Пыль поднимается в небо (СИ) - "Tin-Ifsan" - Страница 43

- Как я рада, что ты жив! - произнесла она негромко.

Эмхир ей ничего не ответил, лишь слабо похлопал ее по спине. Сванлауг отступила на шаг, не сводя с него глаз.

Тем временем с коня соскочил Скарпхедин. Он передал повод кахарду и тоже подошел к Эмхиру. Он сжал его плечо и, улыбаясь, сказал:

- Хорошо, что ты снова с нами. Ведь так?

Эмхир кивнул. Скарпхедин отпустил руку.

- Мы два дня ждали тебя на стоянке, - произнесла Сванлауг. - Кахард сказал нам, что ты пошел сюда, чтобы собрать остатки Дара.

- Верно, - ответил Эмхир. - Но мне казалось, что меня не было лишь несколько часов.

- Значит, тебе показалось, - Скарпхедин пожал плечами.

Усгибан спешился и поклонился Эмхиру.

- Как твое имя? - спросил нойр. Он уже догадывался о том, кто перед ним, и чувствовал на себе взгляд Сванлауг.

- Я Лиггар, о Гарван, - сказал он и подвел Эмхиру коня.

Гарван поднялся в седло и кивнул кахарду, который все это время молча усмехался в усы.

- Ну что, Гарван, много рассказали тебе духи?

- Лучше бы ничего не говорили, - ответил он.

Кахард понимающе посмотрел на Эмхира, затем послал аргамака вперед. За ним последовал Эмхир, с которым почти сразу поравнялся Скарпхедин. Сванлауг и Лиггар ехали позади всех, и сквозь топот копыт было слышно, как позвякивают украшения на конях гафастанцев.

________

* Ожидающий - тот, кто ждет Обещанную.

Глава 23

В одном из дворов Сердца Гафастана кто-то терзал кяманчу, которая в неумелых руках, вместо бархатистой, нежной мелодии, временами издавала скрежещущие звуки. Эмхир поискал глазами горе-музыканта, но среди множества Гарванов, коротавших вечерний час в густеющей тени стен Этксе, разглядеть его не смог. Тяжело вздохнув и поборов неприятное чувство, возникавшее всякий раз, как некто извлекал из кяманчи фальшивую ноту, Гарван перевел взор на ученика Этксе. Тот сидел на широком выступе фундамента, в руках у него было несколько полосок пергамента, расчерченных северными письменами.

- Вот это заклинание мне не дается, - сказал ученик.

Эмхир заглянул в протянутый ему пергамент и сказал:

- Это и не должно, Овейг. Тем более ты его неправильно переписал. Здесь, - он указал на верхнюю строчку, - должна стоять «ут»*, а в начале следующего слова - «оэр».

- Странно, - Овейг нахмурился, - мне казалось, что в книге так и было написано.

- А кто переписчик?

Овейг пожал плечами.

- Ты возьмешь меня в ученики, о Эмхир? - спросил он.

Гарван ожидал подобного вопроса, но ответа так и не придумал. У него, как и прежде, не было желания заниматься чьим-либо воспитанием, к тому же он предпочитал учить тех, кто изучил азы магии и боевых искусств. Овейг же стоял лишь у начала этого пути и знал еще не так много. Как и все прочие дети чистокровных Гарванов, Овейг воспитывался у родителей до девяти лет. Теперь ему было уже лет десять, а, быть может, и больше (Эмхир точно не знал), церемония посвящения** была уже близко, а Овейг так и не нашел учителя.

- Я не знаю, - честно ответил Гарван.

- Почему? - спросил Овейг, подняв брови. - Ты же доверил мне тянуть за тебя жребий тогда. И Мастер Орм говорит, что из меня выйдет хороший Маг.

- Так что же Орм не возьмет тебя в ученики?

- У него их много, - Овейг попытался загнуть угол одного из пергаментов. - Я не буду таким, как Кадор, не предам Гафастан.

Вспоминать о Кадоре Эмхиру хотелось меньше всего. Кадор очернил его перед всем Гафастаном и чуть не погубил сам город. Пусть даже он теперь был мертв, Эмхир по-прежнему чувствовал, что сам отчасти был виноват в том, что никак не повлиял на своего ученика, не разгадал его замыслов и, должно быть, не смог нормально воспитать. Еще раз рисковать Гарвану не хотелось. Но не только это не позволяло ему взять нового ученика: Эмхиру не давало покоя то, что поведал ему Дух. Он все чаще в мыслях возвращался на Фён, и, глядя на Овейга, невольно думал о том, что его собственный сын когда-то был таким же. Вслед за этими мыслями память услужливо пробуждала воспоминания о событиях последних месяцев, что было для Эмхира самой настоящей пыткой.

В руках горе-музыканта снова заскрежетала кяманча. Эмхира передернуло.

- Я тебе потом скажу, Овейг, - произнес Гарван, собираясь уходить. - Если я не возьму тебя в ученики, я найду тебе иного учителя.

Овейг обреченно кивнул.

Стараясь ни о чем не думать и не допускать мыслей о том, почему другие Гарваны, находившиеся во дворе, не прогнали неумелого музыканта, Эмхир направился к Северной Башне. На этот раз он не собирался останавливаться на мосту, но хотел найти Мьядвейг. Словно откликнувшись на его желание, Мьядвейг встретила Эмхира под широкой аркой, за которой находились двери, ведущие в обители Башни.

- Эмхир, - сказала Мьядвейг Протравленная, - ко мне спешишь?

Гарван кивнул в ответ.

- Отчего печален?

- Кому как не тебе знать, - произнес Эмхир, глядя на Мьядвейг.

На ней, как и всегда, были темные одежды. Тагельмуст, который она не снимала, даже находясь среди Гарванов, оставлял на виду только глаза. Поверх темно-синей рубашки в несколько рядов были намотаны бусы из ракушек и кораллов, символизировавшие презрение к роскоши и единение с первозданным миром.

Мьядвейг чуть наклонила голову набок.

- Ты знаешь, сколько всего произошло. А теперь каждая мысль, каждое чувство впивается в душу раскаленным железом. Терпеть это выше моих сил.

- Так найди себе какое-нибудь увлекательное дело. Более увлекательное, чем все прежние.

Эмхир покачал головой.

- Я бы рад. Я ищу.

- Правильно, - Мьядвейг помолчала. - Кстати, тебе Скарпхедин рассказал?

- Что? - Эмхир поднял брови. - Он мне говорил о Провидице, и что та сказала...

Мьядвейг лениво помахала рукой, показывая, что все это уже знает.

- Нет, не это, - по голосу было слышно, что она улыбается. - Когда мы все гадали, жив ты или мертв, к нам в Этксе ворвалась Разда.

Эмхир посмотрел куда-то в сторону. На восточной стороне неба уже поблескивали первые звезды.

- Она... да... Зачем она приезжала? - Гарван перевел взгляд на Мьядвейг.

- Хотела узнать, как получить вечную молодость, - смеясь, ответила нойрин.

Это не удивило Эмхира, хотя отозвалось горечью: Разда была ничем не лучше всякой смертной, любившей, должно быть, только себя.

- Ты дала ей то, что она хотела?

- А как ты думаешь?

- Вечная молодость - не вечная жизнь.

Мьядвейг сощурила глаза.

- Я дала ей отравленную чашу, Эмхир. Она будет вечно молода, потому что просто не успеет состариться.

Эмхир молча опустил голову.

- Чтобы ты сильно не мучился попусту, - Мьядвейг усмехнулась и вытащила из-за пазухи вышитый кисет. - Вот.

Гарван взял кисет из рук Мьядвейг и вопросительно взглянул на нее.

- Я немного изменила привычный рецепт. Добавила сушеные бутоны сэрэха и еще по мелочам. Это почти прежний дурман, но лучше. По крайней мере мне понравилось, да и прочие Маги хорошо отзывались.

- Сэрэх... ну, хоть не агаар.

- От агаара в таком сочетании потом долго голова кружится.

- Спасибо.

Мьядвейг кивнула. Эмхир же пошел в курительную залу, надеясь забыться.

Новый дурман действительно оказался хорош. Гарвану нравилось, как очертания мира таяли в белесом дыму, как тонко он оплетал разум, как обращал во прах все, что на душе лежало тяжким грузом, рушил незримые стены, рассеивал назойливые мысли. Краем сознания Эмхир лишь спрашивал себя: как долго продлится приятное ощущение чистоты и пустоты, которые обыкновенно приносил любой дурман. Но и этот вопрос потонул в приятном забытьи.

***

Самая высокая комната башни принадлежала Мьядвейг Протравленной. Там не было ничего, что бы напоминало о привычных занятиях нойрин: не было ни котлов, ни отравленной керамики, ни оружия. Даже разноцветные склянки с ядами не стояли на полках. Комната была устлана коврами, на которых лежали шелковые подушки, украшенные кистями и витой тесьмой. Никто, кроме самой Мьядвейг не заходил туда. И только стены этой комнаты видели, что скрывали одежды нойрин.