Ключ от Дерева - Челяев Сергей - Страница 85

– Ну, как знаете, господа чародеи, – развел руками долговязый алебардщик. По тому, как он внимательно и мрачно поглядывал на дерево, было видно, что стражник уже примеривается пустить в ход свое страшное умение.

– Не могу я, – тихо сказал Коростель и опустил руку с дудочкой. – У меня и раньше-то ничего не выходило. Этот чокнутый навертел в ней дырок куда ему вздумалось, дятел и тот правильнее бы разметил. Пытаться на ней играть мне все равно что… в соломинку дуть… или в замочную скважину.

Ян запустил руку за шиворот и растер шею, вспотевшую после его неудачных попыток. Пальцы его скользнули по линии воротника, и в ту же секунду в них оказался шнурок от ключа. Коростель уже взял себе в привычку периодически проверять, цел ли шнурок с ключом на шее и теперь вновь пробежался по шнурку и ощутил пальцами тепло нагревшегося на его груди железного ключа. В кончиках пальцев что-то кольнуло, и мир перед глазами Коростеля – дерево, песок, кусты, фигуры друидов и стражников – вдруг странно изогнулся и поплыл, а в ушах страшно зашумело, и в голове дальним эхом отозвалось: «в соломинку дуть… или в замочную скважину… в соломинку дуть… или в замочную скважину… в соломинку… в замочную скважину… скважину…» А потом, словно со взбаламученного илистого дна, поднялось видение и встало перед глазами Яна.

Он стоял у какой-то двери, за спиной были узенькие деревянные ступеньки. Дверь была красивая, со старинной тонкой резьбой, она была закрыта, и Коростель никак не мог найти ключ. Непослушные пальцы без конца теряли неуловимый шнурок, он прятался в складках одежды, выскальзывал из руки или просачивался между пальцев тонкой струйкой воды. Наконец Коростель окончательно вышел из себя, кое-как ухватил шнурок и что есть силы рванул его с шеи. Ключ тут же оказался у него в руке, но, странное дело – шнурок был цел и невредим. Ян увидел, как он крепко сжимает ключ Камерона между большим и указательным пальцами и силится попасть им в замочную скважину, но никак не может ее найти. В тот момент, когда ему это удается, вдруг разжимаются пальцы, и Ян еле-еле успевает подхватить ключ – ему почему-то кажется, что нельзя, ни в коем случае нельзя допустить, чтобы этот ключ сейчас упал на землю, словно он может там исчезнуть, затеряться навсегда, и он навеки останется по эту сторону Двери. Он снова шарит ключом, елозит железом по дереву, замок все ускользает, Коростель давит все сильнее, шепчет какие-то проклятия себе под нос, уже почти кричит в голос, и тут скважина замка вдруг начинает расти, все больше и быстрее, и вот Ян уже с ужасом видит: она слишком велика для его ключа, он тонет в ней, как в омуте. Коростель хватает ключ обеими руками, подносит его ко рту и начинает дышать на него что есть сил, дышать, как это делают маленькие дети, заигравшиеся на ледовом катке, согревая замерзшие ладошки. Он дышит все сильнее, дыхание его все жарче, и вдруг изо рта его неожиданно вылетает пламя. Все вновь помутилось перед глазами, видение поблекло, и Ян услышал Звук.

Этот Звук был ясный и чистый, с легкой, едва ощутимой вибрацией, свойственной всем Живым звукам. Он стоял, прижав к губам дудочку – неправильную дудочку, неправильно сделанную Молчуном, которого сейчас насмерть душило дерево, и это тоже было неправильно, так не должно было быть, но Коростель все сильнее прижимал теплое дерево к полураскрытым губам, и Звук все тек, лился и плыл над его головой и головами друидов и стражников. Звук лился, как струйка дыма, он был почти ощутим, почти осязаем, и все застыли, даже стражники, а дерево, мертвой хваткой сжимавшее немого друида, вдруг зашумело, затрясло ветвями, закачало кроной, и потом раздался страшный скрип. Этот звук был так ужасен, словно скрипели горы и холмы, старые кости каменных кряжей или древние корни камней и валунов, испокон веков крепящие живую травяную плоть волшебных литвинских холмов. А может, это и был голос дерева, голос боли и ярости, в котором схлестнулись две силы: голос Древес и монотонная песня маленькой дудочки, звуки которой пронзали, дробили и размывали древнюю силу деревьев, разбуженную чьей-то злой волей или отчаянием, вознесшимся до уровня волшебства. Но дерево все еще упрямо сопротивлялось, силилось ухватить своего врага, и это ему наконец удалось, и над деревом повисла звенящая тишина. Все словно онемело и одновременно оглохло вокруг. Збышек качал головой из стороны в сторону, как безумный, Травник простер руки к дереву, Эгле что-то беззвучно кричала, а стражники уже бежали к ветвям с топорами.

– Не-е-е-т!!! – в отчаянии закричал Ян, и тишина лопнула и разорвалась, наполнившись криками, проклятиями и еле ощутимым звуком натянувшейся струны, гигантской и толстой, но каждое мгновение стремительно истончающейся.

– Дави на него, Ян! – кричал стоящий к нему спиной Травник. Обеими руками он тоже давил перед собой пустоту, словно сдерживал что-то невидимое, а оно было сильнее, и друид медленно поддавался. Коростель увидел, что пальцы Травника прогибаются назад, и это было ужасно. И тут же Ян увидел другое – словно дымная полоса тянулась от его собственной головы к стволу дерева и заканчивалась там, где…

– Ма-а-арт! – что есть силы завопил Ян. – Но-о-ож!

Збышек метнулся к стволу, а Ян с неожиданным спокойствием подумал: «Сейчас он не успеет. Он не успеет, и я умру, дерево втянет меня моим звуком, которое оно уже захватило, и я исчезну, умру навсегда. Навсегда-а-а-а!»

– А-а-а-а!!! – пронзительно кричал Ян, чувствуя, что он жив пока еще только в этом крике, и как только закончится, иссякнет воздух в легких, наступит его конец. Збышек между тем отчаянно дергал из коры над головой Молчуна торчащий из ствола нож, тянул его двумя руками, но проклятое дерево уперлось и не выпускало клинок из своего ствола. Крик исчерпал Коростеля до дна, и он, склонившись и держась за живот, в котором вспыхнул спазм острейшей боли, медленно оседал на песок.

– Побереги-и-сь! – рявкнул кто-то за спиной Марта, и Збышек скорее инстинктивно, чем соображая, что сейчас будет, отдернул руку от ножа. В то же мгновение за его спиной прогудела алебарда, и топорище на длинной ручке со всего маху врезалось в ствол наискось под полосатую рукоятку. Нож выпал из разруба вместе с куском коры, в которой он остался торчать, и в то место, откуда только что торчал клинок, со свистом и шипением втянулась дымная полоса. Ян, перед глазами которого плыли черные и красные круги, готов был поклясться, что струя дыма или огня вырвалась из его дудочки, которую он, валясь на песок, выпустил из рук, и теперь она лежала на песке, медленно наливаясь красным цветом раскаленных углей. Дым наконец втянулся в ствол, оттуда вырвалось облачко пара, дерево содрогнулось всем своим гигантским, налившимся незримой силой телом, и на нем начала лопаться кора. Трещины побежали вдоль ствола, а Пятрас и Жигмонт, не дожидаясь, уже рубили сплеча ветви, охватившие Молчуна. Дуб стонал, шумел кроной, трещал корой, но ветви были недвижны – Сила Древес, древнее волшебство друидов, покинула дерево навсегда.

Прежде бесчувственный Молчун неожиданно открыл глаза, и из уголков рта друида показалась и стала пузыриться зеленоватая пена. Молчун, тяжело дыша, открыл рот, из которого тут же вылилось немного той же зеленой жидкости, и глубоко вдохнул. Ветви вокруг него стражники и Травник уже обрубили, оставалось только несколько отростков, которые пронзили тело немого. Молчун замотал головой и издал какой-то невнятный звук наподобие мычания пьяного, уютно устроившегося в придорожной луже и ни в какую не желающего подниматься. Все обступили его, подполз к дереву и вымотавшийся вконец Коростель – он постепенно приходил в себя, но силы возвращались к нему очень медленно.

Молчун с трудом приподнял ладони и сделал какой-то жест пальцами.

– Зорзы? – быстро спросил Травник.

Молчун с усилием кивнул, так что голова его упала на грудь, и он застонал.

– Где Патрик и Казимир? – закричал ему чуть ли не в лицо Март. – Ты слышишь меня, Йонас?

Молчун медленно поднял глаза. Эгле поддерживала ему голову с запекшейся кровью на лбу. Затем немой прикрыл глаза и снова их открыл, показывая: да, слышу.