Дьявол против кардинала
(Роман) - Глаголева Екатерина Владимировна - Страница 39

Он поспешно вышел; у него даже веко задергалось от усилия подавить улыбку. Душа так и пела: «Не мальчик! Девочка! Девочка!»

…Королева-мать оказалась тактичней своего старшего сына: она выждала несколько дней, прежде чем заговорить с Гастоном о новых матримониальных планах. Внезапно овдовевший герцог Орлеанский тяжело переживал утрату: сам того не ожидая, он всей душой полюбил жену, умницу и красавицу, и теперь не представлял без нее жизни. Порой его даже мучило раскаяние; если бы он тогда не противился женитьбе, многих трагических событий удалось бы избежать. Но Гастон тотчас гнал от себя такие мысли. Ему и самому хотелось куда-нибудь убежать, скрыться, оказаться там, где ничто не напоминало бы ему о прошлом.

Принц с Бассомпьером шли через залы дворца Фонтенбло, занятые серьезным разговором о предстоящей войне с Англией. Их путь лежал через зал Генриха IV. Тут-то Гастона и подстерегла Мария Медичи.

— Сын мой, мне необходимо с вами поговорить, — королева выплыла на середину комнаты, загородив своими юбками проход.

— Я охотно выслушаю вас, матушка, но сейчас у меня важный разговор с господином маршалом, — с досадой проговорил Гастон и попытался проскользнуть к двери.

— Я вас надолго не задержу. Вы тоже можете остаться, господин де Бассомпьер, — милостиво разрешила Мария.

Гастон вздохнул.

— Я понимаю вашу скорбь и разделяю ее, — начала королева, — но вы должны подумать о будущем. Я уверена, что Мари, которая сейчас смотрит на нас с небес, желает вам счастья, так же, как и я. — Она возвела глаза к потолку и быстро перекрестилась. — Вы должны снова жениться.

Гастон скривился и сделал нетерпеливый жест рукой.

— Матушка, не говорите мне об этом! Рана еще слишком свежа, не растравляйте ее каленым железом!

— Сын мой! — Мария возвысила голос и выставила руку ладонью вперед. — Вы уже не мальчик и должны думать не только о себе. Подумайте о вашей новорожденной дочери, о вашем брате, об интересах государства, наконец!

Королева встала возле внушительного мраморного камина, полка которого была увенчана бюстом ее покойного супруга. Таким образом, она говорила как бы от лица их обоих. Но надменная, самодовольная мина королевы настолько не сочеталась с ироничной улыбкой насмешника-короля, что Бассомпьер с трудом сдержался, чтобы не рассмеяться.

— Хорошо, мы поговорим об этом позже! — Гастон снова попытался улизнуть.

— Зачем же откладывать? Вам надо только сделать выбор, а остальное я беру на себя!

Поняв, что ему так просто не отделаться, принц решил выказать смирение и выиграть время.

Обрадованная мать разложила перед ним портреты невест и принялась зачитывать довольно длинный список возможных партий.

При каждом новом имени Гастон морщился и жестом обрывал перечисление всевозможных достоинств девиц и молодых вдов, которые могли бы составить его счастие, — в основном благодаря своему приданому. Исчерпав возможности Франции, королева перебралась в Италию.

— И наконец, — при слове «наконец» Гастон воспрянул духом, — есть две девушки в Тоскане. Одна из них очень хороша собой, но как будто уже обещана герцогу Пармскому. Другая же не так красива, но приданое за обеими одинаковое.

— Ах, эта! Говорят, она сущее чудовище, а другая весьма недурна.

Гастон повертел в руках портрет.

— Если бы я захотел жениться — от чего я весьма далек, — поспешно предупредил он, — то на девушке из вашего рода, матушка, именно на этой. Но я ни о чем таком не думаю! — осадил он просиявшую королеву.

— Всему свое время, сын мой! — примирительно сказала она. — Боль уляжется, и… На все воля Божья; быть может, вы станете королем…

— Вот поэтому я и хочу заняться настоящим делом! — перешел в наступление Гастон. — Почему мне не доверяют командовать войсками?

— О чем вы говорите? — Мария притворно захлопала глазами. — Ведь войны сейчас нет!

— Нет, но скоро будет! Мы же с вами вместе бываем на Совете. В общем, так: я женюсь на флорентийке, только если войска под Ла-Рошелью передадут под мое начало. И это мое последнее слово!

Гастон по-военному поклонился матери и вышел с гордо поднятой головой. Мария проводила его нежным взглядом.

Мари смотрела на свою малютку Шарлотту, припавшую к груди кормилицы, и сердце ее переполняло новое, до сих пор неизведанное чувство. Ей вдруг захотелось, чтобы это ее грудь теперь жадно сосал ненасытный ротик, чмокая от нетерпения. Она осторожно погладила пальцем тыльную сторону маленькой ручки, и та сразу сжалась в сердитый кулачок. Мари рассмеялась.

Шарлотта родилась месяц назад, здесь, в Лотарингии. Теперь это крошечное существо было единственным родным человеком, делившим с ней хлеб чужбины. Мари подолгу сидела у ее кроватки, пока она спала, приходила смотреть, как ее кормят. По сути, она впервые задумалась о том, что она мать. Где-то теперь ее дети? Старшая дочь воспитывалась в монастыре, младшая была еще на руках у няни. Сыну скоро восемь лет. Король сдержал слово, данное его умирающему отцу, и сохранил за ним все должности де Люиня (кроме коннетабля, конечно), нанял хороших учителей… Ни один из ее детей, пожалуй, и не узнает ее при встрече, не протянет к ней руки, не назовет мамой… Но теперь у нее есть Шарлотта. Кушай, кушай, доченька моя ненаглядная. Ты вырастешь большая и будешь несравненной красавицей. Все знатные дамы будут завидовать нам с тобой, весь Париж будет носить тебя на руках…

Париж! Она рвалась туда всем сердцем. Перед рождением Шарлотты переехала из Нанси в Бар-ле-Дюк, на «ничейную» землю, поближе к французской границе. Писала мужу и Анне Австрийской, умоляя их добиться для нее разрешения вернуться ко двору, даже превозмогла себя и написала Ришелье. Тот ответил отказом. Наглый выскочка! Узнав, что Гастон овдовел, герцогиня стала строить планы нового заговора, писала шифрованные послания Анне Австрийской, Гастону, Суассону, Роганам, посвятила в тайну Карла Лотарингского. Надо полагать, кардинал что-то об этом пронюхал, потому что неожиданно укрепил гарнизоны в Трех Епископствах, Туле, Меце и Вердене — французских анклавах в Лотарингии. Но Мари это не остановило.

— Госпожа, там вас кто-то спрашивает, — в двери протиснулась толстая румяная служанка.

— Кто спрашивает? — Мари почему-то взволновалась.

— Не знаю, господин какой-то.

— Ах, как ты глупа! Что же ты не спросила, кто он таков?

— Важный такой господин! Только картавый! — служанка хихикнула.

— Проси его в гостиную, — досадливо поморщилась Мари.

…Едва она увидела силуэт стройного мужчины, стоявшего спиной к окну, как сердце ее занялось от радости. Лорд Монтегю! Этот элегантный, образованный, утонченный англичанин был вместе с тем смелым, даже отчаянным, вездесущим и неуловимым. Герцог Бэкингем доверял ему самые конфиденциальные поручения, а граф Холланд сделал поверенным своей сердечной тайны. Явившись с письмом от графа к герцогине де Шеврез, Монтегю сразу добился ее благорасположения. Мари познакомила его с Карлом Лотарингским и не раз прибегала к его услугам почтальона. Накануне неизбежной войны неутомимый милорд был в постоянных разъездах, носясь из Савойи в Голландию, из Швейцарии в Венецию и Турин. Вот и сейчас он явно заехал сюда по дороге, и Мари жаждала услышать от него свежие новости.

— Ну, как дела? — спросила она, когда они обменялись приветствиями и сели в кресла. — Вы едете?..

— Да, в Лондон.

— В Лондон, — эхом повторила Мари.

— Началось! Герцог Бэкингем привел эскадру и захватил остров Ре; французы удерживают только два жалких форта, они окружены.

— Боже мой! — Мари всплеснула руками.

— Я только что из Германии, — Монтегю изящным движением одернул завернувшуюся манжету, — нам обещали войска. Герцог Савойский и герцог де Роган поддержат нас с юга, в Нанси сулят десять тысяч солдат. Еще немного, и мы будем диктовать Франции наши условия.

Мари вскочила и стала взволнованно ходить по комнате. Наконец-то! Не может быть сомнений, теперь они победят! Они — Бэкингем, Холланд, Мари и Анна! Что сможет им противопоставить этот зануда Людовик, глупая гусыня Медичи и сгнивший изнутри кардинал! Она въедет в Париж на триумфальной колеснице!