Ключ от Дерева - Челяев Сергей - Страница 17

– Ну и как ты себя чувствуешь? – раздался сзади насмешливый голос. Ян резко обернулся и увидел за спиной Травника, с улыбкой наблюдающего за ним, видимо, уже некоторое время. Он сидел на парапете большого каменного моста, непостижимым для Яна образом перекинутого через маленькую тихую речушку.

– Я уже давно заметил, как ты за мной увязался, – подмигнул Яну друид. – Вот только хотелось посмотреть, пропустят тебя Двери или не пропустят. Оказалось, я не ошибся в своих предположениях.

– Каких предположениях? – не понял Ян.

– Ключ, что у тебя на шее, – пояснил Травник, слезая с перил. Он легко сбежал с насыпи и оглянулся на Коростеля. – Что же ты стоишь? Идем!

Ян осторожно спустился по склону и зашагал вместе с Травником по высокой траве сам не зная куда. Однако в скором времени друид остановился перед неким молодым человеком в странной одежде, безмятежно спавшим на пригорке. Травник наклонился и легонько потряс спящего.

Человек открыл глаза, сел и осоловелым взором обвел стоящих перед ним. Затем он вздрогнул, и его сон тут же как рукой сняло. Перед ним лежал карандаш и кожаный блокнот, откинутая страница была исписана неразборчивым мелким почерком. Ян понял, что они находятся в какой-то другой стране с другим небом, другими расстояниями, и запах воздуха был особенный, с привкусом осеннего дыма, какой бывает в октябре, когда на городских площадях жгут кучи палых желтых листьев.

– Ну что? – после некоторого молчания спросил друид. – Теперь ты веришь, что все это тебе не снилось? И в ту ночь, когда ты остался в доме один и чуть не сошел с ума от тоски и отчаяния, и сейчас, когда у тебя остался единственный друг – твоя тетрадь. Теперь ты веришь?

– Теперь я знаю… – тихо ответил молодой человек, облизнув пересохшие губы. Очки в толстой роговой оправе постоянно сползали ему на нос, но даже сквозь стекла можно было заметить нездоровый, лихорадочный блеск глаз. Он подавленно смотрел на Травника и Коростеля, и Ян почувствовал, сколь велико было потрясение незнакомца от неожиданной встречи с его спутником.

– Смотри же! – молвил друид. – В глазах змеи не отражается солнце, а память о снах всегда стирает утро. В жизни всегда есть приливы и отливы, ведь море тебе знакомо не понаслышке. Если в твоей жизни сейчас отлив, пересохло дно, значит, твоя высокая вода уже в пути. А пока ты должен смотреть, и тебе будет многое открыто. Только не солги. Над тобой будут смеяться, поносить, объявят лгуном или фантазером, от тебя могут отвернуться родные и друзья, все те, чьи души пуще смерти бегут Вымысла.

Друид обернулся к Яну и улыбнулся.

– Ибо мы и есть с тобой Вымысел, вымысел для не знающих настоящего страха, не ведающих подлинного счастья. Они не понимают, что небо уже давно наклонилось над ними, над их маленькой жизнью, краше и милее которой для них нет ничего. Смотри же, хорошо смотри!

Травник положил ладонь на плечо парню, а другую руку протянул к траве, которая вдруг стала стремительно расти, кудрявиться плотной зеленой шапкой спутанных злаков и соцветий, поднимая к пальцам друида блокнот его собеседника. Вытертую кожаную обложку обхватил шаловливый вьюнок, цепкие стебельки забрались меж страниц и с видимым даже Яну любопытством ощупывали неразборчивые карандашные слова.

– Ты все будешь видеть, даже если тебе это будет грезиться или открываться во сне. – Травник вложил блокнот с зеленым узором из вьюнка в руки молодого человека. – Я тебе говорил это раньше, но ты не понимал меня или не верил. Нашим встречам приходит конец, дальше ты будешь видеть сам, и я не знаю, смогу ли вновь прийти к тебе просто так. Может случиться, когда-нибудь и ты будешь на моем месте, кто знает. От души желаю тебе другого пути – легкого и спокойного. Я ухожу, и теперь у тебя остается только он. – Травник взял карандаш и быстрым, неуловимым движением начертал на белом листе какой-то знак. – А это тот, о котором я тебе сказал в наш последний вечер.

Друид жестом указал парню на Яна, который все это время стоял, силясь понять смысл слов Травника. Коростель понимал, что он в мгновение ока очутился в чужой стране, и ему было не по себе.

– Вы не знаете друг друга, между вами лежит бездна мира, который мало кто способен познать. Может так случиться, что вы больше никогда не встретитесь, однако мне нравится, что судьба свела вас вместе, во всяком случае, теперь вы хотя бы узнаете друг друга, если что. Я сказал все, дальше провидеть мне не дано. Пойдем, Ян! Тебе же, – Травник тихо назвал молодого человека по имени, но Коростель его не расслышал, – тебе оставаться. Это всегда труднее… Я не знаю твоего пути, но я чувствую, что он не прямой.

Травник повернулся и, не говоря больше ни слова, зашагал по траве к мосту. Ян некоторое время озадаченно смотрел на молодого человека, после чего развел руками и поспешил за Травником. Друид шагал быстро, не оглядываясь, и Ян основательно запыхался, прежде чем догнал его. Он не видел, как трава, примятая их сапогами, медленно распрямляется и тихо течет, подобно темной вечерней речушке под быстрым и холодным ветром осени, которая остается за порогом мерцающего прямоугольника, спокойно и беспрепятственно пропустившего Яна обратно в май.

В небе по-прежнему висела луна, и длинные тени еловых лап протянулись через поляну, где крепко спали путники. Ян попытался было расспросить Травника, но друид не был расположен к разговорам, молча покачал головой и улегся спать у догорающего костра. Коростель пристроился рядом и долго смотрел на дышащие темно-багровым березовые угли, силясь разобраться в своих мыслях. Под мерное дыхание друида он незаметно заснул, а костер еще дымился до утра.

К полудню следующего дня отряд вышел к старому заброшенному погосту. Травник, за все последнее время не проронивший ни слова, дал знак остановиться на привал у полуразрушенных ворот, утопающих в высокой траве. Они тихо вошли в рощу, усеянную позеленевшими надгробиями и поминальными камнями, а деревянные памятники здесь уже порядком погнили и покосились от времени и непогоды. Рыжий Лисовин остался снаружи, уселся у ворот и мирно задремал, однако глаза его были полуприкрыты, и рука лежала на рукояти изрядного охотничьего ножа за поясом. Травник тем временем углубился в крайнюю аллею, дав знак сопровождающим его Марту и Яну остановиться возле входа, где начиналась еле различимая тропинка.

У маленькой могилы, утопающей в кустах белого шиповника, была вкопана низенькая лавочка. На ней восседал тщедушный старичок в выгоревших холщовых штанах и дырявой поддевке. Он поигрывал сучковатой клюшкой и с улыбкой посматривал на идущего к нему Травника. Друид быстро шагал по тропинке, и старичок предупредительно заерзал, подвигаясь и освобождая место подле себя. Однако Травник садиться не стал, остановился перед дедом и протянул ему какой-то предмет, не разжимая кулака. Старичок заулыбался еще шире и отстранил руку друида.

– Симеонушка! – ласково проговорил он щербатым ртом, остро поглядывая снизу вверх. – Нешто я не узнал бы тебя без цацок, что ты, милый?! С утречка уже, почитай, тебя поджидаю. Как весточку получил, сразу сподобился, надо ведь какой-никакой порядок в своем хозяйстве навести, веничком помахать, освежить старые дорожки.

С минуту старец распространялся о чистоте да порядке, посверкивая быстрыми глазками и поминутно почесываясь, что как-то не вязалось с его чистеньким щуплым тельцем, в котором и душе держаться уже было, видимо, трудновато.

Травник не стал его расспрашивать о житье-бытье и молча слушал, задумчиво оглядывая белый цветущий шиповник; до грани весны и лета было еще далековато, да и окружающие кусты были зелены еще майской сочной яркостью без всяких примет завязей. Наконец он вздохнул, жестом остановил разболтавшегося деда и присел перед ним на корточки.

– Времени у нас в обрез, Хозяин, поэтому давай ближе к делу. Когда сумеешь открыть Мост? Сколько часов у нас есть? Мое слово ты знаешь.

Старик окинул взглядом друида, и искорка мимолетного сочувствия промелькнула в его глазах, хотя это могло и показаться.