Украденное имя
(Почему русины стали украинцами) - Наконечный Евгений - Страница 39

Или наоборот… «а вон правдивый руснак, казак украинец породы малороссийской». Потому что тогда:

Наиболее выразительное свидетельство того, как уживались этнонимы «Русь» и «Москва» уже в послекозацкое время, дает нам автор «Истории Русов». Это произведение, которое назвали «Поэмой свободного народа», было написано где-то не раньше второй половины XVIII ст. и не позднее первой четверти XIX ст.[552] Автор этого произведения (относительно его личности у историков существуют расхождения) согласно вековечной в народном воображение традиции, которая сохранилась до конца XVIII ст., считает украинцев и белорусов одним народом, которые называются «русинами» в противоположность народу «московскому». Под «Украиной» автор «Истории Русов», наследуя Киевскую летопись XII ст., понимает территорию среднего течения Днепра и не распространяет этот термин на всю «Русь».

Из этого большого по объему произведения мы приведем отрывки, которые ярко подтверждают существующую противоположность между народами Руси и Московщины. Вот, например, речь винницкого полковника Ивана Богуна, которую он произнес после споры с Богданом Хмельницким на совещании в Чигирине:

«В народе Московском властвует отвратительнейшее рабство и невольничество в наивысшей мере, в них, кроме Божего и Царского, ничего собственного нет и быть не может, и люди, по их мнению, созданы якобы для того, чтобы в нем не иметь ничего, а только рабствовать. Самые вельможи и бояре московские титулуются обычно рабами царскими и в просьбах своих всегда пишут они, что бьют ему лбом; относительно же обычного народа, то все они полагаются крепостными, будто бы не от одного народа походят, а накупленные с пленников и невольников; и те крепостные или, как их называют, крестьяне обеих статей, то есть мужчины и женщины с их детьми, за неизвестными в мире правами и присвоениями продаются на торжищах и в жилье от владельцев и хозяев своих наравне со скотом, а нередко и на собак вымениваются, и продаваемые при том должны быть еще умышленно веселыми и выдаваться своим голосом, добротой и знаниями любого ремесла, чтобы через то скорее их купили и дороже заплатили. Словом сказать, соединиться с таким отвратным народом есть то самое, что броситься из огня да в полымя»[553]. В другому мест «Истории Русов» встречаем: «Войны же с Московиею суть неминуемые и бесконечные для всех народов, потому что, несмотря на то, что она недавно вышла из-под власти татарской, единственно через междоусобицы татарские, которым и ныне есть данница, не считая, что в ней все урядники и народ почти неграмотные и многочисленностью разноверований и причудливых мольбищ — подобятся поганству, а лютостью превосходят дикарей: не взирая, говорю, на невежество и грубиянство, нужно напомнить их придирчивость за самые мелочи и выдумки, за которые они вели бессмысленную и долголетнюю ссору и войны со шведами и поляками, заметив в переписке с ними что-то в словах неуместное, за что и между собой они непрестанно чубляца и тиранствуют, находя в книгах своих и крестах что-то не к порядку и не по праву каждого. Припомнить следует жадность их к властолюбию и посягательства, по которым присваивают они себе даже целые царства, империи Греческую и Римскую, похитивши на тот конец Государственный герб тех царств, то есть двуглавого орла, который за наследством будто бы князю их Владимиру, который был зятем царя Греческого Константина Мономаха, достался, хотя тот Владимир был на самом деле князем Русским Киевским, а не Московским… А доказано уже, что, где нет постоянной религии и добрых обычаев, там и правление постоянного быть не может, и Русаки ваши будут ползать между Москалями, как овцы между волками»[554]. Еще один пример, слова из выступления черкасского протопопа Федора Турского перед Богданом Хмельницким: «А Московские дары суть все в рогожах, то неизбежно и народ, живя с ними, доведенный до такой убогости, которая оденется в рогожи и под рогожи. И эти выводы суть верные и превышают всех оракулов в мире»[555]. Гетману Ивану Выговскому помешали снова приобщиться к Польше «суеверные старики, которые предпочитают лучше Московщину, чем Поляков и Турок, единственно через одноверство, хотя, что в ней столько вер, сколько у нас уездов, и друг друга преследуют и ненавидят»[556]. Автор «Истории Русов» говорит о краже этнонима: «Известно же потому что, когда-то были мы то, что теперь московцы: правительство, первичность и самое название Русь к ним перешли»[557].

Упоминание автора «Истории Русов» о религиозных распрях в России, имело в виду такое непонятное для украинцев явление как «старообрядчество». Сущность российского старообрядчества объяснил религиозный философ В. Соловьев: «Как известно, старообрядчество распространялось исключительно в северной и восточной России, то есть в пределах расселения великорусского племени. Старообрядцы, которые убежали от преследования и основали колонии на Украине (Стародубье, Витка и т. д.), никогда не смогли сделать свои поселения центром раскольнической пропаганды. Малороссы (а также и белорусы) оказались категорически недоступными для старообрядчества, которое вообще распространялось лишь там, где к российскому населению примешивался финский элемент; и чем гуще была эта примесь в данной местности, тем глубже укоренялось в ней старообрядчество (Беломорский и Олонецкий край, область средней Волги и нижней Оки и т. д.). Этот факт, в связи с основным свойством староверства — буквализмом, наводит на ту парадоксальную мысль, что единственное оригинальное у нас религиозное движение выросло не на российской, а на финской этнографической почве. В самом деле, это безусловное значение, которое староверы предоставляют внешнему чину священнодействия и букве священных книг, независимо от всякого смысла, как можно больше отвечает заклинательному магическому характеру религии, которое у какого-либо другого племени не находится в таком сильном проявлении, как именно у финнов»[558].

В 1605–1612 годах в Московщине настал период т. н. «смуты». Польско-казацкое войско гетмана С. Жолкевского заняло Москву, а земский собор выбрал царем польского королевича Володислава. Казаки принимали активное участие в следующих московско-польских войнах, которые длились в первой половине XVII ст., на стороне Польши. Тогдашнее отчуждение между населением Московии, а населением Поднепровья, удостоверяют факты етнонимики. «В XVI–XVII ст. ст. к украинцам Запорожья и Приднепровья, которые называли себя „русским“, „казацким народом“, „украинцами“, в России уживался большей частью термин „Черкассы“. Этот экзоэтноним как официальное название украинцев широко отразился в „Актах Московского государства“ (см., напр.: Т. I, Спб., 1890; Т. II, 1896; Т. III, 1901) и в других тогдашних письменных источниках»[559].

Существуют разнообразные этимологические теории относительно происхождения этого экзотического этнонима. Согласно первой, наиболее ранней, название это передала казакам горстка «черкесов», выходцев из Северного Кавказа. Г. Максимович, решительно отстаивая мысль о местном, украинском происхождении запорожского казачества, связывал происхождение этнонима «Черкассы» с названием г. Черкассы. Карамзин название «Черкассы» связывал с торками и черными клобуками. Существует взгляд будто этноним «Черкассы» происходит от осетинского слова «черкасс», что означает «орел». Другие твердят, что слово это греческого происхождения. В итоге можно сказать, что «употребляемый относительно украинцев Поднепровья этноним Черкассы остался необъясненным»[560].