Вот они какие
(Повести и рассказы) - Лихачева Зинаида Алексеевна - Страница 7

Очнулся Норд ночью. Сияла луна. Свернувшись калачиком, спали закопавшиеся в снег собаки.

Только Дикий — странный пес с грустными, вопрошающими глазами, закинув голову, смотрел на луну, стараясь совладать с воем, клокотавшим в его горле. Но. вой все-таки вырвался, и тоскливые волчьи ноты перемешивались в нем с визгливыми собачьими переливами. Заскулив, Норд опустил голову и лизнул снег.

…Скрип приближающихся нарт разбудил всех собак.

— Tax, тах, тах! — услышал Норд знакомый голос друга его хозяина, молодого наяханского каюра.

Лай двух встретившихся потягов зазвенел в морозной тишине синей лунной ночи. Норд увидел приближающуюся к нему фигуру человека, втянул в себя знакомый запах своего поселка и громко гавкнул.

Каюр обернулся.

— Ба! Потеряшка наша! Хозяин твой с ног сбился, а ты, на-ко, вот куда попал. Ну-ну, вот сейчас дела обделаю и вместе домой поедем. Окаянные, чуть не придушили собаку, — ворчал он, отвязывая Норда.

Освобожденный Норд встряхнулся и побежал за своим избавителем. На обратном пути Норд бежал позади нарт. Иногда, свернув с дороги в сторону, чтобы обнюхать какой-нибудь подозрительный куст, Норд терял из виду потяг. Но острый запах длинной лентой висел в воздухе, вился по снегу, и чутье собаки не обманывалось в направлении.

Вот и знакомая низина. Большими прыжками Норд понесся с обрыва к дому. У двери он прислушался. В доме не спали. Нажав плечом дверь, как он делал всегда, пес тихонько заскулил. Из раскрывшейся двери пахнуло знакомым теплом.

— Нордаха? Нординька! — радостно вскрикнула хозяйка.

Присев возле него, она совала ему под нос какие-то куски. От запаха пищи Норд почувствовал страшный голод и ожесточенно принялся за еду. Хозяин долго разглядывал Норда, заснувшего мертвым сном.

— Ты посмотри, как он избит! Наверное, пробовали запрягать. Как видно, на него многие зубы точат. Придется его на цепь с завтрашнего дня. Такого пса надо беречь.

Норду приснился отвратительный сон. Будто ошейник вцепился зубами в шею и никак его не стряхнуть. Рыча и мотая головой, Норд проснулся. Было утро. Хозяева еще спали. По обыкновению, Норд подошел к хозяйке и потянул за одеяло.

— Тебе что? — спросила она, открывая глаза. — Гулять? Ну сейчас.

— Погоди, не выпускай. Я сейчас цепь прилажу, — остановил ее хозяин и, быстро одевшись, вышел на улицу.

Хозяйка стала кормить Норда. Он ел и прислушивался к стуку, который доносился с улицы. Было интересно посмотреть, что делает там хозяин.

— Ну, готово, — сказал хозяин, входя в дом. — Пошли!

Виляя хвостом, Норд ткнулся мокрым носом в его руку. Держа Норда за ошейник, хозяин вышел на крыльцо.

— Так-то будет лучше, — сказал он и поддел длинную, гремящую цепь под ошейник. — Ничего-ничего, Нордаха, привыкнешь! — И, ласково потрепав собаку, ушел в дом. Норд потянулся, припав на передние лапы, отряхнулся и побежал. Что это? Резкий рывок мотнул его в сторону. Он бросился в другом направлении. Нет, нельзя! Цепь! От отчаянных прыжков цепь натягивалась и отвратительно дребезжала. Норд вцепился в нее зубами. Железо прилипло к языку и обожгло пасть. Свободы больше не было. Цепь! Рваться бесполезно. Норд лег. Все стало неинтересным. Серое зимнее небо безучастно сползало на тундру.

Острая горечь подкатывалась к горлу. За что? За что? — думал Норд. Все пережитое всколыхнулось в памяти. Но ведь тот незнакомец был чужой… а хозяин?

Норд не мог найти оправдания такому предательству. Тоска и отчаяние, что теперь всю жизнь будет волочиться за ним эта погромыхивающая цепь, овладели Нордом. Острое ухо собаки уловило глухое подледное рокотанье прилива. На бухте потрескивали льды. Сейчас, наверное, на припай вылезают толстые, глупые нерпы. Пойти посмотреть.

Норд поднялся, но вкрадчивое дребезжание напомнило ему о случившемся. И отчаяние вырвалось из горла тоненьким, удивившим самого Норда визгом.

Громкий насмешливый лай раздался чуть ли не над самым ухом. На хозяйской помойке, выпятив грудь, козырем стоял Джульбарс и смеялся кашляющим смехом лисицы.

Норд задохнулся от непримиримой ненависти. О, как бы он сейчас расплатился с этим бахвалом за трепку, которую тот когда-то ему задал. Но Джульбарс, задрав хвост, грациозно побежал в сторону, оставив хрипящего, разъяренного Норда грызть цепь.

Появление Джульбарса переполнило чашу испытаний. Холодная ненависть к хозяевам колючей льдинкой вошла в горячее собачье сердце.

Вечером, не тронув еду, он лег у порога, обдумывая замысловатый план побега. Но все получилось скорее и проще.

— Норд, пойдем гулять, — сказал хозяин. — Побегаешь перед сном. — Темная, осыпанная звездами ночь встала в открытых дверях. Одним прыжком Норд очутился на улице, на воле…

— Норд, Норд! Ко мне! — кричал хозяин.

Повелительные нотки в его голосе заставляли Норда вздрагивать и еще быстрее взбираться на заснеженный обрыв. Только наверху он остановился и оглянулся. Маленькая черная фигурка хозяина. Маленькие светящиеся окошки. Пес стоял, втягивая ноздрями тонкую струйку запаха дыма.

— Нордик! Норд! — звал хозяин.

И вдруг серая длинная цепь, как живая, возникла в сознании Норда. Она подползала и старалась прицепиться к ошейнику. Пес отпрыгнул. Яркие колючие звезды висели над тундрой, и большой белый круг луны медленно поднимался на небо.

Повернувшись, Норд побежал туда, откуда поднималась луна, и его тень, синяя, четкая, с острыми ушами, бежала рядом, не оставляя следов на мерцающей пелене снега.

Через несколько дней нашли Джульбарса с перегрызенным горлом. Промысловый сторож рассказывал, что как-то ночью видел Норда около промысла. Он даже окликнул его, но при первом же оклике Норд скачками взобрался на обрыв и скрылся.

Тайком друг от друга хозяева по нескольку раз в ночь открывали дверь, обманутые царапаньем и визгом ветра.

Норд не возвращался.

Неожиданной телеграммой хозяин был отозван в Магадан.

Прошел месяц после отъезда хозяев. По-волчьи прижимаясь к нетоптаному, голубому от луны снегу, к знакомому дому крался Норд. Это была минута, когда псу захотелось домой, чтобы, как раньше, лежа у белой, дышащей теплом печки выгрызать из лап ледышки и громко стучать хвостом по полу, подставляя голову ласкающей руке.

Дверь до половины занесло снегом. Нагнув голову, пес стал раскидывать лапами шуршащий, сыпучий снег.

Из-под двери потянуло холодной пустотой. Время и ветер выдули из дома жилые, теплые запахи. Под лапой что-то звякнуло — это было кольцо, ввинченное в порог, и начало свернувшейся под снегом цепи. С запахом железа пес втянул в себя щемящую тоску одиночества.

…Глухой, ровный, без переливов вой зазвучал над промыслом, протянувшись от застывшего дома с черными незрячими окнами до недосягаемо высокой луны.

В этом было всепрощение человеку. Древняя тоска собаки по человеческой ласке. Покорность зверя, признавшего и оправдавшего суровое владычество человека. Неукротимое, горячее желание вернуть прошедшее звучало глухим воем и застывало белым паром дыхания.

После этой ночи никто уже не видел Норда.

Ушел ли он со стаей одичалых собак, разделив с ними радости и невзгоды бродячей жизни, или, кто знает, может быть, при встрече с тундровым волком поединок решил, кому из них лежать на снегу, отражая остекленевшими глазами ледяной блеск луны.

ПОТАПКА

(повесть о медвежонке)

Отсвет утренней зари упал на белую сову и окрасил ее в розовый цвет. Сова недовольно захлопала желтыми глазищами, расправила крылья и бесшумно улетела в чащу. С потревоженной ветки мягко свалился пласт снега.

Несмотря на спокойную тишину заваленной снегами тайги, зима не на шутку встревожена. Вот уже несколько дней, как по тайге бродят неуловимые, смутные запахи, разнося волнующие слухи о скором приходе весны.