Ключ от Снега - Челяев Сергей - Страница 62

– Ты кто таков, паренек? – продребезжала старушка, с размаху воткнув свое грозное оружие прямо вглубь ягодной корзинки.

– Меня зовут Яном, а кличут Коростелем, – честно признался Ян. – И я давно тебя тут поджидаю.

– Ты знаешь мое имя? – искренне удивилась старушка и весело, совсем по-молодому, рассмеялась.

– Да, иначе я не ждал бы тебя тут, бабушка, – учтиво ответил Коростель.

– И кто же я, по-твоему, молодой человек? – осведомилась старушка и сделала губами странное движение – Коростелю показалось, что из ее рта на мгновение выскочил и тут же исчез острый волчий клык. А, судя по песенке, бабушка-то должна быть беззубой…

– Ну, что, отвечать будешь? – повторила старушка, вновь несколько раз утопив нож в своей корзинке, словно нащупывала там на дне что-то широким лезвием.

– Да, – вздохнул Ян, словно бросаясь в холодную и неизвестную глубину омута. – Ты – Бабушка-Смерть.

Старушка тут же зашлась в жутком хохоте, демонстрируя действительно беззубые десны и весьма веселый нрав. Несколько минут она никак не могла прийти в себя, заливаясь смехом, после чего неожиданно громко харкнула и хищно сплюнула, чуть не попав в поставленную рядом для удобства смеха корзинку.

– И кто же это сказал тебе такую глупость, а? – спросила она, все еще посмеиваясь, и явно довольная только что услышанной шуткой симпатичного парня.

– Твои руки, – пояснил Ян Коростель и указал старухе на ее ладони. Старушка невольно опустила глаза и тут же спрятала руки за спину, но было уже поздно – ее руки были до запястий вымазаны в темно-красном, и этот цвет был уже засохший на вид. Старушка подняла голову и хитро погрозила Коростелю пальцем.

– Хорошая шутка, молодой человек, ха-а-ро-о-шая! Вот только почему ты не можешь отличить обыкновенную человеческую кровь от сока этой необыкновенной, чудесной земляники?

И в подтверждение своих слов старушка вновь яростно вонзила нож в ароматное содержимое корзинки, после чего вытащила его и продемонстрировала Коростелю стекающие с лезвия красноватые капли.

– Видишь? Это всего лишь сок, только и всего.

Ян покачал головой. У него было странное чувство, что кто-то сейчас управляет им, подсказывая, как себя вести, что говорить и что непременно должно случиться дальше.

– И ты, и я знаем, что это не так, Бабушка-Смерть. Но учти: если ты уже забрала жизнь того, чьей кровью вымазаны твои мерзкие ручонки, ты об этом горько пожалеешь. И поверь, это случится очень скоро.

– Учтивый юноша угрожает бабушке? – осведомилась старушенция и слизнула с лезвия сладкие полупрозрачные капли.

– Птицелов будет очень недоволен, – заметил Коростель, и глаза Клотильды, – а это была она – злобно сверкнули из-под платка. Задело, злорадно подумал Ян, и решительно шагнул к старухе.

– Ты навела на меня морок, я знаю, – сказал он. – Но твоя ошибка в том, что я уже и без того вышел тебе навстречу. Я опередил тебя, ведьма.

Клотильда зашипела, засуетилась и, неуклюже сплетя длинные пальцы, сделала рукой знак безусловного подчинения. Ян уже видел однажды, как такой же знак складывал Травник, когда на них напала волчица-оборотень. Поэтому он презрительно расхохотался.

– Ничего не выйдет, любительница крови! Ты мне тоже снишься, а во сне магические заклинания не действуют, если только я правильно знаю ваши ведьмовские обычаи.

– Чего ты хочешь, сопляк? – прошамкала Клотильда, злобно ощерившись испуганной злой собакой.

– Того же, чего хочет и твой хозяин, – ответил Коростель. – Ты сейчас отведешь меня к Птицелову, потому что у меня для него есть одна неожиданность.

– Хорошая неожиданность? – осклабилась ведьма, но Ян только холодно посмотрел на нее, и та сразу сникла, сгорбилась, вобрала голову в плечи.

– Не зря говорят: на ловца и зверь бежит, – пробормотала Клотильда, подхватив ивовую корзинку. – Между прочим, ягодки не хочешь ли, соколик?

– Нет, – ответил кто-то внутри Яна его устами. – Потому что ягода твоя земляникой называется, от слова «земля» происходит. А что ты и можешь подсунуть врагу, который сильнее тебя, как не могильной землицы? Земляника твоя – кровь да яд, ведьмище, поэтому жри ее сама, если только, конечно, не подавишься.

Клотильда ничего на это не ответила, что-то прошипела невнятно и покрепче перехватила свою страшную корзинку, из которой по-прежнему торчал нож.

– Тогда пошли, дитятко, коли такой шустрый.

Она обернулась и подмигнула Коростелю.

– Уж не знаю, что ты задумал, паренек, а только Птицелова тебе не перехитрить, так и знай. Не передумаешь?

– Шагай знай, ведьма, – грубо сказал ей Коростель, представив в эту минуту себя сметливым героем солдатской сказки, сумевшим и черта обмануть, и ведьму облапошить. – Там дальше видно будет.

Он решительно шагнул за старухой, и в этот миг что-то сверкнуло у него в глазах, зашумело в голове, подкатила тошнота. Это его догнал второй сон, тот, что уже давно смирно стоял на задворках сознания, терпеливо поджидая, когда в яви откроется брешь, чтобы ворваться в нее порывом холодного ветра. Коростель пошатнулся и, закрыв лицо рукой, глухо застонал.

Он никогда не думал, что его когда-нибудь сможет так поразить и испугать самый обыкновенный птичий глаз. Круглый и блестящий, глаз буквально буравил его, вонзался в мозг. Когда же огромное глазное яблоко поворачивалось, Коростелю казалось, что некая сила в этот миг отрывает его от земли, поднимает и раскачивает из стороны в сторону, вслед за движениями влажного круга, в котором он, Ян, почему-то не отражался. Это был прежний сон Коростеля, и это был глаз журавля, который опять ему приснился.

Но в этот раз все было по-другому. Теперь журавль приблизился к нему уже почти вплотную. Птица повернула голову и вновь скосила на него глаз. Она злобно смотрела на человека, словно он сейчас был ее смертельным врагом. Ян застыл на месте от страха, не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой. Он почувствовал: вот сейчас еще одно мгновение – и птица непременно ударит его крепким и острым клювом. Но оцепенение неожиданно спало, он очнулся и стал медленно поднимать руку, чтобы, если и не ухватить журавля за крыло или длинную шею, то хотя бы успеть отвести этот смертоносный удар. О том, почему на него нападает сейчас эта страшная птица, почему она все время неуклонно приближалась к нему в его снах, чего она от него хочет, Коростель думать не было времени. Все – потом, после того, как он остановит страшный, неминуемый удар. Журавль медленно отвел голову назад, не спуская с Коростеля напряженных влажных глаз. Сейчас он ударит, понял Ян! Но уловить стремительное, молниеносное движение птицы Ян все-таки не успел…

Коростель очнулся, когда почувствовал на себе пристальный взгляд. Ведьма остановилась и буравила его пронзительными глазками, почуяв в нем какую-то слабину. Ян резко и упрямо мотнул головой, отгоняя наваждение, и махнул старухе рукой – вперед, мол, не останавливайся. Клотильда отчетливо скрипнула в тишине несуществующими зубами, вновь что-то проворчала себе под нос и тронулась в путь.

Мало-помалу дорога вывела их к берегу моря, и дальше эта странная пара зашагала уже по мокрому песку, из которого кое-где торчали коряги и выглядывали гладкие бока завитых раковин. За ними тут же увязалась какая-то мелкая пичуга. Она вилась над ведьмой и Коростелем, тревожно покрикивая, словно о чем-то предупреждая. Но им не было до нее дела, и птица скоро отстала. Понемногу стало смеркаться, и с моря ощутимо потянуло холодом и сыростью. Но Коростелю было жарко, он даже вспотел, и вряд ли тому причиной была быстрая ходьба.

ГЛАВА 4

СОН КУКЛЫ

– Ну, вот ты уже и почти поправился, Йонасик – радостно засмеялась Рута, видя, как Молчун управляется со старой засохшей яблоней. Он аккуратно обрубал, а где и просто обламывал отжившие свой век сучья. Второй день стояла холодная, особенно по летнему времени, погода. Ветер дул так, что с верхних ветвей на дом Паукштисов всю ночь сыпались крупные недозрелые яблоки, барабаня по крыше и мешая спать. А поскольку этого долго шли дожди, можно было поверить словам соседа, дядьки Римаса, который каждый день твердил, что лето уже кончилось, тепла больше не будет, и пора готовить сани, следуя старинной, но всегда верной пословице. Отец Руты, торговец Юрис только посмеивался, слыша такие слова из-за соседского забора, но дочь все чаще замечала на отцовском лице озабоченность, которую тот тщательно старался скрывать. Поэтому, когда молодежь вздумала прогуляться к морю и, если повезет, немного покататься на лодке у берега, отец благодушно согласился.