Серп и молот против самурайского меча - Черевко Кирилл Евгеньевич - Страница 56

Намерение высшего руководства США официально подойти к данному вопросу в условиях обозначившегося коренного перелома в войне СССР с фашистской Германией свидетельствовало об озабоченности Вашингтона перспективой вести войну с Японией без СССР в условиях резкого военного усиления роли Советского Союза в мировых делах в результате его близящейся победы над Германией и ее союзниками в Европе.

Такой демарш со стороны США вынуждал СССР также официально, хотя пока и в секретном порядке, решить вопрос о вступлении в недалеком будущем в войну против Японии.

Предположение, что Советский Союз в виду «коренного конфликта интересов» с Японией после победы над Германией выступит на стороне союзников, сформулировал в подготовительном документе первой Квебекской конференции в Канаде в августе 1943 г. объединенный комитет начальников штабов США[415].

Это предположение получило свое официальное подтверждение в заключительный день работы Московской конференции министров иностранных дел СССР, США и Великобритании. 30 октября 1943 г. на банкете И. Сталин прямо заявил государственному секретарю США X. Хэллу, что Советский Союз поможет американским и британским войскам одержать победу над Японией после разгрома Германии, сделав оговорку, что это – заверение, которое он просит передать Ф. Рузвельту в совершенно секретном порядке[416].

К. Хэлл немедленно направил эту исключительно важную информацию своему президенту, зашифровав ее первую часть шифром сухопутных сил, а вторую – шифром ВМС США, не уведомив о ней своего британского союзника[417].

Позднее на том же банкете в ответ на предложение посла США в СССР А. Гарримана тоста за наступление того дня, когда «союзники будут вместе сражаться против Японии», Молотов, согласившись с его предложением, уверенно заявил, что «это время придет»[418].

Как явствует из документов, внешне это выглядело так, как будто бы Сталин лишь удовлетворял настойчивую просьбу напасть на Японию, руководствуясь исключительно союзническим долгом. Но в действительности, как об этом свидетельствует его упомянутая ранее беседа с министром иностранных дел Великобритании А. Иденом, состоявшаяся еще 20 декабря 1941 г., советское правительство намеревалось в будущем вступить в войну с Японией с целью обеспечения долговременных стратегических интересов по обеспечению безопасности СССР на Дальнем Востоке и расширению «фронта социализма».

Развивая высказанные тогда Сталиным положения по этому вопросу, зам. наркома иностранных дел СССР Лозовский в секретной записке Сталину и Молотову о подготовке Комиссии по послевоенным проектам государственного устройства стран Европы (№ 2612-А от 26 декабря 1941 г.) излагал интересы СССР следующим образом: «Хотя война в полном разгаре и неизвестно, когда она кончится, но исход войны уже ясен: Германия, Япония, Италия и их союзники будут разгромлены. В связи с этим пора уже начать подготовку мирной конференции, задачи которой будут гораздо сложнее задач Парижской мирной конференции, собравшейся после разгрома Германии в войне 1914—1918 гг. Сложность обстановки будет заключаться в том, что из строя выйдут четыре великие державы (Германия, Япония, Италия и Франция), и решать дело придется СССР, Великобритании и Соединенным Штатам… (среди трех групп вопросов). Надо уже сейчас продумать весь вопрос о наших границах. Мы не можем дальше терпеть, чтобы японские военные корабли могли в любой момент отрезать нас от Тихого океана и наших портов и закрыть Лаперузов пролив, Курильские проливы, пролив Сангарский и Цусимский пролив. Само собой разумеется, что если Япония ввяжется в войну против нас, то придется… (в обеих комиссиях – финансово-экономической и политической) подумать и о послевоенных отношениях между Советским Союзом и Японией и особенно о нашей дальневосточной границе и о свободе коммуникаций между портами Советского Союза и портами всего Тихоокеанского побережья»[419].

Его планы подтверждались, в частности, принятым в мае 1943 г. решением Государственного комитета обороны СССР под председательством Сталина о строительстве железнодорожной магистрали от Комсомольска-на-Амуре до Советской Гавани длиной около 450 км для переброски сюда войск Красной армии в расчете на войну с Японией (дорога должна была быть построена к 1 августа 1945 г., но вступила в строй досрочно – 1 июня того же года)[420].

10 ноября (11 ноября по токийскому времени) того же года, отвечая на вопрос посла Японии в СССР Сато, не изменилась ли позиция советского руководства в отношении Японии в результате переговоров союзников по антигерманской коалиции на конференции в Москве, закончившейся 30 октября, Молотов ответил, что ни к каким изменениям в советско-японских отношениях эта конференция не привела, и они по-прежнему основываются на пакте о нейтралитете.

В свою очередь, советский нарком задал вопрос, как следует истолковывать подтверждение Японией тройственного пакта, сделанное 15 сентября 1943 г. Ведь в нем констатируется, что этот договор не направлен против СССР, причем это подтверждение сделано в иных условиях, когда один из его участников, гитлеровская Германия, нарушила данный пакт, развязав агрессивную войну против США с требованием отторгнуть от него значительную часть его территории, т. е. по сути дела в нарушение положений упомянутого документа.

Сато ответил, что, по его мнению, и Япония и Германия подтвердили свои обязательства по тройственному пакту после поражения Италии, отдавая себе полный отчет в факте существования советско-японского пакта о нейтралитете[421].

В официальном ответе по этому вопросу правительства Японии, врученном Сато Молотову 9 декабря, через месяц после капитуляции Италии, говорилось: «Подтверждение тройственного пакта означало, что политический переворот в Италии не оказал на него никакого влияния и его статус совершенно не изменился по сравнению с периодом заключения этого договора. Иначе говоря, с самого начала тройственный пакт содержал обязательство о сотрудничестве Японии, Германии и Италии во имя отпора корыстным устремлениям США и Великобритании, с целью покорения Восточной Азии и Европы и ни в коей мере не был направлен против СССР. Это явствует из ст. 5 упомянутого договора. И хотя в настоящее время, когда, к несчастью, продолжается война Германии с СССР, между Японией и Советским Союзом строго соблюдается пакт'о нейтралитете, и, как уже это разъяснялось ранее, императорское правительство выражает готовность соблюдать этот договор до тех пор, пока его будет соблюдать правительство СССР»[422].

Советский нарком в заключение лишь напомнил, что в период подписания тройственного пакта в 1940 г. взаимоотношения между Советским Союзом и Германией носили иной характер, чем в 1943 г., когда Япония подтверждала данный пакт. Молотов, тем не менее, заверил японского посла в том, что советская сторона изучит ответ правительства Японии по поднятому вопросу.

Что касается итогов Каирской и Тегеранской конференций союзников, которые состоялись в последних числах ноября 1943 г., то, несмотря на известную обеспокоенность Токио по поводу возможной договоренности СССР со своими союзниками о будущем участии его в войне с Японией, упомянутые заверения Молотова о намерении Советского Союза соблюдать пакт о нейтралитете с нею а также отсутствие высших советских руководителей на конференции в Каире и китайских – на конференции в Тегеране привели японское правительство к выводу о том, что «переговоры между Рузвельтом, Черчиллем и Сталиным были рассчитаны на политический эффект, поскольку полного единства взглядов по вопросу о Японии между Соединенными Штатами, Англией и Советским Союзом пока достигнуто не было» и «позиция Советского Союза по отношению к Японии пока что не изменилась»[423].