Украденное имя
(Почему русины стали украинцами) - Наконечный Евгений - Страница 38

Как видим, здесь ясно и четко разграничивают три этнонима: „родомъ Москвитянинъ“, „родомъ Русинъ“, „родомъ Грекъ“. Это же наблюдаем в произведении „Богатая вина“ (1621 г.), где митрополиты Иларион и Клементий названы русинами в противоположность к монаху Пимена — москвитина[534]. Далее в этом же произведении рассказывается, как Иерусалимский патриарх ставил в укор казакам их недавние походи в Московщину, потому что „Москвины“ являются христианами»[535].

В одном антиуниатском полемическом произведении (1597 г.) говорится: «Нехай укажуть, коли который папежъ росказовалъ церковю греческою, московскою, рускою, шдейскимъ, перскимъ костеломъ, египетскимъ, и котрые суть въ Европе»[536]. В произведении «Литос», который вышел в Киеве 1644 г., сообщается, что «Москва не только поляков, но и русинов перекрещивает»[537]. Здесь речь идет об отличиях между русской православной и московской церквами. На эту тему имеем в тогдашних источниках много сообщений. Везде московскую церковь называют московской, а украинскую — русской.

В ходе полемики между Л. Кревзою и антиуниатским автором «Богатой вины» в качестве аргументов были употреблены летописи как русские, так и московские. Автор «Богатой вины» подчеркивает, что в нужном ему вопросе они совпадают, а потому истина за ним. Делает он это с помощью слов: «…почему все мы готовы довести не только русскими хрониками, но и московскими; откуда быстро выскажется правда, потому что писатели двух разных наций, с собой несообразных и издавна находясь в неприязни, соглашаются на одно»[538]. Украинский поэт XVI ст. Себастин Кленович в поэме «Роксолания» (1584) писал, что «славна Русь простирается… до темных московских лесов»[539].

Ни московское государство, ни московское общество не пользовались среди украинского населения симпатией. Вот как писал 3 июня 1598 г. епископ Ипатий Потий князю Константину Острожскому: «Хто жъ не ведаетъ, яко великое грубиянство, упоръ и забобоны суть въ народе Московскомъ»[540].

И в XVII–XVIII ст., своих северо-восточных соседей украинцы называют «москалями», а их страну «Москвой», «Московщиною», «Московиею».

Приведем некоторые отрывки из переписки администрации пограничных областей. В 1649 г. Юрий, роменский городовой атаман, в связи с какой-то кражей коней, пишет Дмитрию Ивановичу Кириеву, недригайловскому воеводе, так: «…через ваших Москалей Иванька и Степанька из Устрелца, которые в нас были в городе нашем на ярмарку…». И дальше: «А сие Москале скоро приехали…»[541]. В 1650 г. Мартин Пушкарь, полтавский полковник, князю Ивану Петровичу Пронскому, белгородскому воеводе, писал: «…прислал ты ко мне, Воевода, в Полтаву станічнова голову, Епіфана с товарищи для сыску Москаля Мишка, што збежал з Белгорода, воровство здолавши…»[542]. Здесь надо добавить, что в Московском государстве, в частности в XVII ст., украинских казаков и вообще украинцев официально называли «Черкассы» (единичное название — «черкашенин»),[543] о чем подробнее со временем.

Во времена гетмана Ивана Брюховецького (1666 г.) полтавские казаки жалуются на московского воеводу Якова Хитрова: «Велит москалям коней уставших брать у подводы по домам; сам стоит в доме у вдовы; начальных своих людей ставит по домам знатного общества; полковника, которого мы уважаем, будто отца, ругает скверными словами; какой товарищ придет к нему — глаза палкой выбивает, плюет, или денщикам велит выпихнуть в шею»[544].

В величайшем украинском историографическом памятнике казацкого времени (вторая половина XVII ст.) т. н. «Летописи Самовидца», как уже ранее говорилось, многократно и постоянно употребляется термин русь, русин, руский в значении «украинцы», «украинец», «украинский»; москва, московский в настоящем значении «россияне», «российский»[545].

В дневнике генерального казначея Якова Маркевича под датой — май 1733 г. встречаем упоминание об «некотором москвитине» в понятии россиянина[546].

В конце XVII ст., в 1674 г., в Киеве вышел из печати «Синопсис», первое печатное произведение из истории русского или, как объяснял автор, «славяно-российского» народа. «Синопсис» был составлен на основе хроники бывшего преподавателя Киевской академии Феодосия Сафоновича, доведенной до XIII ст. В следующих изданиях ректор Киевской академии Иннокентий Гизель взялся перередактировать это произведение в нужном московскому царизму духе. Гизель сделал «Синопсис» схоластическим трактатом, посвященным легитимным нуждам романовской династии в ее отношениях с Польшей. В частности он обратил особое внимание на термины «Москва», «москаль». Гизель придумывает басню о существовании первопредка, внука Ноя, шестого сына Яфета, библейского Мосоха (Мешеха)[547] «для более удобного объяснения Москвы, москалей и, очевидно, для большей их славы»[548].

«Синопсис» попал в царскую библиотеку и стал наиболее популярным учебником истории в «Московском государстве». Издавался он около тридцати раз, последнее издание вышло в 1836 г. К этому изданию митрополит Евгений написал в предисловии: «книга сія, по бывшему недостатку других российских историй книг печатных, была в свое время единственной оной учебною книгой». Везде повторяется басня про Мосоха, которая воспринималась с пониманием необходимости объяснить происхождение этнонима «москаль». За «Синопсисом» басню про Мосоха повторяли все московские историки XVIII и начала XIX ст. В 1728 года известный украинский казацкий летописец Самийло Величко на основании какой-то давней рукописной книги составил сборник «Космография», где, в частности, есть раздел об «Преславном царстве Московском». Это очень интересный раздел, учитывая те сведения, которые имели в своем распоряжении украинцы о государстве, народе, к которым стала принадлежать часть Украины (Левобережье) из середины XVII ст. «Пущи лесные великые, страшные, а въ нихъ зверей всякихъ розныхъ несказаемое множество. Зверинихъ ловцовъ негде смишленейшихъ и мудрнйшыхъ нетъ, якъ московские люде»[549]. «Въ Московскомъ государстве училищъ книжныхъ философскихъ рознихъ не бывало… Женское тамъ житіє вельми нужное, все взапертю въ домахъ сидять, а которая нескрытымъ обычаемъ живетъ, то за добрую и честную жену не имеють». И дальше: «питіе ихь: пиво, медъ, вино горячее, пьютъ слишкомъ…»[550].

Знаменитый представитель барочного стиля в украинской литературе XVIII ст. Климентий Зиновиев посвятил один из своих стихов «иноверности» между «мужем и женою». Писатель предостерегает, что в супружеской жизни, где мужчина и женщина исповедуют разную веру, не будет согласия.

Может случиться, что оба благочестивых (православные) и не «единых людей породы» и тогда тоже жизнь не будет: