Дьявол против кардинала
(Роман) - Глаголева Екатерина Владимировна - Страница 62

Над пожухлыми лугами низко стелился молочный туман. Солнце лениво поднималось по бледному, заспанному небу. Лес вырядился в алый бархат и золотую парчу, чтобы достойно встретить осень; неуклюжие ели в темно-зеленых ливреях стояли позади в ожидании распоряжений.

Холодный воздух вздрогнул от звука охотничьих рожков, и сразу по всему лесу забегало, заголосило эхо, подхватывая заливистый лай собак, перекличку егерей, ржание лошадей, хруст веток, приглушенный стук копыт по опавшим листьям.

Конные охотники рассыпались цепью и углубились в лес. Впереди бежали егеря, с трудом удерживая на поводках рвущихся собак. Где-то сбоку, со стороны поля, опять затрубил рог.

Гастон ударил пятками коня и поскакал вперед, забирая влево. Пюилоран не отставал, держа в поводу свободную лошадь, два других фаворита, дю Фаржи и дю Кудрэ, держались рядом. Понемногу лай собак стал отдаляться.

— Подняли уже, ваше высочество! — к ним наперерез скакал разгоряченный охотник, указывая в сторону, противоположную той, куда направлялся принц. — Вот такущий лис! Матерый!

Гастон натянул поводья; конь затоптался на месте, мотая головой. Взглянув на лицо принца, охотник понял, что лисы занимают его сейчас меньше всего на свете.

— Дай-ка сюда! — Гастон протянул руку за охотничьим рожком. Коротко протрубил несколько раз. Послышался треск сучьев, топот, и на поляну съехались три десятка всадников. Остановились, недоуменно переглядываясь и спрашивая друг друга вполголоса, что случилось.

— Господа, — хриплым голосом заговорил Гастон. — Господа, вы все — мои верные товарищи, не покинувшие меня в трудную минуту. Не могу бросить вас и я. Король, мой брат, согласен принять меня вновь и обещает прощение всем, кто последует за мной. Я решил вернуться во Францию, и теперь вам самим решать — поехать ли со мной или остаться здесь.

— Домой! — раздался крик, тотчас поддержанный многократно. — Хватит! Давно пора!

— Ну что ж, тогда не будем терять времени!

Гастон гикнул и пустил коня во весь опор.

Лес тянулся и тянулся без конца. Деревья пытались подставить подножку, выпрастывая из земли свои корявые корни, мохнатые ели мстительно хлестали колючими лапами по спине, засохшие березы лезли прямо в глаза ломкими веточками. Земля дрожала и гудела; бешеная кавалькада неслась, не разбирая дороги; лесное зверье притихло и попряталось, даже птицы не осмеливались подать голос.

Солнце стояло уже высоко, когда лес, наконец, начал редеть. Гастон вылетел на перепаханное поле. Но тут его конь споткнулся, всхрапнул и упал, коротко заржав; всадник кубарем покатился по земле. Вскочил, прихрамывая, бросился к коню, в горячке потянул за повод — «Ну, вставай!» — и увидел, что из ноздрей несчастного животного сочится кровь. Тут подоспел Пюилоран, ведя в поводу свежую лошадь; Гастон вскочил на нее и помчался дальше.

Сумасшедшая скачка продолжалась весь день без роздыху. Кто-то отстал, под кем-то пала лошадь. Ночь давно вступила в свои права, когда самые быстрые беглецы достигли стен Капели под немигающим белым глазом луны.

Завидев приближающихся всадников, часовые забили тревогу. У бойниц выстроились стрелки. Новый комендант крепости, барон дю Бек, сам вышел на крепостную стену.

— Остановитесь и назовите себя! — строго приказал он. — Кто вы?

— Господин барон, не приказывайте стрелять! — прокричал Гастон. — Я здесь с позволения короля и по его воле!

Ворота раскрыли, подъемный мост опустили.

— Побыстрей накормите нас, мы не ели восемнадцать часов, — попросил Гастон коменданта. Он едва держался на ногах, но ему хотелось смеяться от радости.

…Двери большого зала дворца Сен-Жермен растворились, капельдинер взмахнул смычком. Скрипки запели стройными голосами; Людовик встал со своего кресла и раскрыл объятия Гастону, который торопливым шагом шел ему навстречу; придворные зааплодировали.

Братья обнялись, потом молча принялись разглядывать друг друга. Из-за плеча Гастона выглядывал Пюилоран; за спиной Людовика маячил Ришелье. У герцога Орлеанского в глазах стояли слезы; он поднес руку к горлу, словно чтобы протолкнуть застрявший там ком.

— Не знаю, страх или радость мешают мне говорить, — вымолвил он, наконец, — но мне ничего не остается, как просить вас простить меня за все, что было.

— Я вас простил, — великодушно произнес Людовик, — не будем говорить о прошлом, но лишь о моей великой радости видеть вас здесь.

Он вновь обнял брата, а затем, чуть помедлив, Пюилорана. Гастон тотчас заключил в объятия Ришелье.

— Брат мой, — торжественно сказал Людовик, — я прошу вас любить господина кардинала.

— Я буду любить его, как самого себя, я решил во всем следовать его советам, — с готовностью откликнулся Гастон.

Через две недели он выехал в Блуа, а еще через десять дней Пюилоран пошел под венец с мадемуазель де Поншато — племянницей Ришелье. Устраивая этот брак, кардинал надеялся разрушить другой — герцога Орлеанского и Маргариты Лотарингской, в чем ему обещал помочь новый родственник. Разумеется, не бесплатно.

Глава 6

МАРС И ВЕНЕРА

Подали обед. Ришелье был оживлен и весело шутил. Принц Конде, канцлер Сегье и сидевшие за столом финансисты с готовностью смеялись его шуткам. Дю Фаржи и дю Кудрэ недоуменно переглядывались. Фаворитов герцога Орлеанского удивляло все: неужели это и есть тот суровый кардинал, чьими заботами ранее пустовавшая Бастилия снова заселилась? И зачем их пригласили сюда? Правда, его преосвященство намекнул, что поможет друзьям его высочества избавиться от кое-каких затруднений. Это было бы очень кстати: жизнь принца в Париже состояла из кутежей, развлечений и походов по веселым домам, на что, конечно, требовались деньги.

После обеда прошли в гостиную, где уже стояли карточные столы. Кардинал — картежник? Молодым людям хотелось себя ущипнуть, чтобы проверить, уж не снится ли им все это.

В самый разгар игры прибыл гонец от короля, сообщивший, что его величество ждет кардинала в Лувре на репетицию балета. Ришелье попросил передать, что, к сожалению, не может приехать, поскольку занят важными делами.

— Я слишком много потерял, хотелось бы отыграться, — заговорщически шепнул он своим партнерам. Хозяин дома, Пьер Сегье, еле заметно усмехнулся.

Гонец ушел, но вновь появился через некоторое время, сообщив, что король не станет танцевать, если его преосвященства не будет на балете. Кардинал поднялся из-за стола.

— Нет-нет, ради Бога, оставайтесь, — сказал он вскочившим дю Фаржи и дю Кудрэ. Видя, что те смущенно замялись, он положил на стол увесистый кошелек и добавил с улыбкой: — Доиграйте за меня.

Принц Конде вышел вместе с кардиналом.

Тем временем Людовик в Лувре пересказывал Гастону и Пюилорану сюжет нового балета, который предстояло сыграть в воскресенье. Сам он должен был появиться на сцене в первом акте, в небольшой роли торговки силками.

— Сир, но почему же вы никогда не даете себе главной роли! — подобострастно воскликнул Пюилоран.

— Мне достаточно того, что я играю ее в жизни, — ответил король.

— Балет об охоте? — осведомился Гастон.

— Не совсем; но вот следующий, Мерлезонский, уж точно будет об охоте, — оживился Людовик. — Я сам пишу к нему музыку.

— Полагаю, сир, она будет чудесна, — снова вставил Пюилоран. Людовик досадливо поморщился.

— Я стараюсь передать пение дрозда, — сказал он брату, — но это довольно трудно. Вот послушайте: фю-ить-ти-ти… А, вот и господин кардинал!

— Прошу прощения, ваше величество, что не смог явиться по первому вашему зову…

— Вы его получили. Идемте репетировать, господа!

Дойдя до лестницы, ведущей в большой зал, Людовик остановился и предложил Гастону зайти к королеве — поздороваться. Ришелье с Пюилораном остались ждать.

Едва шаги короля стихли за дверью, кардинал тоже ретировался под благовидным предлогом, а вместо него в зал вошел капитан королевских гвардейцев.