Очень долгий путь
(Из истории хирургии) - Яновская Минионна Исламовна - Страница 29

Значит ли это, что совместимость «сильных» антигенов предсказывает истинное приживление трансплантата?

Дальнейшая практика пересадок, к сожалению, показала, что нет, не значит. Одного только подбора по «сильным» антигенам, для того чтобы пересаженный орган не был отторгнут, недостаточно. Иммунологическая несовместимость настолько сложное и многозначное явление, что бороться с ней, по-видимому, тоже надо многими и сложными способами. Тем не менее вклад профессора Доссэ в проблему пересадок трудно переоценить.

Открытие иммунодепрессантов (препаратов, подавляющих защитные силы организма) — еще одно орудие в этой борьбе. Орудие, правда, обоюдоострое…

Биологические, физические, синтетические, гормональные и всякие иные средства для ослабления неуживчивости организма с чужеродными белками плюс подбор доноров и реципиентов по совместимости антигенов — это уже многое: чем «родственней» ткани «дающего» и «берущего», тем меньшие дозы иммунодепрессивных препаратов требуются для больного, предназначенного к пересадке. Чем меньше дозы «подавляющих» средств, тем меньше бед они принесут. Потому что, увы, средства эти не только не безразличны для организма, не только содержат достаточно ядовитых для него веществ — они еще и приносят прямой вред: лишая на время человека способности бороться с чужеродными белками, они делают его беспомощным перед любой инфекцией. И даже безобидные микробы, годами живущие в самом человеке и не причиняющие ему беспокойства, в организме с резко ослабленной защитной реакцией превращаются в злых и опасных врагов. Эти же «подавляющие» лекарства могут привести к развитию злокачественных опухолей или разрушению костной ткани, из которой они «вымывают» кальций.

За последние годы появился новый метод подавления иммунитета без медикаментов и без облучения — препарат, называемый антилимфоцитарной сывороткой, сокращенно — АЛС. Лимфоциты — одна из разновидностей лейкоцитов крови — вырабатывают антитела, которые внедряются в пришельцев извне и химически разрушают их. Они разрушают и врагов, и друзей — микроорганизмы и пересаженные органы и ткани. Все дело в том, что клетки чужого органа вырабатывают антигены, так же как и клетки бактерий и вирусов. И, как в бактерии и вирусы, лимфоциты проникают в здоровый пересаженный орган; тот начинает распухать, отдельные его клетки постепенно отмирают, орган перестает функционировать, высыхает и полностью отмирает. Защищая себя, «в силу привычки», организм отторгнул его.

Антилимфоцитарная сыворотка, получаемая от лошадей, несколько меняет картину: когда больному вводят ее, лимфоциты принуждены бороться с антителами, угрожающими им самим; на какое-то время они «забывают» о своих исконных врагах — клетках чужого белка, и АЛС сдерживает их атаки на новый орган.

Преимущество этого препарата, по сравнению со всеми другими, в том, что АЛС, ослабляя реакцию отторжения, лишь незначительно воздействует на защитную реакцию организма вообще. Но и АЛС не идеальна, и она не безразлична для человека, и она только ослабляет, но не предотвращает отторжение.

«Не поддающаяся обходу или обманному маневру несовместимость тканей привела к тому, — пишет академик Н. Дубинин, — что медики вынуждены пока признать себя бессильными перед ней. Ключ к решению этой задачи лежит в изучении генетических закономерностей, ибо несовместимость закодирована в нашей наследственности так же, как закодированы цвет глаз, строение волос и любые другие признаки. Проблема несовместимости является частью более общей проблемы — генетических основ антителообразования. Именно в этой области следует ждать в ближайшие 15–20 лет выдающихся результатов. Основанием для такого предсказания служат достижения в изучении молекулярной природы наиболее распространенных белков, участвующих в формировании антител».

Но медицина не может ждать 15–20 лет — «обманные и обходные маневры» продолжаются…

Скажу сразу: удачи, о которых пойдет речь, существуют не потому, что кому-то удалось перескочить через иммунологический барьер, они существуют вопреки этому барьеру. Они существуют, потому что хирургия не может уже остановиться в своем развитии. Они существуют потому, что хирургия действительно очень смелая, очень мужественная и очень гуманная наука.

Возможно, кто-нибудь из вас, дорогие читатели, отметит безусловную пристрастность автора к хирургии; но стоит ли писать о том, к чему не испытываешь любви? Любовь, пристрастие, вера — да! Но при этом — объективность.

А сейчас — о почках. Почках, которые пересаживаются, спасают и продлевают жизнь теперь уже тысячам людей. Почках, взятых и от живых, и от трупов. О том, как разные науки встретились в операционном центре, и о том, как «механическая почка» пришла на помощь биологической.

Исследования пересадки почки прошли многие стадии, как и исследования других органов. Первая попытка была произведена в начале века: во Франции пересадили почку козы на руку молодой женщины, страдавшей уремией. Трансплантат был вскоре отторгнут. В эксперименте на собаках в середине столетия животным пересаживали предварительно консервированные их собственные почки на шею, чтобы можно было наблюдать за поведением органа после операции. Реплантированные почки отлично выполняли свои функции на новом месте, даже в случае, когда вторая почка животного была удалена, месяцы и годы. На собаках учились правильно хранить и пришивать почку для выхода в практическую медицину.

Больным людям с тяжелой почечной недостаточностью в качестве временной лечебной меры пересаживали почку другого человека; она принимала на себя выделительную функцию и разгружала больной организм от части отработанных веществ. За этот срок почки успевали «передохнуть» и в удачных случаях снова включались в прежнюю деятельность. Эффект, хоть и временный, был значителен. Советский ученый Ю. Ю. Вороной в 1950 году осуществил такую «лечебную» пересадку двум своим пациентам: почки, взятые от трупа, некоторое время функционировали, больные выздоровели и выписались из клиники.

В начале пятидесятых годов впервые была пересажена почка от одного близнеца к другому; почка хорошо прижила — близнецы были однояйцевыми. Через четыре года успешно удалось пересадить этот орган у двуяйцевых близнецов. И еще через два года начались пересадки от матери — сыну, от брата — брату; затем от более дальних родственников; от чужих друг другу людей. И наконец от трупа[2].

Почка — первый внутренний сложный орган, пересадка которого позволяет восстановить функции организма и трудоспособность больного. Надолго ли? На разные сроки.

Но и пересаженная почка в конце концов может отторгнуться, как всякий другой гомопластический орган. Длительные сроки приживления ее, а вернее, длительные сроки восстановления здоровья почечных больных, сохранения их жизни объясняются рядом причин.

Вероятно, непозволительно говорить о «везении», доставшемся на долю таким больным: страдания их тяжелы, трагичны, смертельно опасны. И все-таки именно почечным больным повезло…

У человека две почки. Жить он может, даже если одна из них по какой-то причине выбыла из строя: вторая будет работать «за двоих». Жить он может некоторое время и совсем «без почек», когда обе они поражены необратимой хронической недостаточностью. Значит, может ждать сравнительно долго, пока ему подберут подходящего донора.

А тогда происходит та самая «встреча в операционной» — между аппаратом «искусственная почка» и пересаживаемым органом. Этот аппарат — истинный спаситель для людей, страдающих заболеванием почек. Многим из них можно вовсе не делать пересадок: они в состоянии жить со своими почти не работающими почками, «без почек», время от времени проходя в почечном центре механическую очистку крови. И уж, во всяком случае, могут ждать такого донора, пересадка от которого имела бы наибольший шанс на успех.