Черный лед - Фитцпатрик Бекка - Страница 23

– Когда ты расскажешь мне, от кого вы убегаете и почему? – спросила я, как только мы остались одни.

Он едва взглянул на меня. Я не могла понять, что стояло за его молчанием: высокомерие или осторожность. Он выглядел тем, кто взвешивает каждое слово, каждое движение. Осторожность, – решила я. Ему есть что скрывать.

– От полиции, ясное дело. И хватит прикидываться, будто не понимаешь, о чем я. Вы что-то натворили. А теперь только делаете себе хуже, похитив меня.

– Думаешь, отец знает, что ты не доехала до места? – спросил он, меняя тему. – Тебя не просили отзвониться, как приедешь?

– Я обещала позвонить, – признала я, недоумевая, к чему парень клонит.

– Твой отец не доберется сюда в такую погоду, а даже если сумеет, не будет знать, где тебя искать. Но, как думаешь, он уже позвонил в администрацию парка и сказал им, что ты не добралась до дома? Или он правда считает тебя способной самой выбираться из трудностей?

Я осторожно посмотрела на него.

– Шону я говорила, что папа верит в меня, но тебе – нет. Ты что, подслушивал нас на кухне?

– Конечно, я слушал, – ответил он, затушевывая мое смущение нарочитым раздражением.

– Зачем?

– Хотел знать, что ты расскажешь Шону.

– Зачем?

Мэйсон долго рассматривал меня оценивающим взглядом, но так и не ответил.

– Ты шпионил за мной… или за Шоном? Вы с ним вообще-то друзья? – вырвался у меня внезапно вопрос, потому что я давно уже чувствовала странное напряжение между парнями. Может, они и не были друзьями. Но тогда почему держатся вместе? Одно я знала наверняка: Шона я боялась куда больше. Ему бы я ни за что не посмела задавать таких вопросов, даже тон такой себе бы не позволила.

– С чего ты взяла, что нет? – спросил он в своей резкой раздраженной манере.

– Он врал тебе. Сказал, будто я пыталась повеситься, но на самом деле сам оставил синяки у меня на шее.

По полному отсутствию удивления на его лице я поняла: Мэйсон с самого начала обо всем догадался.

– Он что, боялся того, что ты с ним можешь сделать? Знал, что не хочешь, чтобы мне причиняли боль? И поэтому лгал?

– Ты действительно думаешь, что я помешал бы ему мучить тебя?! – взвился Мэйсон. – С чего бы?

Я отпрянула от гневного презрения, загоревшегося в его глазах.

– Все вы, девчонки, одинаковые, – пробормотал он с отвращением.

– В каком смысле?

– Ты думаешь, я тебя спасу. – Парень произнес это обвиняющим тоном, но с горечью. Наши взгляды встретились, и даже в холодном розовеющем утреннем свете я не могла не заметить боль, бурлившую в глубине его глаз.

В горле защипало. Казалось, во мне сломался последний кусочек надежды. Он не поможет мне. Я ошибалась на его счет. Он не был лучше. И ничего хорошего ждать не приходилось.

Хотелось с возмущением отвернуться от него, показать, что со мной нельзя обращаться так, но я не могла позволить себе впустую тратить время, пока мы одни. Не обращая внимания на вспышку отчаяния, я сосредоточилась на вопросах, которые должна была задать:

– Зачем ты солгал насчет инсулина Корби?

– Чтобы прикрыть тебя. Шон узнал бы, что ты провела его. Как, по-твоему, он бы это воспринял? Пораскинь мозгами, Бритт. Мне нужно, чтобы ты вывела меня из этих гор. Мертвая ты бесполезна.

– То есть ты солгал ради себя самого.

– Я понял, что́ ты обо мне думаешь: считаешь, я буду тебя защищать. Думаешь, когда дойдет до выбора, я поступлю правильно. Я не такой, как Шон, но и не добрый малый. – Мэйсон отвернулся от меня, глядя в пространство надрывным непредсказуемым взглядом человека, которого преследуют призраки прошлого. Внутри растекался тревожный холодок: я начинала верить, что он может оказаться опаснее своего дружка. Что он тянет время, играя по правилам своего спутника, пока не придет его черед…

Хруст снега предупредил нас о возвращении Шона. Я дернулась, обернувшись, глаза тут же стрельнули в сторону зажатого в руке пистолета. Он не воспользовался им – я бы услышала выстрел. Но то, как парень держал его: свободно, уверенно, – заставило меня окаменеть.

Шон ухмыльнулся:

– Все чисто. Похоже, это база рейнджеров парка. Пустует уже несколько дней.

Надежда, за которую я так отчаянно цеплялась, сдулась, словно проколотый шарик. Пустует? Несколько дней? Хотелось рухнуть на колени в снег и зарыдать.

– И более того: там есть чем поживиться. Консервы, постель и сухие дрова под брезентом за домом, – продолжил Шон с жадным блеском в глазах.

Я почувствовала, как напряжение отпускает Мэйсона:

– Тогда подзаправимся здесь и отдохнем пару часиков.

Мы пошли к домику. В дверях Шон продемонстрировал нам, как попал внутрь, с довольным видом помахав ключом.

– Нашел это под ковриком, – объяснил он. – Вот доверчивые дурни!

Мэйсон придержал мне дверь, и я сделала шаг внутрь, не проходя сразу дальше, но пытаясь найти какие-нибудь признаки, что рейнджер был здесь недавно и, возможно, скоро вернется. Надеясь, что Шон их просто не заметил.

Однако в затхлом воздухе стояла пыль. Чистота на кухне – ни тарелок, которыми недавно пользовались, ни запаха кофе. Ни отпечатков грязных сапог на линолеуме. Гостиную отгораживала от кухни невысокая перегородка. Вельветовый диванчик, ковер навахо и видавший виды пень, служивший кофейным столиком. На нем также ни чашек, ни газет. В углу у камина притулилось старомодное кресло-качалка, покрытое тонким слоем пыли. Дверь в дальнем углу гостиной вела в маленькую спальню под скатом крыши.

Мэйсон вышел за дровами и вскоре, с грохотом сбросив охапку около камина, занялся камином. Шон скинул ботинки, засунул пистолет в задний карман джинсов и поплелся в спальню, где хлопнулся на матрас лицом вниз.

– Пригляди за ней, Эйс, – крикнул он уже в дверях. – Я вырубился. Следующая вахта моя.

Я стала деловито открывать ящики кухонных шкафчиков. Шон был прав: сегодня мы поедим как следует. Банки кукурузы, горошка, фарша с соусом, сухого молока, риса, фасоли и растительного масла. А еще сахар, мука двух сортов, уксус. Присев перед раковиной, я заглянула за дверь под нею. Большой пакет с набором первой помощи… и карманный нож.

– Разгорелось, – объявил Мэйсон из гостиной, и я немедленно захлопнула дверь под раковиной и вскочила. Нас разделяла кухонная перегородка, и я сунула руки в карманы, чтобы парень не увидел, как они дрожат.

– Здорово, – на автомате ответила я.

Его затуманенные усталостью глаза тут же зажглись подозрением:

– Что ты там делаешь?

– Выбираю, что приготовить. Умираю с голоду.

Он не спускал с меня глаз, явно напряженно размышляя. Обойдя перегородку, стал медленно открывать один шкафчик за другим, переводя взгляд от каждой дверцы ко мне в расчете, что выражение моего лица выдаст мои намерения. На кухонном столе стояла подставка с ножами, Мэйсон немедленно схватил ее.

Закончив проверять ряд полок над плитой, он двинулся вдоль кухонного стола ко мне. До дверцы под раковиной оставались секунды.

– Покажешь мне, как работает плита? – спросила я, теребя ручку одного из шкафов. – И я что-нибудь приготовлю. У нас дома газовая, не знаю, как управляться с электрической, – добавила я, пытаясь говорить спокойно.

Бросив на меня последний испытующий взгляд, Мэйсон повернулся к плите. Парень щелкнул одной из засаленных истертых ручек, и кухню тотчас же заполнил приятный сладковатый запах подгорелого. Вытянув руку над спиралью, я почувствовала исходящее от нее тепло:

– Добрый знак.

Парень кивнул:

– Свет есть – пока.

– Что сначала: спать или есть? – спросила я.

– Решай сама, – буркнул он, будто решение и в самом деле было за мной, а ему все равно. Именно тут выпал редкий миг, когда железный Мэйсон допустил секундную ошибку, бросив короткий тоскливый взгляд в сторону дивана. Гордая тем, что успела это заметить, я осознала: он вовсе не был таким уж железным – ошибался, как все, невольно выдавая свои секреты. А это внушало определенные надежды.