Про Одну Девочку (СИ) - Инош Алана - Страница 2

«Привет, какие планы на вечер? :)»

 Включили интернет или нет? Да уже, в общем-то, было неважно.

3. Зуб

Как-то раз у Одной Девочки заболел зуб. К зубному идти было, как водится, страшно, и Девочка оттягивала эту неизбежность, как могла.

– Ы-ы-ы, – ныл зуб.

– Ну, не ной, вот тебе таблетка, – уговаривала Девочка.

– Ладно, но только до ночи, – согласился тот.

Ночью Девочка проснулась от жуткой боли.

– А-а-а-ы-ы-ы-о-о-о-у-у-у! – выл зуб.

Больше ни на какие уговоры он не поддавался, у Девочки даже температура поднялась. Промучившись до утра в каком-то гриппозном полубреду, она отпросилась с работы и поковыляла-таки к стоматологу. «Что-то фамилия врача знакомая», – подумалось ей при виде таблички на двери.

«Нет, только не это», – запаниковала задняя интуиция. Зад похолодел, спина следом за ним покрылась мурашками.

Но спасаться бегством было поздно: Девочку уже пригласили. Опасения оправдались: врачом оказалась бывшая Любимая. Видно, она ушла из клиники и открыла свой кабинет. Она сделала вид, что не узнала Девочку, обращалась к ней на «вы», держась сухо и по-деловому.

У Девочки оказалась какая-то очень неприятная болячка с глубинным нагноением. Рентген подтвердил диагноз. Врач ковырялась в зубе, что-то резала, колола, промывала... Когда Девочка встала с кресла, ноги сказали:

– Ходить? Как это? Не слышали.

А руки им вторили:

– Паркинсон – это когда вот так, – и затряслись.

А бывшая Любимая добила окончательно:

– Через два дня – на повторный приём.

Всё бы ничего, но в дверях кабинета мозг забастовал:

– Мне не хватает крови!

Всё завертелось вокруг Девочки, её окутал звенящий и жужжащий кокон прохладного онемения, и стука своего ослабевшего тела о пол она уже не услышала. Очнулась Девочка на диванчике. Врач озабоченно склонилась над ней, поднося к её носу ватку с нашатырём.

– Ты чего? Ну-ка, не пугай меня, – сказала она.

Она перешла на «ты». Это отозвалось внутри у Девочки странным ёканьем.  Прошлое накатило, закружило душу и сердце в мучительном танго... Моральное состояние объявило:

– Ой, всё.

И физически Девочке тоже было плохо. А врач сказала медсестре:

– Анечка, я отъеду на полчасика.

Она отвела Девочку к своей блестевшей на солнце машине и отвезла домой. Голова воображала, что она катается на каруселях, ноги норовили прямо на ступеньках завязаться узлом, и до квартиры врач почти тащила Девочку на себе. Она пробыла с ней минут двадцать; ни о чём особенном они не разговаривали. Девочке было не до бесед, а врач, быть может, и хотела что-то сказать, но промолчала. Так и уехала, убедившись, что в ближайшее время смерть Девочке не грозила.

Весь остаток дня Девочка провалялась дома. Когда действие укола кончилось, челюсть наполнилась пульсирующей болью, а сердце ныло ей в такт. С Девушкой-с-Мотоциклом у Девочки не сложилось, она снова была одна, и тут как назло – бывшая Любимая.

А может, бывших любимых не бывает? Плохо сочетались эти два слова. Когда-то Девочка думала, что «любимая» – это раз и навсегда, до гробовой доски. А получилось вот так.

Вечером температура опять подскочила, сердце заколотилось. Стучал моторчик: «Дык-дык, дык-дык». А желудок сказал:

– Я дико извиняюсь, но – буэ-э-э...

И вывернулся. Голова между тем изображала из себя колокол. Организм заявил:

– Или делай что-то, или я сыграю в ящик.

Рука потянулась к телефону, палец нашёл номер бывшей Любимой.

– Да, – ответил знакомый голос.

– Мне плохо, – сказала Девочка.

А голос спросил:

– Ты мне как врачу сейчас звонишь, или...

– Блин, я щас сдохну, – прохрипела Девочка.

Голос ответил коротко:

– Я еду. Держись там.

Любимая-врач приехала быстро, измерила Девочке температуру, осмотрела рот. От одного лишь прикосновения её мягких прохладных ладоней становилось легче.

– Вот ещё выдумала – сдохнуть... Утром поедем открывать временную пломбу, посмотрим, что там такое. Антибиотики, которые я тебе выписала, принимала?

Девочка лежала на диване, слабая и больная. Про таблетки она совсем забыла... Любимая-врач не стала её журить, просто сама съездила в аптеку и привезла лекарства. И осталась у Девочки.

Нет, ничего «такого» между ними не случилось ночью, Девочка слишком плохо себя чувствовала. Когда в пять утра Любимая-врач курила на кухне в открытое окно, Девочка приплелась и ткнулась лбом в её плечо. Это была какая-то физическая зависимость: когда они соприкасались, Девочке становилось лучше. Слёзы сказали:

– Самое время для нас.

А Любимая-врач спросила:

– Ты чего так тряслась, когда заходила в кабинет? Думала, я специально буду делать тебе больно?

Девочка только устало сморщилась.

– Я же не зверь какой-то, – усмехнулась Любимая-врач, но не губами, а так, как умела только она – лучиками в уголках глаз.

За окном чирикали птички, занимался рассвет. Любимая пила кофе, а Девочка думала о ней. Первые седые ниточки в модной стрижке «пикси» с элегантной чёлкой. Никогда не красила волосы. Мрачновато-пристальные карие глаза, прямой взгляд которых непросто выдержать. Внешне – сдержанная, молчаливая: больше дела, чем слов. А сама Девочка – полная противоположность: эмоциональная, думающая сердцем, со всеми сопутствующими девчачьими заскоками. Расстались они, потому что у Любимой закрутился роман с пациенткой.

Утром они вместе приехали в кабинет. Девочка уже не тряслась, она доверилась рукам, таким родным когда-то (да и сейчас, что греха таить...). Она отдалась им полностью, растеклась в кресле, когда лёгкий шёпот согрел ей сердце:

– Всё будет хорошо, не волнуйся.

Девочка пискнула, почувствовав укол.

– Ну-ну, тш-ш, – ласково, будто ребёнку, сказала врач.

Потом Девочка двадцать минут лежала на диванчике, чтобы опять не грохнуться в обморок уже за дверью.

– Звони, если что, – сказала Любимая-врач.

Были, конечно, и таблетки, и полоскания. Боль прошла, но состояние зуба требовало наблюдения. Пришлось ещё пару раз посетить кабинет. При медсестре Любимая-врач была сдержанной, а когда Девочка по сложившемуся обычаю принесла коробку конфет, она усмехнулась. Девочка вернулась на работу, а в обеденный перерыв получила со знакомого номера SMS:

«Я зайду вечером, ты не против? Надо поговорить».

«Хорошо», – ответила Девочка.

Любимая-врач пришла с теми самыми конфетами. Девочка заварила чай.

– Тебе нельзя сладкое, – сказала гостья, забрала у Девочки конфету и поцеловала, чувственно проникая в рот, который сама отремонтировала.

Они стояли у приоткрытого окна: Любимая обнимала Девочку за талию, прижимая к себе, а та закинула руки ей на шею мягким кольцом.

– Наверно, это расставание было ошибкой. – Губы Любимой шевелились около уха Девочки, приглушённый полушёпот обдавал мурашками. – Мне не хватает тебя. Очень. Всех твоих бзиков, голоса твоего, запаха волос. Того, как ты пищишь в постели. Записочек твоих. Прости меня, малыш.

«А я, наверно, просто дура и тряпка, – хотелось ответить Девочке. – Никакой гордости».

Они стояли у окна и слушали вечер.

4. Чернослив

«Быть или не быть? Простить или не простить? Принять или не принять?» – с гамлетовским драматизмом и трагизмом размышляла Одна Девочка. Любимая предлагала вернуть всё былое, и от серьёзности этого шага Девочка даже приуныла, запарилась и загрузилась. Сердце пело:

– Позвони мне, позвони!

А гордость надменно вещала:

– Может, ты забыла меня?

А пока Девочка металась между ними, нервы её звенели и пели, как струны арфы, и организм, оценив ситуацию, решил, что он находится в состоянии стресса. А кишечник на этой нервной почве психанул и объявил:

– А вот фигушки вам всем! Забастовка. Даёшь дискомфорт! Даёшь брожение, боль и тяжесть каждому сантиметру кишечной трубки!