Заповедное дело Россиию Теория, практика, история - Штильмарк Феликс - Страница 28

К специфике Норильска (помимо всего прочего) относится и хорошая работа предприятий обслуживания. Так, например, в гостинице мне сразу же предоставили место без всяких предварительных заявок и звонков. Случай, прямо скажем, не частый!

Институт сельского хозяйства Крайнего Севера располагается недалеко от центра города в двухэтажном кирпичном доме, внешне не похожем на солидное научное учреждение. Я шел туда, обдумывая предстоящие переговоры, от которых зависело многое. Зная, что большинство сотрудников НИИСХ являются сторонниками пясинского варианта, я все же надеялся на компромисс. Ведущие специалисты отдела промысловой биологии во главе с его руководителем М.Х. Геллером были мне хорошо знакомы по дудинскому совещанию, а с Г.Д. Якушкиным мы когда-то вместе учились в балашихинском пушно-меховом институте, потом в одно время работали в Красноярске. Бывая в отделении института охотничьего хозяйства и звероводства, я частенько заставал Якушкина за огромным фотоальбомом о первом авиаучете дикого северного оленя на Таймыре. Его глаза загорались, когда он рассказывал о Таймыре, о тысячных оленьих стадах под крылом самолета, но я в то время жил только тайгой и не очень-то разделял его восторги. И все же я очень рассчитывал на помощь Якушкина – все-таки свой парень, однокашник, да и дело у нас единое. Лишь бы застать на месте и его, и других. Время-то весеннее, зоологам не сидится дома…

Мои опасения оправдались. В отделе промысловой биологии стояла тишина, все сотрудники разъехались. Большинство из них находилось на полевых работах в самых разных уголках Таймыра – кто на Пясине, кто на Верхней Таймыре, кто на Балахне. М.Х. Геллер был в отпуске. Директор тоже уехал в командировку. Все дела вел ученый секретарь А.П. Поляков, пригласивший для беседы Александра Панфиловича Рослякова, опытного северянина, ранее работавшего в Таймырском окружкоме партии. Рассказав им о наших делах, я спросил, кто же поедет от их института на совещание в Дудинку

– Кроме нас, некому, – отвечал Поляков. – Вот Панфилович и поедет.

– Почему же никто не откликнулся на наше предложение принять участие в проектировании заповедника? Ведь мы писали официальное приглашение.

– Ваше письмо пришло слишком поздно, когда сотрудники уже уехали или же готовились к отъезду. Григорий Дмитриевич сейчас на Верхней Таймыре, он примет участие в большой экспедиции совместно с москвичами и ленинградцами. Там и зоологи из лаборатории охраны природы, и ботаники, и географы. Впрочем, я знаю их мнение – все мы считаем, что заповедник должен быть не на Центральном Таймыре, а в бассейне Пясины.

– Но там организован госпромхоз, причем именно ваш институт был инициатором его создания. Ведь нельзя на одной и той же территории создавать и охотничье-промысловое хозяйство, и заповедник. А главное, этот вопрос официально уже решен, у нас нет сейчас выбора.

– Вот это здорово! – воскликнул Поляков. – Как же вы приглашаете нас на совещание, если вопрос уже решен? От кого же он зависит и какова тогда наша роль?

– Заповедники создаются не ведомствами, а органами советской власти. Постановление об организации заповедника Совет министров РСФСР должен вынести на основании решения Красноярского крайисполкома и Таймырского окрисполкома. Конечно, такие решения принимаются не вслепую, а по рекомендации ученых и после всестороннего обсуждения. Наша задача – разработать проект организации заповедника и представить его на рассмотрение директивных инстанций. Мы, проектировщики, не выбираем места, мы вообще не беремся судить, где быть заповеднику на Таймыре, наше дело техническое – определение границ, уточнение площади, разработка обоснований. Разумеется, мы не будем делать все это вслепую, но для нас наиболее авторитетны предложения тех, кто в свое время обосновал основной вариант. Он положен в наше задание, и отходить от него мы не имеем права. Совещание в Дудинке окончательно определит район наших работ и местоположение будущего заповедника. Сейчас речь идет о Хатангском районе, о территории где-то между Логатой и озером Таймыр. Ваше право выступить на совещании со встречными предложениями, они будут там обсуждаться. Мнений может быть очень много, а решение бывает лишь одно.

– Какие участки намечаются в Хатангском районе? – спросил Росляков.

– Профессор Тихомиров предлагает вытянуть территорию будущего заповедника в меридиональном направлении от Ары-Маса до Таймырского озера, но вряд ли это реально. Геологи возражают.

– Конечно, к тому же там пастбища хатангских колхозов. А против озера будут возражать все рыбкомбинаты.

– Но ихтиологи доказывают, что лов рыбы там надо срочно прекращать и, во всяком случае, заповедать устье Верхней Таймыры, ее нижнее течение с нерестилищами.

Я рассказал о новых предложениях Крючкова и Успенского – их тоже надо обсудить на совещании в Дудинке.

– А Борис Михайлович Павлов все толкует про необходимость создания заповедника в горах Путорана, – сказал Поляков. – Там и снежный баран, и олень. Красота, говорит, неописуемая…

– Да, дела… – задумчиво протянул Росляков. – Смотрите, Пясина, Таймырское озеро, Ары-Mac, Лукунская, бухта Марии Прончищевой, горы Путорана. Но ведь нельзя сделать весь Таймыр заповедником. Надо, действительно, выбирать что-то главное. Я обязательно поеду в Дудинку. А сейчас постараемся связаться по рации с Якушкиным и Павловым.

Мы прошли в комнату, где помещалась рация. Начался прием, все наполнилось шумом и свистом, но связаться с норильчанами почему-то не удалось.

– Непроходимость сегодня, – пояснил радист. – А вчера Гриша говорил – снова гусь полетел. У Павлова на Балахне олень идет. Куксов с Половинного озера лодку просит.

– Завтра наши снабженцы повезут лодку на Половинное озеро, вы можете слетать с ними, поговорите с ребятами, – предложил мне Росляков, и я охотно согласился. Предстояло лететь на вертолете Ми-4, чтобы доставить лодку-«казанку» и продукты.

На следующее утро я был в аэропорту Валек, расположенном на реке Норилке, и вместо полета пришлось просидеть там весь день с неунывающими снабженцами, цветущий вид которых свидетельствовал о хорошем обеспечении нашего Севера продуктами питания. Такую неудачу мои попутчики связывали с окончанием сезона весенней охоты. По их словам, все вертолеты заняты в это время вывозкой охотников, заброшенных ранее в просторы тундры. Здесь, вероятно, не было большого преувеличения[40].

…Весь день нас не отпускали из аэропорта, обнадеживали, просили подождать, но полет так и не состоялся. Я тем временем побывал в госпромхозе. Его контора, расположенная в двухэтажном бревенчатом доме, находилась недалеко от аэропорта.

А. В. Саркин, могучего сложения, неторопливый, уверенный в себе человек, хорошо понял сложившуюся ситуацию и сказал, что предвидит осложнения с проектированием заповедника из-за стремления норильчан к Пясине.

– Все же она им своя земля, – сказал Саркин, – а Хатангский район – это край вроде бы чужой. Мы не против заповедника, госпромхозу хватит угодий. Надо только сохранить зимний промысел по всей Пясине.

Договорились продолжить это обсуждение на совещании в Дудинке.

Следующим утром, когда мы снова собрались в аэропорту, над рекой стелился туман, а над городом стояла сплошная пелена густого дыма. В безветрие воздух застаивается в горном котловане. Лучи солнца никак не могли пробить толщу дымовых облаков. Валек был уже залит солнечным светом, а в городе стояла сумрачная мгла.

– Да, выносливое существо – человек, – сказал один из сотрудников, летевший вместе с нами на стационар. – Недавно я слушал в обществе охраны природы доклад о загрязнении атмосферы в Норильске. После перевода с угольного топлива на газ воздух в городе стал чище, но все-таки главная наша беда – выбросы сернистых соединений.

Сернистый ангидрид, соединяясь с кислородом воздуха, образует кислоту, которая оседает на город, на окрестные леса. Люди-то выдерживают, а деревья – нет. Лес погиб по Ерхолаку, по Рыбной…