Вот они какие
(Повести и рассказы) - Лихачева Зинаида Алексеевна - Страница 10

Претензии пришлось принимать командиру заставы, а отмывать Потапку взялся Тюлькин. Это было нелегкое дело, тесто успело засохнуть, а добровольно отмокать в пожарной бочке Потапка не желал.

На заставе кололи свинью. Услышав визг, Потапка заторопился. От запаха крови в безобидном ласковом звереныше проснулся клыкастый инстинкт. Обдирая когтями дверь, в сарай ломился кровожадный громила.

— Ах, ты так? — разозлился Тюлькин. Он разделывал тушу. — Смотри-ка, недавно от мамки, а туда же, крови захотел! Ну, я тебя сейчас выучу!

Дверь приоткрылась, и навстречу ринувшемуся в сарай Потапке медленно выдвинулась бледная свиная голова с закрытыми глазами. Потапка глянул, попятился, и через мгновение глупый медвежонок без оглядки улепетывал от страшного сарая.

Прошло много времени, когда этот случай напомнил о себе самым неожиданным образом. По узенькой улочке поселка навстречу Потапке рысцой трусила чья-то свинья. Поматывая головой, она негромко нахрюкивала свиную песенку.

Передние лапы Потапки остановились мгновенно, а задние не успели и опередили хозяина, заставив его шлепнуться на спину. Заметив Потапку, свинья завизжала и шарахнулась в сторону. Потапка же вообразил, что страшный зверь покушается на его жизнь. Он в ужасе вертелся на спине, пока ему не удалось выйти из «штопора» и встать на лапы.

На заставу с докладом о происшествии примчались дети. Из их невообразимого галдежа Тюлькин понял одно: Потап в беде, — и побежал на выручку. Потапка сидел на крыше, обнимая трубу, как единственного друга.

И только безграничное доверие к Тюлькину заставило медвежонка расстаться со своим «высоким» положением.

В небе зазвенел прощальный крик отлетающих птиц. Пожелтевшую тайгу застилали серые осенние дожди. Потапка шлепал по лужам, и брызги грязи кляксами застывали на его мохнатых штанах. Спасая выскобленный пол, дежурный выпроводил Потапку в коридор, чтобы медвежонок немного обсох.

Потапка обиделся и ушел на улицу. Свет из окон казармы освещал лужи, на которых вспучивались и лопались грязные пузыри. Не выдержав одиночества, медвежонок влез на завалинку и, заглядывая в окно, без злого умысла уперся в стекло лапой. Раздался звон. В казарму посыпались осколки. Медвежонок удивился и шлепнул лапой по другой раме. Дзинь-нь! В следующее окно Потапка трахнул обеими лапами сразу и, не задерживаясь, поспешил дальше.

Разбуянившегося медвежонка утихомирили с большим трудом. Вытертый половой тряпкой и ею же отшлепанный, он долго хныкал за печкой, стараясь вызвать сочувствие. Но резкий ветер, свистевший в выбитые и занавешенные одеялами окна, в тот вечер сильно охладил чувства пограничников к своему воспитаннику.

…Верхушки дальних сопок покрылись снегом. Иней на голых кустах и желтой траве задерживался до полудня. Грязь на дворе потрескалась от заморозков. Потапка потерянно мотался из казармы во двор, со двора в казарму. Солдаты беспокоились:

— Заболел, что ли, наш Потап?

— Может, простыл?

Непривычно белое утро заглянуло в окна. Первый снег ровным слоем лег на землю. Потапка не явился к завтраку. Обыскав все закоулки, Тюлькин нашел Потапку в заброшенном погребе. Медвежонок лежал на старых рогожах: непоседу одолела зимняя спячка.

— Потап? — позвал Тюлькин.

Медвежонок поморгал сонными глазами, помурлыкал и снова закрыл нос лапами. Его завалили сеном и на всякий случай положили рядом связку вяленой рыбы.

Начались снегопады. Снег, казалось, сваливался на землю сразу сугробами.

Потапка спал. Он не слышал, как плясали и выли над погребом дикие пурги и поземки. Не видел, как в лютые морозные ночи поднимались ввысь зыбкие столбы зеленого северного сияния. Медвежонок спал. Но вот издалека донеслось прерывистое дыхание весенних ветров, и зима, оставляя на кустарниках клочья грязноватого снега, повернула в просторы Ледовитого океана. Весенний ветер проник в погреб и защекотал медвежий нос.

Потапка чихнул и проснулся.

— Потап, ты ли это? — удивился Тюлькин, критически разглядывая большого, тощего медведя в дверях кухни.

Потапка внимательно взглянул на Тюлькина и ласково заурчал. Он вспомнил, как надо просить есть, но сейчас ласковое мурлыканье звучало страшновато. А когда, развеселившись, Потап добродушно толкнул Тюлькина, тот едва удержался на ногах.

Теперь Потап все чаще уходил в тайгу. Как он там гулял, чем развлекался, никто не знал. По ободранной коре деревьев было видно, что медведь поднимался во весь рост и чистил когти.

Он так же ласкался к людям, по-прежнему любил возиться, но Тюлькина, внимательно наблюдавшего за медведем, тревожило зеленое пламя, вспыхивавшее в медвежьих глазах во время борьбы. Тюлькин боялся, что придет час, когда Потапа придется убить. Могучий зверь, сам того не желая, мог натворить больших бед. И когда однажды Потап не вернулся из тайги, Тюлькин, несмотря на горечь разлуки, облегченно вздохнул. Казарма загрустила. Первое время солдаты надеялись на возвращение медведя. Но чем ярче светило солнце, чем зеленее становилось кругом, тем больше тускнела надежда увидеть Потапку.

В двух километрах от заставы чудесная долина. Там из скалистого обрыва выбивается горячий источник и образует небольшой ручей. Окруженная тайгой долина заросла шиповником. Случайно прорвавшийся ветер, покружившись, падает без сил на землю, одурманенный запахом розовых цветов. Вода источника обладает целительной силой, и поселковая больница поставила у ручья палатку для ревматиков.

В ней жил старик — главный бухгалтер из районного промхоза. Старика мучил ревматизм, и ему редко удавалось спокойно поспать. В одну из ночей его разбудил толчок в щеку. Зная, что в палатке он один, старик удивленно открыл глаза. В полумраке белой ночи он увидел, как кто-то на четвереньках пошел от его кровати. Кому пришло в голову так глупо шутить? — подумал он, неприязненно вглядываясь в незнакомца, и похолодел от ужаса. Незнакомец оказался здоровенным бурым медведем. Медведь подошел к столу и поднялся во весь рост. Покрываясь гусиной кожей, главбух смотрел, как страшный гость вылизывал банку сгущенного молока. Покончив с нею, медведь посопел над столом и, не найдя больше ничего, заслуживающего внимания, спокойно направился к выходу.

Забыв про ломоту в коленных суставах, старик перекрыл рекорды прославленных бегунов и влетел на заставу.

— Скорее! Скорей! — задыхаясь, прохрипел он. — Медведь на Горячем ключе!

Старика отпоили водой и, успокоив, заставили рассказать все, как было. Когда главбух в своем рассказе дошел до банки сгущенного молока, пограничники весело переглянулись:

— Да это же наш Потапка!

— Он, больше некому!

— Может, домой хотел наведаться?

Тюлькин и еще один солдат бросились к Горячему ключу. Им так хотелось хоть повидать Потапку.

Грузное медвежье тело проложило широкий след по цветущей заросли шиповника от палатки до опушки тайги. Лиственницы, обступившие долину, играли солнечными зайчиками, качая и подбрасывая их на хвойных лапах. Но чем дальше шли в глубь чащобы, тем угрюмее сдвигались почти сросшиеся мохнатые вершины. Впереди, меж стволов, зазеленела таежная болотина. Бледно-розовые цветочки брусники украшали замшелые пни. На светло-зеленом мху виднелись глубокие вмятины, оставленные медвежьими лапами. Тюлькин тихо присвистнул и передвинул фуражку с затылка на лоб. На мху явственно отпечатались следы не одного, а двух медведей. Потапка нашел себе подругу.

Улыбнувшись друг другу, пограничники повернули обратно. Когда они вышли на поляну, вслед по вершинам прошумел ветерок. Словно тайга, затаив дыхание, следила за людьми и только после их ухода облегченно вздохнула. И снова дремучее царство хвои, мхов и буреломных трущоб погрузилось в теплый покой летнего полдня. Только тихо колыхалась шелковинка порванной паутины да на болоте, там, где навсегда разошлись дороги человека и зверя, в свежие следы от сапог медленно набиралась рыжая вода.