Рай для закалённых (СИ) - Коробкова Анастасия - Страница 17

Эта излишняя осведомленность меня разозлила, и я спросила ядовито, будто не заметив мысленного послания:

- Который?

Микаэль улыбнулся во весь рот, точно заставив остолбенеть всех девочек, которые за нами в этот момент наблюдали.

- Я буду к тебе приезжать.

Еще новость. Что ему сделал Игорь?

- Мы не знаем, куда нас везут.

- Это не тайна. Я найду. Кстати, открой для меня канал в своей "тишине".

- Вот уж точно ни к чему.

- А если захочется поболтать с кем-то, кто может о тебе позаботиться?

- Поговорю с братом.

- Брат очень далеко.

А Микаэль все-таки слишком осведомлен.

К школе подошел тягач с тремя жилыми модулями - нашим будущим домом. Скоро отправление. Значит, с минуты на минуту будет транспорт и для нас.

Я сошла с мотоцикла. Микаэль встал и достал из багажника сумку. Похожие на сладкую парочку, мы дошли до толпы на площадке, где он, поставив сумку на скамью, обдал меня и двадцать кубометров окружающей атмосферы зашкаливающим за все мыслимые нормы шквалом обаяния.

- Не скучай. Увидимся.

Махнув ладонью, он повернулся и пошел к мотоциклу.

- Это ведь не Кастор? - спросила Вероника.

- Это Микаэль, - ответила я.

- А, из вчерашнего происшествия в магазине? - вспомнила Светлана.

- Ну-ну, уже по рукам пошла, - шепотом, но громко резюмировала Наташа. - То один, то другой.

Микаэль сел и уехал.

Я ловила эмоции Игоря. Он спрятал их, оставив меня в пустоте одиночества - абсолютного одиночества, потому что из всех людей на планете, как никогда раньше, мне нужен был только он.

12. Архитектура яйцеголовых

Микаэль оказался не из тех, кто разбрасывается обещаниями.

Ровно неделю мы были честно предоставлены сами себе.

Неделя - срок, в который нас не надо было беспокоить вообще никому, необходимое самое тяжелое время, когда мы, не замечая, что едим и где спим, решали, чем именно будем заниматься.

Нам "на растерзание" отдали очень красивый ландшафт - заросшее хвойным лесом подножие горы с небольшим озером - и мы сразу поняли, что действительно перешли на следующий уровень. Все территории, где мы оказывались раньше, надо было украшать, то есть от нас требовалось всего лишь дать волю фантазии и ничем ее не ограничивать. Теперь задача стояла гораздо сложнее - не испортить.

Мы вытоптали все сугробы в радиусе полкилометра, несчетное количество раз проваливаясь в них с головой: нам была необходима наиболее полная картинка местности, запечатленная с разных ракурсов. Кто-то залезал на деревья - с обязательным последующим падением в снег - и давал обзор сверху, кто-то выкапывал в заснеженном склоне пещерки и показывал ландшафт оттуда. В тот период каждый из нас утратил свою собственную личность и стал всего лишь частью общего сознания, решающего одну задачу. Мы не спорили, не ссорились и даже не разговаривали, испытывали один и тот же азарт, осваивая новую позицию, и общее удовольствие, помогая друг другу залезть куда-то или откуда-то выбраться. Время единения. Редкий период счастья.

На седьмой день мы рассеялись по месту и вошли в "тишину", мысленно удерживая все детали ландшафта, построив таким образом сеть для фантазий - любых, плоских и объемных, красочных и блеклых образов, которые прилетят на эту приманку. Они долго не появлялись. Наконец кто-то, самый легкий и свободный, пропустил один крупный образ - жилую башню из искусственной скалы с крышей из крон деревьев - и в брешь, возникшую в данности, вслед за этим полились новые картинки, которые мы теперь только успевали расставлять по местам. Откуда-то появилось и предназначение нашего проекта, которое учителя уже придумали за нас, но нам не сказали (возможно, это часть экзамена на ориентацию в информационном пространстве) - биологическая научная станция, и все последующие детали уже были связаны с этим предназначением.

Занимаясь этим, мы вошли в состояние эйфории, когда все происходящее воспринимается волшебным и радостным, и с того момента наше творчество попало под контроль физиологии: как только количество эндорфинов в крови достигло предела безопасности, мы перестали воспринимать новые образы. Произошло это не одновременно у всех. Традиционно первыми "выпали" пятеро излишне эмоциональных, еще семеро продержались чуть дольше (в прошлый раз вторым этапом отключилось девять человек, значит, за год еще двое стали более сдержанными), и, наконец, один за другим из транса вышли последние шестеро - они и закрепили итоговую идею.

Итоговую, но не окончательную. Проект еще много раз будет доработан - но уже потом, на свежие головы. Не меньше пары дней он должен простоять нетронутым.

Настало время заняться бытом.

Мы разобрали, наконец, вещи, переоделись и собрались в бытовом модуле - пить чай, смотреть телевизор и ожидать каждый своей очереди к стиральной машине и в душ. Бытовой модуль был самым большим: он вмещал кухню, две душевые, две стиральные машины с сушилками и огромный двуугловой диван, на котором не очень свободно, но вполне комфортно помещался весь класс. Два жилых модуля, по три крошечные комнатки в каждом, обычно пристыковывались к его боковым стенкам и когда-то заселялись по гендерному принципу: мальчики в правом, девочки в левом. Мы с Вероникой и Светланой по привычке заняли комнату в левом модуле и только сегодня обнаружили, что в соседней уже неделю живут Алан, Шен и Барс ("Ну, понимаете, - смущенно оправдывался Шен, - все комнаты справа уже были заняты...").

После полудня в наш лагерь потянулись родители. Джеппо, сидевший у окна со стороны входа, время от времени объявлял, чья семья приехала, и тогда кто-нибудь, торопливо напялив теплый комбинезон, выходил к своим.

Я понимала, что никто меня не навестит. Знала и смирилась. Но ждала. Каждое объявление Джеппо, адресованное не мне, очень больно щелкало по сердцу, поэтому, когда он, радостно курлыкнув, выскочил из модуля к родительской машине, я испытала невероятное облегчение. Некоторое время я сидела на диване совсем одна и, чтобы не расклеиться, чертила карандашом в блокноте план жилого дома - это занятие с детства меня успокаивало.

Первой с родными попрощалась Вероника. Она вошла счастливая, и, раздеваясь, бросила мне на колени большой пакет, источающий аромат мандаринов.

- А кексы? - не выдержала я. Выпечка ее мамы поражала воображение.

- Да, персонально для тебя два разных вида.

Ой, как здорово!.. Здорово, что они обе есть.

Надо было выйти и поблагодарить, но машина Вероникиной мамы за окном уже поднялась над утоптанной площадкой и в следующий миг рванула вдаль.

- Передавай спасибо, - сказала я.

Отъезд первой машины словно послужил сигналом: через минуту все одноклассники повыходили из машин своих родителей и толпой ввалились в общий модуль.

- А что, - с порога громко спросила Наташа, - твой опекун так и не приехал? И этот... новый друг тоже?

Мой опекун научил меня, что вовсе необязательно отвечать на вопросы, на которые не хочется отвечать. Даже напрягаться не стоит.

- Зачем они тебе? - рассеянным тоном отозвалась я.

Кто-то хихикнул, а Наташа нашла только самый глупый ответ:

- Да так просто...

Уже стемнело. Все разобрали кружки, разлили кипяток и уселись кто где поедать родительские гостинцы. Лесь вспомнил про запись нового фильма в компьютере и, жуя пирог, принялся настраивать телевизор.

Выключилась сушилка с моими вещами, и я ушла в комнату, чтобы убрать их на полки и застелить постель.

Когда я вернулась, фильм уже начался. В ту же секунду Захар выключил верхний свет, но в короткое мгновение я успела увидеть то, чего никогда не должно было быть: Игоря, обнимающего Клару. Автоматически зажав боль, накатившую так стремительно, что в ушах зазвенело, и думая только о том, чтобы ее не выдать, я села на единственный свободный уголок дивана.