллегу. Он умышленно взял долгую паузу и теперь, как учил классик русского драматического театра Константин Сергеевич Станиславский, выдерживал ее, вынуждая тем самым говорить своего собеседника.

– Речь идет об Иране и его атомной программе, которая из мирной все более становится военной. Все наши дипломатические попытки и международные инициативы, направленные на прекращение этой опасной деятельности, либо блокировались руководством Тегерана, либо затягивались и в конечном итоге становились безрезультатными.

Теперь паузу взял Джон и своими водянистыми глазами внимательно посмотрел на русского собеседника, ожидая его вербальной реакции. Гарушкину даже показалось, что его коллега по секретному ремеслу ждет от него каких-либо разъяснений о российском участии в иранских атомных проектах. Но по этому поводу уже все было сказано политиками и руководителями Министерства по атомной энергетике России, и ему, как представителю спецслужб, в данной ситуации добавить было нечего. Поэтому он спокойно выдержал взгляд американца и остался нем как рыба, хотя и несколько подался вперед, всем своим видом демонстрируя явную заинтересованность в продолжении прерванной собеседником речи.

– Так вот, – не дождавшись ответа, продолжил Джон, – мы имеем достоверную информацию, что буквально в ближайшие недели, именно недели, а не месяцы и годы, Иран вплотную подойдет к завершающей фазе создания собственного ядерного оружия. Представляете, что это такое – атомная бомба в распоряжении изгоя – одиозного и неконтролируемого политического режима с мракобесами-лидерами?

Он опять замолчал. И в данной ситуации, когда был задан хоть и риторический, обращенный в пространство вопрос, Гарушкин уже не мог отделаться многозначительным молчанием, ведь кроме него у американца не было собеседников в этой комнате.

– Да, у нас тоже есть аналогичная информация. Но, насколько нам известно, конечный результат весьма и весьма проблематичен. К тому же режим аятоллы Хаменеи и президента Ахмадинежада не собирается использовать это оружие против кого бы то ни было. Оно должно играть роль сдерживающего фактора. Согласитесь, им есть кого опасаться в пределах своего географического региона. И это не только Израиль. Военно-политическая конфронтация между этими двумя странами просто зашкаливает…

– Вот-вот, именно Израиль, – подхватил горячую тему американец. – Судя по полученной МОссадом разведывательной информации, в политических и военных кругах Ирана уже активно обсуждается план нанесения превентивного ядерного удара по Израилю. Представляете, что за этим может последовать?

– От обсуждения до принятия решения дистанция огромного размера. – Этой общей фразой гость выразил свое сомнение в достоверности разведсведений, полученных Израилем, и постарался уйти от их оперативной и политической оценки. – Да к тому же и бомбы у Тегерана еще нет. Конечно, глава Ирана Хаменеи и особенно президент Ахмадинежад уже не раз публично заявляли о своих враждебных намерениях в отношении израильтян. Но вы же прекрасно понимаете, в большой игре не всегда стоит доверять громким высказываниям политиков, да еще и рассчитанным на публику.