Царь горы (СИ) - Романова Наталия - Страница 4

- Да, мой господин.

- Как скажите, мой господин.

Она закатывает глаза и облизывает губы, единственное, что она не сказала - это «трахни меня», но эти слова абсолютно лишние, и будь это кто-нибудь другой, я бы уже давно трахал её.

На парковке, в лифте, в пустынном коридоре продолжается это издевательство над моим уже взорвавшимся либидо. Не помню, когда в последний раз у меня так тряслись руки и подгибались ноги от желания переспать с кем-нибудь.

В просторном холле своей квартиры я бросаю ключи на узкий и длинный комод, стоящий вдоль стены под вешалками и, замешкавшись, врезаюсь в Киру. Верней, так я думаю, потому что, через мгновение становится очевидно, что это она врезалась в меня, специально вдавливаясь в меня всем телом.

- Мой господин накажет меня?

Всему есть предел, знаете ли, и моему терпению тоже, так что я просто хватаю её за волосы и целую так, что у меня кружится голова. Она целует меня в ответ, трётся, стонет и просит ещё. И это настолько фантастическое чувство - ощущать Киру в своих руках, она настолько гибкая и одновременно мягкая, податливая.

Её бормотание про господина, прочие глупости, сносят остатки моего самообладания, так что я просто сдёргиваю с себя ремень, быстро перетягиваю ей руки на запястьях и перекидываю его через вешалку так, что она не может пошевелить руками, её попка немного приподнята над гладкой поверхностью комода, она как бы подвешена в таком положении. И ей чертовски неудобно, я знаю это. Но не она ли просила наказать её или опускала глаза, шепча «господин»?

Влага между её ног лишает меня остатков самообладания, как и её стон, пока я провожу пальцем по складочкам, так что я просто вхожу в неё сразу, резко, на всю длину, прижимая её к себе, чтобы ещё глубже, и ещё. Через пару фрикций сознание начинает возвращаться ко мне, не так уж и быстро, как следовало бы в такой ситуации.

Первое, что я вижу - огромные зрачки, и задаюсь вопросом, какую же дурь она употребляла, а второе, что я понимаю - это не от дури. Это - от боли.

Ей просто больно, потому что я только что лишил невинности, сорвал целку, как хотите, назовите, младшей сестре своего друга, и ей, блядь, больно прямо сейчас. Я точно знаю, что ей больно, я вижу, как она морщит нос, я даже вижу слёзы у неё в глазах, и думаете, это останавливает меня? Нет. Думаете, мне становится стыдно или неприятно? Нет.

Потому что я точно знаю, что существует точка невозврата, потому что она дразнила, соблазняла меня целый вечер, потому что у меня не было секса два месяца, потому что я так чертовски зол на Киру и её выходку.

Потому что всё, что я хочу - это трахнуть её, и делаю это. Не заботясь о том, больно ей или приятно. Я просто вколачиваю себя в неё, не церемонясь, на всю длину, так, как хочу этого я, пока не кончаю с победным стоном, и только тогда отвязываю Киру и говорю.

- Сходи в ванную, тебе надо помыться.

И разворачиваясь, иду на лоджию курить, только мельком глянув, как перегибается девушка от боли, а потом, немного покачиваясь, идёт в сторону ванной комнаты, поправляя на ходу платье.

Часть вторая

С силой распахнув окно лоджии, я курю и пытаюсь привести мысли хоть к какому-то общему знаменателю. Нет, я не задаюсь вопросом «что это было?» или «как это произошло?», я прекрасно понимаю, что буквально две минуты назад вытащил свой член из младшей сестры своего друга, что я лишил её девственности, трахнул её, жёстко, и, не церемонясь, отправил в ванную комнату, даже не поинтересовавшись, в порядке ли она. Потому что очевидно - она не в порядке. Я - не в порядке.

Я прекрасно понимаю, как это случилось и почему.

Два месяца без секса. Два. Месяца.

Но я не слишком понимаю, что теперь делать. Я должен чувствовать себя виноватым, раскаиваться, должен искать пути отступления, но нет - я не чувствую ничего подобного.

Единственная моя мысль - «Дерьмо».

- Хм, - раздаётся за моей спиной. Женское. Тихое.

Кира стоит рядом, в том же платье, что было на ней. Да и откуда она возьмёт другое? И спокойно спрашивает меня:

- Дай закурить?

Я не очень люблю, когда девушка курит, да, я знаю, что это личное дело каждого, и это шовинизм, я согласен с тем, что это не моё дело, но эй, мне просто не нравится, когда девушки курят.

- На, - я протягиваю пачку сигарет и смотрю, как она затягивается от моей зажигалки.

Потому что странно читать лекцию о вреде курения младшей сестре своего друга, если ты несколькими минутами ранее буквально сжирал её губы и вколачивал себя в неё с такой силой, что рубашка на спине до сих пор немного влажная от пота.

- Как ты? - я просто не знаю, что сказать, что вообще говорят в таких ситуациях?

Ты была хороша? Мне было хорошо? Давай останемся друзьями? Мне нужны мои яйца?

- А, да... так, - она затягивается и выпускает струйкой сигаретный дым прямо в молочную белизну летней ночи. - Мне надо домой? - отчего-то это звучит как вопрос, при этом её явно заносит, и она почти падает и почти встречается носом с косяком двери на лоджию. Почти, потому что я её ловлю, ставлю на ноги и отвечаю:

- Иди спать, - махнув неопределённо рукой в сторону комнаты. Моей спальни.

Там стоит огромная кровать, так что не думаю, что она перепутает комнаты или не поймёт, где именно ей надо лечь спать, пока я докурю свою сигарету, а лучше выпью.

- Я не могу спать в этом, - заявляет Кира, и я вынужден с ней согласиться, спать в этом платье - не лучшая идея, так что я кидаю в неё одной из своих футболок и крепко закрываю дверь в комнату.

В ванной комнате, стильной и чертовски дорогой, среди чёрного кафеля, натурального камня и зеркал, на хромированном полотенцесушителе висят трусы. Женские трусы.

Ну, как трусы, трусики. Вернее, пара верёвочек и треугольник кружев, которые женщины почему-то называют нижним бельём. Я вовсе не против красивого женского белья, я - за. За всё это разнообразие стрингов, слипов и шортиков, хлопковых, шёлковых, кружевных, но видеть это на своём полотенцесушителе? Целомудренно свешенные малюсенькие трусики невинно-розового цвета - это как удар под дых, как напоминание - тебе пиздец.