Одноглазый Сильвер, страшный разбойник с острова Фельсланда
(Повесть) - Вяли Хейно - Страница 23

В кухне было жарко, как в аду. И какие ароматы оттуда доносились!

— Мар-р-рианна, здррравствуй! — пророкотал попугай и уселся на занавеску.

— Боже праведный — занавеска! — закричала Марианна и схватилась за мухобойку. Старина Плинт крякнул и с ловкостью мышонка полез вверх по занавеске и укрылся за карнизом. Здесь он был в полной безопасности.

— Черти и преисподняя, Марианна! — крикнул попугай и выглянул одним глазом из-за карниза. Марианна только этого и ждала, чтобы снова схватиться за мухобойку. Конечно, она промахнулась и поэтому рассердилась еще больше. А старине Плинту только это и надо было. Он заикал от смеха.

У Марианны в духовке пеклось печенье, и ей было некогда охотиться за попугаем. В ту минуту, когда она вынимала из духовки противень с печеньем, старина Плинт молниеносно слетел на кухонный стол, схватил в клюв печенье и также молниеносно спрятался за спасительным карнизом. Когда Марианна ставила противень на стол, за карнизом раздалось похрустывание, и на подоконник градом посыпались крошки.

— Ой, несносное существо! — крикнула Марианна. — Теперь-то я доберусь до тебя! — И забыв про печенье, она схватила мухобойку и залезла на кухонный стол.

— Чер-рт, чер-рт, пр-реисподняя! — закричал попугай и выронил печенье. Марианна шарила мухобойкой между стеной и карнизом, но хитрая птица проворно спустилась по занавеске и прыгнула в противень с печеньем. Марианна хотела столкнуть его ногой, что-то посыпалось со стола на пол, а попугай уже качался над плитой на веревке. Марианна швырнула в него мухобойкой, но, конечно, опять промахнулась. Плинт вращал глазами и просто рычал от восторга, а Марианна спрыгнула со стола, сорвала с крючка кухонное полотенце и свернула его в жгут.

Старина Плинт лишился двух хвостовых перьев, а Марианна проиграла битву.

Тем временем очень довольный собой ядовито-зеленый хулиган вихрем вылетел в кухонную дверь.

Настало время искать примирения с Одноглазым Сильвером, но попугай решил раньше посмотреть, как дела на дворе. Конечно, ему тут же бросилась в глаза сверкавшая на солнце стеклянная банка. Попугай уселся на ее край. То, что он увидел в банке, так поразило его, что он не смог вымолвить ни слова. Он изучал содержимое банки со всех сторон то одним, то другим глазом.

— Пр-реисподняя, — крикнул он и наклонился.

— Пр-реисподняя! — и принялся ругаться по-попугаичьи.

— Преисподняя, черепаха средь бела дня прохлаждается в пижаме! Какое неприличие, какое падение нравов, темная ночь в джунглях и завывание гиены! Ничего подобного не видывал и не слыхивал. Фу-фу-фу, какой стыд показываться в нижнем белье!

Старина Плинт возмущался и бранился, но жаба Порру была так измучена жарой, что равнодушно пропускала мимо ушей проповеди пернатого блюстителя нравственности. Только все ниже и ниже склоняла голову.

— И глаз не открываешь! — бушевал попугай. — Неслыханное дело! Что я могу об этом подумать? — Он немного подумал, и решил, что додумался.

— Черт! — рявкнул он и продолжал на своем языке: — Да ты же пьяная, черная ночь в джунглях и завывание гиены, пьяная, как боцман с «Хильдегарт» Вениамин второй Коротышка. Как Вениамин второй Коротышка, ты спустила в корчме свою робу и теперь прикрываешься стаканом! Бессовестная черепаха, ты бы хоть прикрыла свою наготу тростниковым поясом, как, бывало, делал забулдыга Вениамин второй Коротышка!

Ой, стыд, ой, позор, ой, падение нравов — черепаха налакалась пальмового вина! — Старина Плинт презрительно нахохлился и тут вдруг увидел кусковой сахар.

— И того не легче! — прокричал он. — Черепаха валяется среди кусков сахара! Что бы сказали на это мои покойные предки? Всякому нахальству есть предел! — сказали бы они и были бы правы.

Попугай спрыгнул в банку и схватил кусок сахару. Не теряя времени, он тут же склевал все четыре куска и, хотя был уже сыт по горло, но от жадности подобрал и печенье. От этого его брюшко отяжелело, он только пыхтел и не мог произнести ни слова. Поэтому он укоризненно покачал жабе головой и полетел мириться с Одноглазым Сильвером.

А тем временем пришли Катрианна и Мальвина. Девочки приблизились на цыпочках, задыхаясь от восторга, любопытства, и остановились, пораженные.

— Господи! — прошептала Малышка.

— Господи! — прошептала Катрианна. Они посмотрели друг на друга, сияя от счастья.

— Хи-хи, она съела все до крошки!

— Бедняжка, так долго голодать!

— И как славно она теперь спит!

— Да, но она за это время ничуть не подросла, — печально сказала Катрианна.

— А ей и не надо расти, — возразила Мальвина. — Она же заколдована. Теперь-то я в этом уверена, хи-хи!

— Я всегда была в этом уверена! — заявила Катрианна. — Только вот… когда она избавится от колдовства?!

— Ночью! — твердо заявила Малышка.

— Обязательно ночью! Завтра утром она уже будет принцесса! Хи-хи.

Девочки опять посмотрели друг на друга сияющими глазами.

— Да, Малышка, но это не совсем хорошо! — наконец сказала Катрианна.

— Если она ночью превратится в принцессу, то как же быть? Принцессе нельзя ночью оставаться на дворе. Она может простудиться и потом это же невежливо! Тут было над чем призадуматься.

— Но в комнату ее тоже, наверно, нельзя отнести? — спросила Малышка.

— Ни в коем случае! — согласилась Катрианна. Они снова задумались, и тут Катрианна сказала:

— Малышка, я знаю, что делать. Мы спрячем ее на ночь в бане. Это во всех отношениях хорошо. Там ей никто не помешает. И кроме того, мы подопрем дверь колом, чтобы она не удрала, пока мы спим. Я слышала, что принцессам иногда бывает ужасно скучно и тогда они только и думают, как бы удрать, даже с пиратского корабля.

Малышка хихикнула и, таким образом, важный вопрос был, наконец, решен.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

«Пойдем, пожелаем принцессе доброго утра!» Мальвина шмыгает носом. Дочь пирата идет к Одноглазому Сильверу. Страшный пират смотрит на дело с точки зрения пуза Вильгельма Крогманна. Распределяются вилки и ложки. Марианна решает хорошенько вымыть банку щелоком.

— Катрианна! — Мальвина, стоя в одной ночной рубашке, будила спящую подругу. — Вставай, ну вставай же!

Катрианна спросонок встала на постели на коленки. Солнечный луч на полу был совсем не там, где, просыпаясь, она привыкла его видеть. В доме царила непривычная тишина. Лишь из кухни доносились шаги Марианны да поскрипывание печной дверки.

— Катрианна! — шептала Мальвина. — Вставай скорее! Пойдем, пожелаем принцессе доброго утра!

— Ох, — вздохнула Катрианна, зевая. Но тут же совсем проснулась, скинула одеяло, и обе на цыпочках выскользнули из комнаты.

— Хи-хи, ты только посмотри, Катрианна, какая еще рань! — изумилась Мальвина. — И как красиво, хи-хи!

Но Катрианне было не до утренних красот. Она схватила Малышку за руку и в своих развевающихся рубашках они, как две розовые феи, помчались к бане. Здесь они остановились у дверей и, улыбаясь, посмотрели друг на друга.

— Хи-хи, — хихикнула Малышка. — Может, сначала заглянем в окошко?

Катрианна закусила губу.

— Нет. Это невежливо, — заявила она. Они прислушались. Потом Катрианна глубоко вздохнула и открыла дверь. Держась за руки, девочки на цыпочках вошли в предбанник и, задыхаясь от волнения, опять посмотрели друг на друга.

— А если все-таки заглянуть в окно? — прошептала Катрианна.

— Хи-хи, да ведь это невежливо? — прошептала Мальвина.

Дверь в парилку была закрыта, но кол, подпиравший ее с вечера, сейчас валялся на полу. Это был плохой признак, даже очень плохой.

Опасения подтвердились: баня была пуста. Здесь не было ни души, но, что всего удивительнее, — исчезла банка.

Девочки растерянно сели на порог.

— Во всяком случае она расколдовалась! — рассуждала Малышка. — Если бы нет, то была бы здесь, а потом ей стало скучно, она немножко подергала дверь, кол упал, и она вышла из бани.