Голос Лема - Дукай Яцек - Страница 64

Потом она проверила время соединения — почти час. Дольше всего.

Она налила себе спиртного в пропорции один к одному. Когда Марыси не было дома, Кинга пила больше, при дочери сдерживалась. Потягивая обжигающую горло жидкость, она напряженно думала, потом доливала виски с колой и продолжала думать дальше — зеленый светодиод за это время мигнул трижды, то есть прошло больше трех часов. За минувший год она проанализировала все возможности, включая безумный вариант, что Ромека похитили, но у него есть доступ к телефону. Все это казалось бессмысленным.

В конце концов она решила, что ей делать, и, прежде чем погрузиться в пьяный сон на диване, пообещала себе, что именно так и поступит.

Зигмунт сменил номер телефона, но Кинга упросила секретаршу, чтобы та дала ей новый. Позвонив, она попросила о встрече. Зигмунт продал фирму и теперь занимался чем-то другим, но нашел время для жены бывшего коллеги. Они встретились в кафе на улице Новый Свят.

— А ты похудела, — вежливо заметил он.

— Скорее постарела на десять лет, — ответила она. — Впрочем, рада, что заботишься.

Он молча проглотил ее слова.

— Как жизнь? Устроила свои дела?

— Не особо. Честно говоря, я так и не смирилась с его смертью.

Зигмунт явно пребывал в замешательстве. Возможно, он чувствовал себя виноватым — в конце концов, именно он послал Ромека на ту конференцию. Впрочем, об этом Кинга ни разу не думала.

— С подобным тяжело смириться, — Зигмунт крутил в руке стакан с кофе латте. — Иногда требуется немало времени…

Банальность, но вполне понятная. Анализировать его слова она не собиралась.

— Я не смирилась. В буквальном смысле. Я верю, что он жив.

Зигмунт удивленно взглянул на нее, словно на старого друга, который вдруг заявил, что верит в гномов. Он хотел что-то сказать, но Кинга его опередила. Достав из сумки Это, она положила его на стол. Как раз в этот момент мигнул светодиод.

— Знаешь, что это?

Ей хватило взгляда Зигмунта в качестве ответа. Он коснулся матового корпуса.

— Я сменил профессию, — помолчав, сказал он. — Теперь торгую красками.

— Но ты знаешь, что это такое?

Зигмунт сглотнул, но не кивнул, хотя ему этого хотелось.

— Мы закрыли проект, но Ромек настоял, чтобы его продолжить, и полетел в Лондон искать инвесторов. Это была его инициатива, для него это было очень важно. Ему не удалось никого убедить, а потом — та трагедия… Ты должна взять себя в руки и начать новую жизнь. Нельзя жить в подвешенном состоянии. Начни сначала.

Он коснулся ее руки. Кинга покачала головой.

— Не знаю, что правда, а что нет, — сказала она. — Он… Ромек иногда мне звонит. Вчера тоже звонил. Мы разговариваем. Не могу этого объяснить. Несколько разговоров я записала в качестве доказательства. Я пыталась отдать их полиции, но ко мне отнеслись как к сумасшедшей, обезумевшей от потери мужа. Но я знаю — он жив, он где-то в больнице, может в тюрьме. Когда об этом думаю, мне кажется, что я брежу. Но, когда он звонит, я верю, что он жив. Я же с ним разговариваю.

Кивнув, Зигмунт быстрыми глотками допил латте, словно лимонад, и встал.

— Мне пора, — сообщил он голосом человека, получившего наконец возможность выйти из неловкого положения. — Работа.

Бросив еще один быстрый испуганный взгляд на Это, он вышел, не оглядываясь. Кинга увидела прижатую стаканом банкноту в десять злотых и сперва не знала, повод ли это для обиды, но решила не обижаться — все равно это не имело значения, поскольку встречаться с Зигмунтом она больше не собиралась.

Положив вторую банкноту под блюдечко своего эспрессо, она убрала Это в сумку и вышла.

На следующий день Кинга не выдержала. Когда позвонил Ромек, она уже выпила три стакана и кружила по дому, держась за стены. Она потребовала, чтобы он сообщил ей, где находится, либо перестал звонить. В ответ он лишь сказал «извини» и отключился. Расплакавшись, она кричала в мертвый телефон, что не это хотела сказать и отказывается от своих слов, пусть он позвонит снова.

Кинга выбросила в мусорное ведро наполовину опорожненную бутылку «Олд Смаглера», но тут же снова ее достала и поставила на место, зная, что единственное, чего ей может стоить попытка избавиться от виски, — поход в ночной магазин. В ту ночь она больше не пила.

Утром, а точнее около полудня, поскольку была суббота, она придумала новый план действий и отыскала номер Марека — единственного, кто мог ей поверить. И даже если бы не поверил, тогда он был с ней, и она ощущала с ним некую связь. Неважно. Она просто хотела попросить его о помощи. Репортер знает больше, чем обычный человек, — должен знать, так как первым оказывается там, где что-то происходит.

До этого она звонила в два детективных агентства. В обоих ей отказали, что, в общем-то, свидетельствовало о них с лучшей стороны: не хотелось вытягивать деньги у вдовы, которая рассказывает о муже, чудом спасшемся в катастрофе и находящемся где-то в плену, но с неопознаваемым телефоном под рукой. Она решила, что не станет отбивать у Марека охоту с ней общаться подобным рассказом. Просто скажет, что хочет встретиться, а потом все будет проще.

Она удержалась от соблазна выпить для храбрости. Требовалась ясность ума, чтобы быстро представиться, — прошел год, и он мог ее забыть. Подготовив напоминание из двух фраз, она набрала номер. Ответила женщина, голос которой звучал так же измученно, как и ее собственный.

— Здравствуйте, меня зовут Кинга Беднаж. Могу я поговорить с Мареком?

— Марек… его больше нет.

К этому она не была готова.

— Как нет?.. — с трудом выговорила она.

— Его убили, — голос на другом конце был едва слышен.

— Когда это случилось? Кто?..

— Год назад. В ночь после той катастрофы, — прошептала женщина. — Его убили за фотографии, которые он тогда сделал. И все забрали.

Значит, Марек жил один.

— Кто вы?

— Мать. Я его мать, — она бросила трубку.

Весь остаток дня и вечер мысли Кинги вертелись вокруг возможных теорий заговора. Марека убили, а Ромека взяли в плен, поскольку оба знали, что стало причиной катастрофы, — это явно не был несчастный случай. Ромек единственный остался в живых, и его взяли в плен, что было несложно, поскольку большинство тел не удалось опознать. Никто не считал пальцы, берцовые кости, ботинки. Его ДНК там не обнаружили.

Кинга задумчиво направилась в кухню и лишь перед шкафчиком с бутылками поняла, зачем ее привели сюда ноги и звериный инстинкт. Нет, пить она не станет. Действительно не станет. Открыв шкафчик, она бросила бутылку в ведро, а потом для надежности, чтобы не передумать, пошла вынести мусор.

Вечером она сходила в ночной магазин и купила новую бутылку «Олд Смаглера», литровую. После долгой борьбы все же сдалась и отвернула пробку. Впрочем, это было легко предвидеть — куда унизительнее рыться в контейнере в поисках бутылки, выброшенной утром.

Ромек не позвонил. Ничего удивительного: он звонил нерегулярно, иногда приходилось ждать два дня, иногда восемь. Кинга жила в постоянном ожидании. Но теперь все было иначе — она напивалась в одиночку, полулежа на диване перед выключенным телевизором и мигающим раз в час Этим. Телефон лежал под рукой — больше всего она боялась, что Ромек больше никогда не позвонит. Этого она не смогла бы себе простить — после того, что ему наговорила.

Телефон зазвонил около пяти вечера. Это была Марыся, которая только что вернулась из лагеря и не застала мать на стоянке, куда приехал ее автобус. Кинга взяла такси. Разговор со старшей группы закончился после нескольких слов, когда та почувствовала запах алкоголя. Объясняться Кинга не собиралась.

Они возвращались на такси молча. В основном, пожалуй, потому, что Кинга не хотела, чтобы водитель заметил, что она пила. Будто он этого не знал.

— И как там? — спросила она в лифте.

Марыся пожала плечами.

— Да так.