Чудес не бывает - Жаков Лев Захарович - Страница 34

Несколько дней я не ходил на тренировки. В одно утро я проспал, и явился на место позже обычного.

Компания окзалась на месте, но не при деле: затаив дыхание, слушали рассказ возбужденного до предела Мики. Вернее, слушали девчата, а Тики смотрел в сторону, скучая, и уверенно жонглировал какими-то сучками. Весьма уверенно.

Вид, правда, у него был усталый, глаза красные.

Все ясно, не спал.

–Молодец, - сказал я, подходя.

Он вздрогнул, но - однако! - контроля над предметами не потерял. Тренировался он очень много эти дни, понял я. Вспомнилось, что мы не виделись почти неделю.

–Как дела? - спросил я.

–Нормально, - ответил он. В его голосе звучала определенная уверенность в себе.

–Опять Мика байки травит? - спросил я, улыбнувшись. Напряжение на его лице спало:

–Врет, - махнул он рукой.

Я подсел к девчатам, изобразив общий кивок, и стал слушать.

–А потом он полетел! - Мика даже руками себе помог, чтобы донести до слушателей весь ужас описываемого. - Так присел чуток, ногой левой, целой, оттолкнулся, как будто топнул, и кааак прыгнет! Кааак полетит за ними! Они - бегом от него! А он летит и воет так (Мика изобразил вой): отдайте мою голову! Они пересрались и кинули ему голову. Он поймал ее, нахлобучил на лету прямо на шею и дальше летит: отдайте мои деньги! Они кинули в него деньгами, а он приземлился и давай собирать, все до монетки, а они и успели убежать, пока он считал. Потому что если упырю дать чего-нибудь такого, горсть крупы, например, или мелких камешков побольше, так он до утра будет считать и собирать, а утром к себе в могилу вернется.

Закончив, Мика горделиво оглядел публику.

Я воспользовался случаем для выяснения некоторых вопросов: какое-то смутное подозрение возникло и мешало отнестись к рассказу как к очередной байке.

–А кого конкретно упырь покусал, ты знаешь?

–Да я все своими глазами видел! - обидевшись, взвыл Мика. - Тех самых парней и покусал, что на нас с Тики наезжали, ну, которые Крысу забили! - он посмотрел на друга и добавил: - Извини.

–Ладно, - буркнул Тики.

–Кто-нибудь из них умер? - продолжал интересоваться я. - Какого рода раны нанес им упырь? Они заболели, сами стали упырями?

Мика задумался, вспоминая.

–Э… Вроде, за шею кусал, - промямлил он. - У них на шее такие дырки, кровь текла… Не, вроде не болеют, крепко выглядят…

–Я начало пропустил, расскажи еще разок, как дело было. Значит, ты встал, пошел ночью на кладбище, упырь вылез и сразу в лес пошел?

–Ну да.

–А тебя не заметил?

–Нет.

–Значит, пошел в лес? Где никого нет? Вместо того, чтобы тут же, на месте, покусать тебя, живого, теплого?

–Я же спрятался, - отбивался Мика, чувствуя, что его поймали.

–Они же чувствуют человека, - поддразнил его Тики. - Забыл?

–Забыл, - вздохнул Мика, и девушки рассмеялись:

–Так ты наврал нам, доблестный Мика!

–Ну так… - смешался он.

–А откуда, если честно, узнал про упыря? - не сдавался я.

Мика погрустнел.

–Да парни эти прямо к солдатам жаловаться побежали… Мимо нас же… Я слышу утром вопли, в окно как гляну - бегут, по рубашкам кровь, на шее, они воют… Ну, я за ними… Подслушал под окнами, как они рассказывали… Они зачем-то ночью в лес пошли, он там на них и напал…

–Охотиться ходили, - пояснил угрюмо Тики. - Они оленей стреляют…

–Запрещено же! - возмутились подружки.

–Так, - сказал я. - Девчата, вы уже закончили тренировку?

–Мы - да, - с намеком ответила Линда.

–Тогда идите, пожалуйста, в Школу, я вас догоню.

Когда они ушли, я повернулся к Тики.

–Ну что, посмотрим, чему ты научился?

Он кивнул, не отрывая взгляда от земли. Даже сквозь защиту я чувствовал его смущение и напряжение.

Провести проверку так, чтобы он не догадался о моих подозрениях - а то еще обидится, - оказалось сложно. Я так и не придумал ничего, только выяснил, что мальчишка способен поднимать крупные и тяжелые предметы и свободно манипулировать ими. На редкость, подозрительно свободно.

Пришлось отпустить его с миром и возвращаться в Школу в глубокой задумчивости. Догадка сама собой превращалась в уверенность, и я ничего не мог с этим поделать. Некрасиво подозревать человека без должных к тому оснований, но я чувствовал, что это его рук дело! Не бывает вампиров!

В безысходной тоске от невозможности что-либо предпринять, я решил навестить деда. Попью чаю и забудусь, мнилось.

Арбин, шевеля бородой, вчитывался в толстый седой фолиант.

–Заходи, устраивайся, - махнул он рукой. - Чайник сейчас закипит, ты завари там, если хочешь, и сиди, я скоро буду.

–Да я, собственно, просто так, - сказал я, закрывая дверь, и, мельком глянув в его книгу, прошел к креслам у камина. - Привет, дед.

Арбин читал про вампиров.

Я сел, вытянул ноги и задумался. Помешались все на вампирах, что ли? И чем, интересно, я займусь после Школы? Уйти уйду, а чем жить буду? В Мирандол возвращаться не тянет. В Школе остаться? Увольте. Странствующим магом не хочется, хлопотно очень. Придворным? Служить бы рад, прислуживаться тошно. Открыть лавочку по торговле приворотными зельями? Не мой стиль, да и стартового капитала, опять же, нет. Тоска, ох, тоска наша колдовская жизнь!

Я обернул медную ручку чайника тряпкой и снял пузатого друга с огня. Заварил чай, поставил толстого на подставку у камина, чтобы не остывал. Налил в чашку душистую жидкость и уселся обратно думать.

Хотя сколько можно думать об одном?

В смысле, думать можно бесконечно, да только надоело.

И я стал просто сидеть.

Дедов кабинет всегда поражал меня сочетанием размера с уютом. Огромное помещение, потолок теряется где-то наверху, свет до него не доходит, и только по ощущению уюта и тепла догадываешься, что потолок все же есть. Оттуда, из темноты, свисает длинная цепь с тяжелой старинной люстрой - железное кольцо, по окружности которого - множество свечей. Если запрокинуть голову и долго смотреть вверх, на это светящееся кольцо, начинает казаться, что оно висит само по себе. Поздней осенью, когда особенно свирепствует ветер, люстра покачивается и кружится, отчего комната наполняется дрожанием желтых пятен. Около дверей, боком к ним, так что правым глазом дед видит входящих, стоит огромный стол, за которым дед частенько читает интереснейшие книги. Иногда он позволяет мне в них заглянуть, но почитать никогда не разрешает. Камин сделан в стене напротив дверей, но так как кабинет не прямоугольный и даже не квадратный, а какой-то угловой, то от дверей видно только самого деда, если он сидит в своем кресле, а того, кто сидит во втором, напротив деда, обычно скрывает высокая спинка. Остальные стены помещения заняты в произвольном порядке книжными шкафами, окнами, диванами, коврами, ковры же заняты коллекциями зверей, шкур и картин, а диваны - подушками и мохнатыми пледами. "Я люблю отдохнуть прямо за работой", - говорит дед, но я, например, никогда не видел, чтобы он когда-нибудь пользовался своими диванами, подушками и пледами, обычно за него это делал я, или Эмир, или кто-нибудь еще. Ужасно приятно было лечь на такой диван, чтобы видеть, как дед шагает по кабинету, мыча себе под нос что-нибудь, бормоча или напевая, то садясь за стол и хватаясь за перо, то отбрасывая в перо и снова принимаясь ходить, дергая себя за бороду, или залезая в шкаф по пояс и роясь там, поднимая пыль. Головой на плюшевую подушку, и если поерзать по ней щекой, то она тебя мягко почешет коротким ворсом, а если укрыться с головой, то другую щеку будет кусать отрастивший длинную шерсть плед. И глаза потихоньку пощипывает, и веки начинают тянуть вниз, и спускаются ниже, а так как лежишь на боку, то веки, как двери, закрывают реальность, а на их внутренней поверхности сначала ходят желтые и фиолетовый пятна, потом картина расширяется, приобретает линии, знакомые черты - и начинается сон… И остается от кабинета только мягкий запах пыли, плюша, чая…