Слуги милосердия - Леки Энн - Страница 19

Вот только врач находилась сейчас на вахте.

— Проблема в том, — безмолвно сказала врач в ответ на предоставленную кораблем информацию, — что для того, чтобы начать этим заниматься, мне понадобятся результаты свежих тестов на способности, а их у меня нет. И я не спец по таким делам. Я лишь обычный врач. Кое с чем я могу справиться, но это, боюсь, мне не по зубам. И я не уверена, что мы можем доверять кому–либо из специалистов в здешней системе. Та же проблема у нас с лейтенантом Тайзэрвэт. — Она раздраженно выдохнула. И почему все это происходит сейчас?

— Оно назревало, — ответил корабль. — Но честно говоря, сначала я думал, что до этого не дойдет. Я недооценил того, насколько лучше лейтенант Сеиварден справляется с эмоциями, когда капитан флота здесь.

— Врач — на вахте, — сказала Сеиварден, свернувшись в клубок на койке.

В командной рубке врач заметила:

— Капитан флота не может постоянно находиться здесь. Она в курсе того, что происходит?

— Да, — сказал корабль врачу и обратился к Сеиварден: — Соберитесь, лейтенант. Амаат Четыре принесет вам чаю, и вы сможете почиститься, а затем вам необходимо переговорить с лейтенантом Экалу и сообщить ей, что она будет командовать здесь несколько дней. И было бы хорошо извиниться перед ней, если вы сумеете сделать это благоразумно.

— Благоразумно? — спросила Сеиварден, поднимая голову с колен.

— Мы поговорим, когда вы будете пить чай, — сказал корабль.

Настояв на встрече с Кветер, я взбудоражила персонал пункта предварительного заключения. Они обратились, как я подозревала, к районному магистрату, которая не осмелилась потребовать у меня объяснений. А также ей что–то было нужно от меня, поэтому, вместо того чтобы выражать недовольство, она пригласила меня на обед.

Столовая районного магистрата выходила на лестницу, ведущую в широкий, мощенный кирпичом внутренний двор. Покрытые листьями вьющиеся стебли с белыми и розовыми душистыми цветами ниспадали из высоких ваз, по одной стене струилась вода в широкий бассейн, в котором плавали рыбы и цвели маленькие желтые лилии. Слуги убрали со стола, и мы с магистратом пили чай. Переводчик Зейат стояла возле бассейна, не сводя глаз с рыбы. «Титанит» сидел на скамье во дворе, за высокими распахнутыми дверями, а в нескольких метрах неподвижно вытянулась в струнку Калр Пять.

— Эту песню я не слышала много лет, капитан флота, — сказала районный магистрат, с которой мы пили чай, глядя на темнеющий двор.

— Приношу свои извинения, магистрат.

— В них нет нужды. — Она отпила чай. — В молодости это была одна из моих любимых. Она казалась мне такой романтичной. А сейчас я понимаю, что она очень печальна, не так ли? — И запела: — «Но я поддержу себя лишь ароматом жасмина до конца своих дней», — сфальшивив самую малость в конце, — она взяла ту тональность, на которой я мурлыкала, и это оказалось ей высоковато. — Но дочери, нарушающие траурное воздержание, правы. Жизнь продолжается. Все продолжается. — Она вздохнула. — Знаете, я не думала, что вы приедете. Я была уверена, что гражданин Кветер хотела всего лишь досадить вам. Я чуть не придержала ее просьбу.

— Это было бы незаконно, магистрат.

Она вздохнула.

— Да, потому я и отправила ее дальше.

— Если она обратилась ко мне, находясь в таком сложном положении, как я могла пренебречь ею?

— Думаю, да.

Снаружи переводчик Зейат наклонилась над бассейном, покрытым цветущими лилиями. Я надеялась, что она не нырнет туда. Мне пришло в голову, что, будь она переводчиком Длайкви, так бы и сделала.

— Я бы хотела, капитан флота, чтобы вы подумали о возможности использовать свое влияние на вальскаайцев — полевых рабочих на чайной плантации гражданина Фосиф. Вы можете и не знать этого, но есть люди, которые будут рады любой возможности причинить ей вред. Часть из них — члены ее собственной семьи. Прекращение работ лишь дает им возможность выступить против нее.

В этом, принимая во внимание склонность гражданина Фосиф Денчи к жестокости, не было ничего удивительного.

— Здешняя глава клана Денчи — весьма неприятная особа, и она ненавидела мать Фосиф с той норы, когда обе были детьми. Матери нет, и она ненавидит Фосиф. Она отнимет у Фосиф плантацию, если сможет. Эта стачка даст ей возможность осуществить задуманное, особенно когда так много межсистемных шлюзов выведено из строя и с лордом клана Денчи сейчас не связаться.

— А жалобы рабочих? — спросила я. — С ними разобрались?

— Видите ли, капитан флота, это сложно.

Мне никак было не понять, что сложного в том, чтобы честно расплачиваться с рабочими или обеспечить их теми же основными правами и услугами, что полагались любому гражданину.

— На самом деле условия на плантации Фосиф не слишком отличаются от тех, что имеются на других плантациях в горах. Но именно Фосиф примет на себя основную силу удара. А теперь еще в дело встряли наиболее неугомонные ксхаи. Возможно, вы знаете, что на противоположном от дома Фосиф берегу озера есть маленький разрушенный храм.

— Она упоминала об этом.

— Там были одни сорняки и обломки, когда мы прилетели сюда шестьсот лет назад. Но в последнее время появились люди, заявляющие, что ото место всегда оставалось священным и что дом Фосиф на самом деле — пристанище на древнем пути паломников. Сама Фосиф поддерживает их верование; думаю, она находит его романтичным. Но ото же смешно, тот дом построили всего лишь за сотню лет до аннексии. И вы когда–нибудь слышали о месте паломничества, которое не было бы окружено по крайней мере городком?

— Об одном–двух, как ни удивительно, — ответила я. — Хотя обычно это не храмы со священниками, которые нуждаются в поддержке. Возможно, в тамошнем не было постоянного духовенства.

Районный магистрат движением руки выразила согласие с моими словами.

— Позвольте быть с вами откровенной, магистрат. Это вы находитесь здесь под давлением.

Анаандер Мианнаи дала мне имя своего клана, когда провозгласила меня человеком и гражданином. Это имя говорило о том, что я принадлежу к самому могущественному семейству в пространстве Радча, и это имя не мог оставить без внимания ни один радчааи. А в силу того, что я представляла собой последнюю частичку военного корабля, который более двух тысяч лет был близко знаком с дочерями многих богатейших и знаменитейших радчаайских кланов, я по своему желанию обретала соответствующие произношение и манеры. Я могла использовать также и это.

— Вы долго водили дружбу с самым известным чайным плантатором, — сказала я, — но стало ясно, что требования полевых рабочих справедливы, и вы лично попали — или попадете — в неудобное положение, поскольку не замечали, что тут происходило, пока дело не дошло до покушения на убийство и остановки работ. Вы окажетесь в еще большем замешательстве, когда допросите гражданина Раугхд. Вы ведь еще не сделали этого, верно?

Снаружи, во дворе, переводчик Зейат склонилась над одним из широких плавающих листов лилии, чтобы рассмотреть его обратную сторону.

— Я надеялась, — ответила магистрат, не сумев полностью скрыть свое раздражение, — что сначала она помирится с матерью.

— Гражданин Фосиф примет свою дочь назад только в том случае, если это покажется ей выгодным. Если вы действительно заинтересованы в благополучии гражданина Раугхд, допросите ее прежде, чем предпринимать дальнейшие попытки воссоединить ее с матерью.

— А вы заинтересованы в благополучии Раугхд?

— Не особенно, — призналась я. — Не на личностном уровне. Но вы явно заинтересованы. А я заинтересована в благополучии гражданина Кветер. Чем скорее вы откроете для себя, что за личность эта Раугхд, тем легче вам будет оценить действия Кветер. А также решить, принесет ли пользу Раугхд, если отослать ее назад к матери. Примите во внимание, как легко, как хладнокровно Фосиф лишила ее наследства, и подумайте о том, что такие люди, как Раугхд, не возникают ниоткуда.

Магистрат нахмурилась.