Реквием патриотам (СИ) - Сапожников Борис Владимирович - Страница 45

- Они сами находят тебя, - усмехнулся я. - Но я уважаю твой выбор, Кэнсин. И очень жалею, что не сделал подобный несколько лет назад.

Мы распрощались и я зашагал к внушительному зданию министерства, а Кэнсин - куда-то еще, где его ждали друзья. Я наводил о нем справки и старался все время держать его, что называется, в поле зрения, поэтому знал - вокруг него образовалась небольшая, но очень сплоченная группка достаточно интересных молодых людей.

- Беееее, - протянул Яхико, демонстрируя Каору свой длинный язык. - Хуже еды я никогда не ел!

- Не нравится, - буркнула девушка, - готовь сам. Саноскэ, не смей есть порцию Кэнсина! - тут же окликнула она мастера рукопашного боя, склонного к уничтожению всякой еды, оказавшейся в пределах досягаемости его достаточно длинных и тренированных рук.

- Эта еда просто отвратительна, - поддержал мальчика Сагара Саноскэ, - я не хочу, чтобы Кэнсин ею отравился.

- Кто тут хочет отравить меня. - В додзе вошел сам Кэнсин, на чью еду только что покушался Саноскэ. - Я слишком хочу есть, чтобы еще чувствовать вкус еды, - сказал он и сел за стол.

- И ты туда же! - вскричала Каору. - За это ты будешь мыть посуду!

Кэнсин пробурчал что-то с набитым ртом, но взбешенной Каору ответ и не требовался. Она вихрем вылетела из комнаты, оглушительно хлопнув фусума. Саноскэ и Яхико рассмеялись.

- Ты опять подрядился на женскую работу, - отсмеявшись, бросил Кэнсину Саноскэ. - Нельзя же быть постоянно под пятой у Каору, этак ты скоро превратишься в женщину.

- Каору не очень хорошо готовит, - заметил Кэнсин, - а посуду моет слишком небрежно. Я не хочу подхватить какую-нибудь заразу от тебя или Яхико.

- Я ВСЁ СЛЫШУ!!! - раздался с тренировочной площадки, где Каору выпускала пар после "общения" с Саноскэ и Яхико, голос молодой учительницы кэндзюцу.

Это заставило рассмеяться всех остальных.

Два десятка теней окружили небольшой домик, надежно (как казалось его хозяевам) укрытый в лесах неподалеку от Химэндзи. Однако самураи из охраны дайме клана Цурихара были слишком несдержанны и слишком много болтали по питейным заведениям. А все слухи рано или поздно доходили до нужных ушей. И вот двадцать теней, замкнув кольцо, двинулись в атаку.

Внешний круг охраны они сумели перебить без звука, справившись не хуже отборных ниндзя, и тут же клинки катан пронзили тонкие стены домика, поражая сидевших слишком близко к ним людей. Самураи сегуната ворвались в дом, раздавая удары направо и налево, разя всех, кто попадал под их мечи, однако патриоты быстро пришли в себя. И первым был невысокий самурай с крестообразным шрамом на щеке.

Этот самурай, известный во всем Химэндзи, как Самурай-с-крестом, не только с успехом отражал все атаки противников, он быстро перешел в контрнаступление, поведя за собой остальных. Лишь один человек сумел хоть что-то противопоставить ему. Такими Нагаока.

Сигурэ проснулся в холодном поту, как всегда, когда ему снился этот сон. До сих пор он не мог простить себе, что брат оказался проницательнее его. Вот только эта проницательность стоила ему жизни. А теперь отнявший у него жизнь спас честь их сестры. "Как же ты жестока, злодейка-судьба!"

- Не стоит клясть судьбу, - произнесла Аканэ. - Нагаока не раз говорил, что каждый сам выбирает свой путь.

Сигурэ и сам не заметил, что последние слова он сказал вслух. У них была одна комната на двоих - дом и школа находились в одном здании, на большее денег, увы, не хватало. Этот факт служил поводом для обидных насмешек со стороны соседей, однако в глаза ни брату, ни сестре их не произносили, памятуя о привычке Сигурэ носить в ножнах катану вопреки закону.

- Не думаю, что Самурай-с-крестом сам выбрал ту дорогу, что привела его к нам с тобой. Нет, это судьба. Она посмеялась надо мной, показав, что он - не чудовище, купающееся в людской крови, а самый обычный человек, которому, к тому же, не чужды благородство и сострадание.

- Думаю, его путь был долог, труден и извилист, как и твой, и Нагаоки, - в голосе сестры прорезались слезы, как всегда при упоминании брата, - и наши, и его решения на этом пути привели к нашей встрече.

- Ты очень хорошо восприняла учения наших и цинохайских философов, - улыбнулся Сигурэ, в последний раз потягиваясь на циновке, - увлечение, странное для девушки, не прошло даром. - Он поднялся. Начинался новый день.

Солнце играло на морской глади. Кэнсин приложил ладонь к прищуренным глазам, он наслаждался теплом раннего лета (да еще и наступившего так поздно) и игрой солнечных бликов на маленьких волнах и мрачноватом храме Муро, громадой высившимся на мысе, глубоко врезавшемся в море. Все давным давно позабыли отчего храм получил такое название, немного даже созвучное фамилии Кэнсина, ведь он был очень древним, некоторые относили его чуть не к эпохе Хэйан. И если бы Кэнсин был знатоком архитектуры, то согласился бы с этим утверждением, ибо в облике храма Муро было нечто отчетливо цинохайское. Но Кэнсин, естественно, ни о чем подобном не задумывался.

Небольшая тень легла на морскую гладь и следом рядом с Кэнсином на траву опустился Сигурэ. Он был все в то же белое кимоно, тщательно отстиранное, но было все равно видно, что довольно старое.

- Я не думал, что придешь, Кэнсин-доно, - вместо приветствия произнес самурай, - поэтому позволил себе немного опоздать. Прощу прощения.

- Те времена, когда за полминуты опоздания вызывали на дуэль, прошли, - усмехнулся Кэнсин. - Я хотел с тобой поговорить не меньше, чем тебе со мной.

- Почему ты решил, что я хочу поговорить с тобой? - спросил Сигурэ.

- Иначе бы не пригласил меня сюда, - пожал плечами Кэнсин. - Но для чего?

- Просто хотел поговорить с тобой, - произнес Сигурэ, улыбнувшись. - Я ведь узнал тебя, Самурай-с-крестом.

- И как я тебе? - серьезно поглядел ему в глаза Кэнсин.

- Человек, - подумав минуту, ответил Сигурэ, - как и все мы.

- Ты один из немногих разглядел мою подлинную суть, это говорит о твоей проницательности.

- Ты льстишь мне, - усмехнулся Сигурэ, - будь я проницательным человеком сражался бы на стороне патриотов, а не за сегунат.

- Когда я пошел наемником в клан Чоушу, его положение, как и положение всех патриотов, можно назвать не иначе как плачевным. Многим казалось, что власть сегуна прочна и незыблема, как ей и должно быть.

- Теперь также уверено чувствуют себя бывшие патриоты.

Это был весьма прозрачный намек, но Кэнсин никак не отреагировал на него, пропустив его мимо ушей.

- Я сражался за клан Чоушу, - вместо этого произнес он, - но теперь предпочитаю жизнь ронина. Свобода, с некоторых пор, мне дороже.

- А ты никогда не задумывался, за то ли ты сражался. Гаидзины медленно, но верно выживают нас, все чаще можно встретить такамо в гаидзинской одежде, но никто из них и не подумал одеть кимоно. Они вырывают из земли уголь и железо, качают нефть, строят по всей стране свои заводы, выпускающие в воздух струи дыма подобно огненным драконам. Чиновники продажны и думают лишь о собственном кармане, а нам, самураям, запрещают носить мечи.

- Последний факт тебя, думаю, особенно раздражает, - усмехнулся Кэнсин, - но ты не слишком обращаешь на него внимание. - Юный ронин кивнул на катану, с которой Сигурэ не расстался.

- Да, раздражает, - согласился тот, - и еще как. При Токугаве буси разрешалось носить оружие и двести с лишним лет в стране был мир.

- Щедро оплаченный кровью тех же буси и хэйминов, попадавших под руку самураям.

- А теперь эти хэймины вовсю изгаляются, считают, что раз нацепили мундиры, то им можно все.

Аргумент был почти безупречный, вот только Кэнсин, рожденный хэймином, был несколько иного мнения и мог бы много чего припомнить из собственного опыта. Но ничего говорить не стал. Правда, в конце концов, у каждого своя.