Дань кровью
(Роман) - Юнак Виктор - Страница 13

То ли Бог смилостивился над их семьей, вняв их мольбам, то ли искренние моления в церкви благотворно повлияли на чрево Милицы, то ли природе было угодно поначалу шутить над ними с тем, чтобы потом, по прошествии семи лет, щедро их вознаградить, но, как бы то ни было, Милица на восьмом году своего замужества, в день святой Параскевы-Пятницы, преподнесла в подарок мужу Златану первенца — толстенького карапуза-наследника. Его назвали Георгием — Джюрой. Через год родился еще один мальчик. Надеялись, что он будет таким же крепким и выносливым, как Джюра, но он умер, не прожив и четырех месяцев, от оспы. То был страшный год. По всей Сербии гулял свирепый голод, бушевала жестокая засуха. Горели не только хлеба, но и села. Милица тогда тоже тяжело заболела и ничто, кажется, не могло уже ее спасти. И все-таки она выжила. Выжила и сейчас, в самый день святого Вита, 15 июня, подоив корову и подняв ведро, почти до краев наполненное пенящимся парным молоком, почувствовала резкие боли в животе. Словно судорога, разлившись по всему животу, свела ее мышцы адской болью. Застонав, она с трудом поставила ведро на землю, стараясь не расплескать молоко, и обхватила грубыми, мозолистыми руками толстый круглый живот. «Начинается, — пронеслось у нее в голове. — А Златко еще не вернулся. Кто же мне бабку Радославу призовет?» «Ой!» — она уже не могла сдерживаться от крика — он рвался из груди наружу, будто этим хотел несколько облегчить ее муки. Как на грех, и соседок дома нет. Она добрела до изгороди, затем вернулась в дом и, уже почти совсем обессилев, дошла до хлева, упала, подмяв под себя побольше сена и, то бледнея, то заливаясь краской, то покрываясь испариной, то дрожа от озноба, вся сомлев от натуги, начала рожать. Она настолько измучилась и устала, что, когда, наконец, услышала прорвавшийся крик новорожденного, на несколько мгновений впала в беспамятство. Затем, очнувшись как от толчка, она подняла голову и не услышала, но почувствовала, что ее младенец начинает задыхаться. Пересилив свою немощь, она нащупала рукой холодное лезвие ножа и, вся дрожа от натуги, приподнялась и перерезала пуповину. Аккуратно, насколько позволяли дрожащие пальцы, завязала ее. Взяла младенца на руки. Снова родился мальчик. То-то Златан обрадуется. Бережно завернув сына в подол юбки, она, еле переставляя ноги, пошатываясь, пошла в дом.

Вскоре вернулись с поля и Златан с Джюрой.

От природы здоровый и сильный, мальчишка в свои три года выглядел на все пять. Обласканный ветром, солнцем и чистым воздухом, Джюра всегда казался свежим и бодрым, и отец с удовольствием брал его с собою в поле: пусть сызмальства привыкает к земле, к труду. Это пригодится в жизни. Да и откуда человек черпает свои силы, как не от матушки-земли. И сам Джюра с радостью бежал за отцом, молча, никогда не жалуясь, приноравливаясь к быстрому отцовскому шагу. Соседи искренне удивлялись силе и выносливости малыша. И втайне завидовали Златану. А Златан был полон сил и добр, крепок телом и независтлив. Он мог заражающе радоваться солнцу и весело смеяться под заунывный шум дождя за окном.

И только редко, очень редко у Златана на душе становилось тяжело и грустно. Так вот, например, как в этот день. И настроение отца живо передалось Джюре. Он всю дорогу домой хныкал и о чем-то канючил.

— Что ты хочешь, сынок? — не замедляя шага, спросил Златан.

— Хлеба-а! Я есть хочу, — семенил за отцом, быстро перебирая ногами, Джюра.

— Не плачь. Придем домой и поешь.

— Я хочу сейчас есть. Не хочу идти домой. — Джюра сел на землю.

— Что с тобой, сынок? Ты никогда не плакал в дороге. — Отец присел на корточки и обнял мальчика за плечи.

— А с тобой что случилось? Ты всегда пел и шутил со мной в дороге. — Две сверкающие в сумеречном свете слезинки застыли у самой переносицы Джюры.

Златан невесело улыбнулся.

— Не до песен сейчас, сынок. Опять голодно будет нам в будущем году.

— Почему?

— Потому что в земле вся влага кончилась, а дождя все нет. Как бы пожар не случился и не сгорели наши ячмень с рожью. Что за напасти преследуют нашу землю в последние годы?!

Златан вздохнул и быстрым шагом пошел дальше. Притихший Джюра побежал следом. Когда они пришли домой, их встретила измученная, но улыбающаяся Милица с маленьким Иваном на руках. Плохое настроение Златана испарилось подобно влаге в жаркий день после дождя. Он с любопытством принялся разглядывать младенца, пытаясь в нем самом, в его маленьком сморщенном тельце прочитать или, по крайней мере, разгадать его дальнейшую судьбу. Однако ничего прочитать так и не сумел и только поцеловал младшего сына в крохотное родимое пятнышко, выступившее над правой бровью.

Венгерский король Людовик I Великий, из рода Анжуйских, все больше расправлял крылья. Он начал задыхаться в своей маленькой Венгрии и строил планы захвата короны Священной Римской империи, что поставило бы его во главе всей католической Европы. Но начинать всегда нужно с малого. А «малым» для Людовика Великого было овладение всем Балканским полуостровом, странами (пусть и некатолическими), непосредственно соседствовавшими с Венгрией. А для этого нужно было воевать с сильной республиканской Венецией, господствовавшей на побережье Адриатического моря и не раз в былые времена бивавшей венгерских монархов. Но то было в былые времена. Сейчас Людовик чувствовал свою силу. Найдя себе союзника в лице маленькой бановины Боснии, ни на что не претендовавшей, но зато соединявшей через себя Венгрию с Дубровником, он объявил в 1357 году Венеции войну. На стороне Венеции были сильные, но находившиеся под ее верховной властью город-республика Дубровник и свободный город Котор на балканской стороне Адриатики. Симпатии к Венеции питала и довольно могущественная Сербия. Большим подспорьем для республики был и сильный флот. Но Людовик и не стремился воевать на море. В начале 1358 года война закончилась полной победой Венгрии, а Венеция потеряла многие свои владения, в том числе и верховную власть над Дубровником и Котором. Большое вече Дубровника, законодательный орган республики, изгнало венецианского князя, управлявшего городом, и признало своим сюзереном Людовика.

Ничто уже не грозило Людовику — победа над Венецией не могла уже ускользнуть от него, и венгерский король пригласил к себе в Буду молодого боснийского бана Твртко Котроманича, в 1353 году пятнадцатилетним вступившего на боснийский престол, наследовав его от своего дяди Стефана Котроманича, дочь которого, Елизавета, была сейчас женой Людовика. Это была практически первая встреча властвующих особ, и Людовик, на правах старшего, да к тому же родственника, поначалу обласкал бана, а затем, 17 июля 1357 года, заставил его подписать соглашение, по которому Босния из союзника превращалась в вассала, а сам бан Твртко становился не государем, но управителем венгерского короля в Боснии. По этому соглашению Твртко вынужден был отдать Людовику часть Хумской области, охватывавшую верхнее течение реки Хум, которую Твртко всего несколько лет назад отвоевал у Сербии. Твртко обязался быть верным королю и помогать ему войском всякий раз, когда Людовик того потребует. Он обязался подвергнуть гонениям еретиков-богомилов, нашедших себе в Боснии пристанище. А чтобы все эти обязательства неукоснительно выполнялись, сам Твртко или его младший брат Вук обязаны были непрестанно находиться при дворе венгерского короля. Таким образом, Людовик в любой момент мог вызвать беспорядки в Боснии в случае, если бы Твртко отказался выполнить какой-либо указ короля. По истечении сорока дней этого своеобразного дворцового ареста Людовик с Богом отпустил бана Твртко домой.

Следующей целью завоеваний Людовика была еще одна его соседка — самая могущественная соперница Венгрии — Сербия. Король только искал причину, которая позволила бы ему вторгнуться на сербскую территорию. И причина эта не заставила себя долго ждать.

В северной части Сербии, в так называемой Мачве, что на самой границе с Венгрией, летом 1358 года разгорелась нешуточная распря между владетелями Браничева братьями Брайко, Радославом и Бранко Растислаличами и их соседом, державшим Кучево, властелином Жарко. Настало время, когда территориальные споры могли решаться только силой оружия, ибо царь Урош не успевал решать свои многочисленные проблемы. Дай Бог ему справиться с главным — в то время это была борьба с дядей Синишей-Симеоном. Почувствовав такую слабинку государя, многие великаши, особенно крупные, да и крупная властела, желая урвать каждый для себя еще кусок-другой землицы, стали сгонять с насиженных мест властелу среднюю и мелкую. Однако последние далеко не всегда «соглашались» с подобным изгнанием и частенько начинали огрызаться. Начиналась борьба не на живот, а на смерть, в которой, как правило, мелкий властелин либо принимал почетную смерть, либо попадал в полное вассальство. Но бывали и исключения.