Огонь и дождь - Чемберлен Диана - Страница 41

— Помню ли я Роберта Блекуэлла? — В трубке раздался низкий смех бывшей старосты. Она говорила с тем же едва уловимым мягким ньюджерсийским акцентом, который был у Сусанны Кабрио. — Да вы можете обратиться к любому, кто имел отношение к нашей школе в те годы, когда он учился у нас, — все как один непременно вспомнят Роберта. Он один из тех ребят, которых нелегко забыть.

Кармен прижала трубку плечом и суетливо принялась рыться в портфеле в поисках диктофона и переходного шнура, с помощью которого можно было вести запись с телефона. Она была захвачена врасплох. Ей и не снилась такая удача.

— Итак, — сказала она, вставляя в диктофон новую пленку и усаживаясь за кухонный столик, — я восстанавливаю его прошлое для истории, которая является темой моих репортажей в Южной Калифорнии, и…

— Правда? — Гейл явно была словоохотливой особой и быстро схватывала услышанное. — И о чем же эта история?

— Я не имею права пока рассказать об этом. Я делаю серию эксклюзивных репортажей, поэтому все подробности до поры до времени приходится держать в секрете, однако я все же надеюсь, что вас не затруднит рассказать мне хотя бы го немногое, что вы сегодня припомните о нем. — В ее памяти невольно всплыл утренний разговор с Джеффом: ей необходимо заботиться о безопасности интервьюируемых ею людей. — Ваше имя нигде не будет упомянуто, — добавила она вслух.

— Это так непредсказуемо, — отвечала Гейл. — Я думала о Робби не далее как позавчера, потому что…

— Простите, что перебиваю, — вмешалась Кармен. — Вы не возражаете, если я запишу наш разговор?

— Запишете наш разговор? Пожалуйста. Как вам угодно.

Кармен вставила штеккер переходника в маленькое гнездо на боковой панели телефонною аппарата.

— Все в порядке, — сказала она. — Пожалуйста, продолжайте.

— Я подумала о нем, потому что позавчера на работе — я работаю в салоне-парикмахерской — одна женщина рассказала про своего пятнадцатилетнего сына, который сотворил что-то этакое с телефоном у них дома, так что междугородные переговоры регистрировались и шли на счет соседского номера. Прошло несколько месяцев, пока эту шутку раскусили. Ему пришлось несладко. Кармен нахмурилась, соображая, какая возможная связь существует между этим шалуном-подростком и Джеффом. Похоже было на то, что дамочка слишком надышалась насыщенной химикалиями атмосферой салона.

— Почему же это напомнило вам Джеффа? — спросила Кармен.

— Кто это — Джефф?

— Я хотела сказать, Роберт. Робби. Вы только что сказали, что вам напомнили про него.

— Совершенно верно. Это именно в стиле тех шуток, которые любил выкидывать Робби, — и она снова засмеялась. — Знаете, что он однажды натворил?

— Что?

— Он что-то наколдовал со всеми стенными часами в школе — я не выдумываю, — и они стали спешить, так что наши уроки вместо обычных пятидесяти минут длились только сорок пять, а занятия кончались что-то около двух тридцати вместо трех часов.

— Вы шутите, — улыбнулась Кармен.

— Уверяю вас, нет. И прошло целых два дня, пока разобрались, в чем тут дело. Теперь вам ясно, что я имела в виду, когда говорила, что его нелегко забыть.

— Да, пожалуй. А что с ним стало, когда его поймали?

— Хм-м-м. — Гейл задумалась. — А вот об этом я помню плохо. Почти ничего. Я уверена, что администрация собралась было его наказать, однако ее так поразила способность Робби изобретать всякие хитрые штуки, что мысль о наказании отпала сама собой. То есть я хочу сказать, как бы они могли наказать тринадцатилетнего мальчишку за то, что не смог бы сделать ни один из взрослых образованных людей в нашей школе?

— Я вас понимаю, — отвечала Кармен. Про себя она думала, как могла отнестись Бетти Кабрио к чудачествам своего сына. — Вам когда-нибудь приходилось встречаться с его матерью?

— С его матерью? Нет. Я не думаю, что была знакома с кем-то из членов его семьи.

— Что еще вы могли бы рассказать мне о нем?

— Ну, он был сорванцом. И при этом очаровательным. Такой худенький и хрупкий — он был немного моложе своих одноклассников; насколько я помню, он проскочил один класс, но все девочки находили его привлекательным. Безусловно, он был талантлив — пожалуй, самый талантливый ученик в нашей школе, — однако он никогда не заботился о хороших отметках — да ему это и не было нужно. — Гейл перевела дыхание. — Они и так были уверены в его способностях и без конца таскали на всякие там специальные тесты, прямо набрасывались на него всей командой. А когда всплывала наружу его очередная проделка — вроде той, с часами, — они лишь делали вид, что сердятся, а на самом деле лишь смеялись.

— Итак, он не был отличным учеником. Гейл ошарашенно замолкла.

— Ну, пожалуй, мой рассказ представляет его как трудного ребенка, но это было не так. Он был чудесным малым, и несмотря на всю свою ученость, не превратился в этакого головастика.

Естественно, подумала Кармен. Он был святым.

— Он умел очаровывать, — сказала она. — Был ли он одним из тех, кто пользовался своими чарами ради своей выгоды?

— Хм-м-м. Нет, с девочками — никогда, если вы это имели в виду. Однако он умел пользоваться своими способностями, чтобы привлечь на свою сторону взрослых. Он учился в моем английском классе и не испытывал никакого интереса к разбору построения предложений, вы знаете? Это была не его стихия. Но он всегда был готов выполнить какое-то особенное задание учителя, что-то специально рассчитанное на него, вместо занятий со всем классом. И мне кажется, что не только Робби, но и все дети должны обучаться только по индивидуальному курсу.

— Не испытывали ли к нему неприязни остальные ученики за это?

— О нет. Он был просто не таким, как все, и мы просто мирились с этим.

— Какие предметы нравились ему в школе?

— Кажется, он не продолжал обучения в ПВШ — Плейнфилдской высшей школе, — как большинство учеников. Теперь, когда я снова вспоминаю обо всем этом, мне пришло в голову, что в тот год умерла его мать, и его забрали из школы.

— Его мать умерла? — Кармен приросла ухом к телефону. Ее охватило чувство почти личной потери. Перед ее внутренним взором ярко, как в жизни, стоял образ юной бездомной Бетти Кабрио, борющейся за обретение пристанища для себя и своего сына. Она поежилась, вспомнив свои вопросы, заданные ею сегодня утром Джеффу Кабрио о его матери. — Вы уверены? — спросила она у Гейл. — Вы знаете подробности ее смерти?

— Я не сказала бы, что уверена на все сто процентов, но мне кажется, что это правда, хотя я ничего не могу сказать о том, как и от чего она умерла. Все, что я знаю, — это то, что Робби переехал из Плейнфилда.

— Куда он направился?

— Это мне тоже неизвестно, но знаете, кто вам нужен? Дэнни Грейс.

— Кто он? — спросила Кармен, вынимая из портфеля блокнот и записывая в нем имя.

— Дэнни и Робби были близкими друзьями.

— Так, значит, он должен знать и подробности его семейной жизни?

— О, наверняка. Они вечно пропадали друг у друга.

— Дэнни по-прежнему живет в Плейнфилде?

— Нет, — засмеялась Гейл. — Он уехал давным-давно и никогда не возвращался. Он теперь юрист, где-то в Мериленде. И зовут его, наверное, Дэниел. Хотя в школе его считали идиотом. Просто тупицей.

Староста восьмого класса работает парикмахершей, известный на всю школу идиот — правовед. Просто диву даешься, как предопределяет высшая школа для юношества будущее своих выпускников.

Кармен хотела, чтобы Дэн Грейс был кем угодно, только не юристом. До сих пор все, с кем ей приходилось беседовать, с легкостью давали ей необходимую информацию. С одной стороны, от юриста можно было ожидать более связного рассказа, но ведь он, скорее всего, начнет приставать к ней с вопросами, осторожничать.

— А есть кто-нибудь еще, кто мог бы что-то знать о семье Робби?

— Хм-м-м. Нет, больше никто не идет на ум. А вы позвоните Дэнни. Передайте ему, что я сказала: «Салют, Дэнни, как у тебя дела?»

Кармен повесила трубку и отключила диктофон. Она уставилась на страницу в блокноте, на котором было написано: "Дэниел Грейс, юрист, Мериленд" Возможно, ей удастся связаться с ним через Ассоциацию правоведов. Она может позвонить ему утром. А может, и не станет звонить ему вовсе. Она не должна забывать, что ей нельзя торопиться.