Дьявол против кардинала
(Роман) - Глаголева Екатерина Владимировна - Страница 37

При появлении осужденного по толпе, заполнившей площадь, пробежала волна вздохов. Шале поднялся на эшафот. Щуплый палач в красном колпаке с прорезями для глаз неловко обрезал ему волосы и пышные усы пшеничного цвета. Шале содрогнулся, но совладал с собой. С трудом, связанными руками, достал из кармана маленький часослов и отдал священнику. Затем встал перед ним на колени и начал молиться.

— Во имя отца, и сына, и святого духа. Аминь.

Палач завязал приговоренному глаза.

— Не затягивай, дружок, — произнес Шале ритуальную фразу и сам положил голову на плаху.

Палач замахнулся мечом и обрушил его на шею казнимого. Тупой меч, который никто и не подумал наточить, отскочил; Шале вскрикнул и свалился на помост. Палач-недотепа бросился к нему и стал тюкать мечом по шее, пытаясь ее перерубить.

— Да положи ты его на плаху! — вскрикнул священник.

Толпа роптала. Крики казнимого пробудили жалость и возмущение даже в гвардейцах.

— Эй, держи! — стоявший в первом ряду зрителей бочар бросил палачу долото. — Может, хоть этим доконаешь!

Только после тридцать четвертого удара голова страдальца, наконец, отделилась от туловища. До двадцать девятого он все еще кричал.

Толпа разошлась, бурно обсуждая увиденное зрелище. Тело и голову положили в гроб и в карете госпожи де Талейран отвезли в монастырь кордельеров для захоронения.

Казнь Шале не поставила точку в деле о заговоре, ведь главным виновным считался д’Орнано. Судьба избавила его от плахи: в начале сентября он скончался в Венсенском замке от задержки мочи. При дворе кто-то усиленно распространял слухи об отравлении, кивая при этом в сторону кардинала. Это была такая нелепость, что тот даже не пытался оправдываться. Хотя, говоря по совести, воздух в Венсенском замке был ничем не лучше мышьяка. Тем не менее королю донесли о третьем покушении, якобы готовящемся на Ришелье, и он своим указом учредил личную гвардию кардинала: чтобы отличаться от других, пятьдесят конных мушкетеров и тридцать пеших гвардейцев отныне должны были носить красные плащи с серебряным крестом.

Едва вернувшись в Париж, король созвал Большой Совет. В креслах, поставленных бок о бок, восседали Людовик и Мария Медичи, позади расположились Ришелье, Марильяк и другие министры; принцы, герцоги и прочие члены Совета разместились вдоль стен. Секретарь выкликнул имя Анны Австрийской. Под гробовое молчание она вышла на середину зала. Ей предложили складной стул, на котором было неудобно сидеть. Королева чувствовала себя как на скамье подсудимых.

Громким голосом секретарь зачитал показания Шале, в которых говорилось, что он действовал по приказу королевы и герцогини де Шеврез. По рядам присутствующих пробежал ропот удивления.

— Что вы на это скажете, сударыня? — ледяным тоном осведомился Людовик.

— Только одно: ни о каком заговоре я ничего не знала и не отдавала никаких приказов преступникам и клеветникам.

Людовик сделал знак рукой, и секретарь огласил признание Гастона в том, что Анна несколько раз за три дня просила его не вступать в брак.

— Вы собирались замуж за моего брата, сударыня? — все тем же неприятным голосом продолжил допрос Людовик.

— Не слишком бы много я выиграла от подмены! — гордо отвечала королева.

Ропот и перешептывания стали громче.

Выждав немного, Людовик знаком руки восстановил тишину.

— Мы уничтожим все документы в этом деле, касающиеся королевы, ибо полученного ею урока достаточно для сестры католического короля, — изрек он величественно.

Лицо Анны покрылось красными пятнами.

Умильно на нее поглядывая, Мария Медичи разразилась длинной речью, в которой призывала невестку жить, как жили другие французские королевы, и обещала любить ее и наставлять, признавшись, что до сих пор не уделяла ей достаточно внимания. Едва дождавшись окончания речи, Анна попросила позволения удалиться.

После ее ухода слово взял Ришелье. Вернувшись к показаниям Шале, он заявил, что если виновность королевы вызывает сомнения, то вина герцогини де Шеврез доказана вполне. Именно она объединила вельмож в партию противников брака, связалась с мятежниками-гугенотами и замышляла покушение на королевского министра.

В Совете начались бурные споры. Дело оказалось непростым: процесс над герцогиней был невозможен, поскольку она являлась супругой пэра Франции. Шеврез то вскакивал со своего места, порываясь что-то сказать, то снова садился и стискивал кулаки. Наконец, король принял решение: поскольку герцогиня неподсудна — изгнать ее. Пусть отправляется в Пуату, к своему брату принцу де Гимене. Королевский вердикт был встречен шумным одобрением. Шеврез в очередной раз вскочил и, ко всеобщему ошеломлению, громко заявил, что его жена невиновна.

— Да, невиновна! — вызывающе повторил Шеврез в звенящей тишине. — Я подчиняюсь решению его величества, поскольку его воля для меня священна, но знайте, монсеньер, что вас я смертельно ненавижу!

Выпалив все это, герцог поклонился королю и широким шагом вышел из зала.

…Обо всех перипетиях заседания Совета герцогиня узнала от графа де Ботрю, своего доверенного лица, не раз бывавшего в Лондоне с деликатными поручениями. Она слушала его рассказ, дрожа от злости, и часто прерывала его гневными восклицаниями.

— В общем, король приказал вам отправляться к вашему брату в замок Верже, — заключил Ботрю.

— Ха! Король! — вскинулась герцогиня. — Дурак и бестолочь! Игрушка в руках этого выскочки в красной сутане! Просто стыдно, что во Франции у власти — замухрышка кардинал с гнилым задом!

Ботрю кашлянул в кулак, чтобы скрыть смешок. Мари же разбушевалась не на шутку.

— Они меня еще не знают! — восклицала она, расхаживая по комнате и грозя невидимым врагам. — Они думают, что у меня на уме одно кокетство, но я им покажу, на что я способна, я ни перед чем не остановлюсь ради мести.

Она встала напротив Ботрю и выпалила, топнув ногой:

— Да я скорее отдамся последнему солдату, чем им покорюсь!..

Совсем смешавшись, Ботрю поспешил откланяться и удалиться, а Мари, отведя душу, приказала горничным собираться в дорогу. Уже на следующий день карета с гербом Шеврезов выехала из Парижа. Только путь ее лежал не в Пуату, а в прямо противоположном направлении — в Лотарингию, в Нанси.

Глаза 5

ЧЕГО ХОЧЕТ ЖЕНЩИНА

Резкие звуки охотничьего рога оборвали нежное пение скрипок. Гости, только что оживленно беседовавшие за огромным столом, удивленно замолчали и принялись вертеть головами. Вновь затрубил рог, и с высокого потолка прямо на стол опустилось подобие облака, на котором стоял… настоящий красавец-олень с ветвистыми рогами! Минутное замешательство сменилось восторгом, гости бурно зааплодировали. Милорд Бэкингем, сидевший во главе стола, улыбался в усы, довольный произведенным впечатлением.

Слуги, облаченные в костюмы мифологических героев, быстро разобрали на части оленя, оказавшегося уже изжаренным; облако вновь взмыло ввысь. Исполняя балетные па, слуги принялись обносить гостей.

— А кому же рога? — громко спросил какой-то шутник.

Присутствующие расхохотались, со всех сторон посыпались лукавые предложения, вызывавшие новые приступы смеха.

Только один человек не разделял всеобщего веселья — посол французского короля барон Франсуа де Бассомпьер. Он мрачно сидел за столом, почти не притрагиваясь к еде. Золотая и серебряная посуда, драгоценные столовые приборы, костюмы слуг, наряд самого хозяина с бриллиантовыми пуговицами, хитроумные машины — на все это были потрачены многие тысячи пистолей, которых так не хватало французской казне! Золото, золото! Оно было у Англии, потому что у нее был флот. Золото! Это была сила, власть, угроза! Когда позавчера Бассомпьер явился на прием к королю, тот сразу спросил его в лоб: «Уж не войну ли вы явились мне объявить?» За этим суровым приемом последовало приглашение на пир к королевскому фавориту: Англия бряцала золотым оружием.