Хроники мегаполиса (сборник) - Дяченко Марина и Сергей - Страница 62

Он кажется своим, и в этом вся беда. Если бы он был чужим – никогда не заметил бы моего круга... Прошел бы мимо, не глядя, и все было бы хорошо...

«Отпусти этот камень на волю, Пусть живет как захочет, Пусть плывет он по синему морю, Ночью в бурю грохочет » ...

Он придвигается близко. Очень близко. Трогает губами мой нос:

– Если выбросит вал шестикратный Этот камень на сушу, – Положи этот камень обратно И спаси его душу...

– Витя, что ты говоришь?!

Улыбается:

– Положи за волнистым порогом Среди рыб с плавниками. Будешь богом, светящимся богом, Хоть для этого камня.

Молчу. Не знаю, что сказать.

– Ленка, – говорит он мне в самое ухо. – Бросай свои «Щели». Оставайся со мной. Возвращайся ко мне.

– Откуда?

Он прикрывает глаза:

– « Откуда ни возьмись – как резкий взмах – Божественная высь в твоих словах – как отповедь, верней, как зов: « за мной! » – над нежностью моей, моей, земной. Куда же мне? На звук! За речь. За взгляд. За жизнь. За пальцы рук. За рай. За ад... »

Не могу сопротивляться.

– « Звучи же! Меж ветвей, в глуши, в лесу, здесь, в памяти твоей, в любви, внизу постичь – на самом дне! не по плечу: нисходишь ли ко мне, иль я лечу » ...

Боксеры не умеют так смотреть.

Я – на крыше. Город – подо мной.

Жестяной козырек мокрый. Льет дождь.

Он не достанет меня. Нет. Здесь граница моего мелового круга.

Вокруг – огни, как будто наступает вражеская армия. Мой город, родной и привычный, ощетинился фарами и осаждает мою бетонную башню под жестяным козырьком.

Меня не достанут.

Еще один его шаг навстречу – и я шагну тоже.

– С какой это стати, – говорю холодно, – я должна бросать работу? Я ведь не предлагаю тебе бросить бокс, правда? У тебя есть профессия, ты добился кое-каких результатов... Ну и я добилась, между прочим. Я профессионал. И не говори мне больше, пожалуйста, таких глупостей.

– Ты человек, – он терпеливо улыбается. – Ты вовсе не собственность этого своего... рейтинга. И никто тебя не просит бросать работу...

Выскальзываю из-под простыни. Иду одеваться.

– Лена? – спрашивает он удивленно.

Лихорадочно разыскиваю телефонную трубку.

В пустой квартире надрывается телефон.

«Здравствуйте. Вы набрали номер... и слушаете автоответчик. Оставьте ваше сообщение после длинного гудка»...

С оконных стекол лохмотьями свисают пленочки витражей. Паркет – в меловых кругах, в центре одного из них лежит раздавленный тюбик помады.

– ...Витя, мне не нравится, что ты лезешь в мои дела.

– Послушай... А почему ты так со мной разговариваешь?

– Тебе не нравится тоже? Вот и славненько, мы обменялись взаимными претензиями.

– Лена...

– ...Тебя не устраивает мой тон, меня не устраивает твое покровительство. Я в нем не нуждаюсь. Моя жизнь – это моя жизнь.

– А мне показалось... – говорит он глухо.

– Ты хочешь изменить меня. Хочешь, чтобы я, как тапочек, приняла форму твоей ноги. А этого не будет.

– То есть ты ничем, совершенно ничем не собираешься поступаться... ради...

– Ради чего? И с какой стати я должна поступаться?

– Что, совсем не для чего? – тихо спрашивает и потихоньку теряет румянец.

Усмехаюсь:

– Витя, ты взрослый мальчик... Когда отношения двух людей начинают из стеснять – жертвовать следует отношениями, а не друг другом.

– А что, наши отношения...

– По всей видимости, увяли помидоры, – развожу руками. – И это совершенно естественно. Дельфин и русалка, как ты понимаешь, ни в коем случае не пара.

– Это... ты? – спрашивает после паузы, потрясенно меня разглядывая.

Гордо выпячиваю грудь:

– Это я. Единственная и неповторимая.

Сидим в самолете. Смотрим в разные стороны. А вокруг – взгляды, взгляды, удивленные, вопросительные и злорадные. Карамельно улыбается стюардесса...

Дымко заказывает коньяк. Впервые за все наше знакомство я вижу, как он пьет алкоголь.

Я беру апельсиновый сок.

Самолет заходит на посадку.

– Всему хорошему рано или поздно наступает... конец, – говорю я, лукаво улыбаясь в камеру. – Он подкрадывается, как правило, незаметно... Вы знаете, что обычно подкрадывается незаметно?

Публика в студии смеется. Она знает.

– Это может быть скука, рутина, ползучий быт, – продолжаю я. – Но нередко это – некая черная тайна, вдруг выплывшая на свет...

За моей спиной со скрипом раскрывается дверца бутафорского шкафа, оттуда вываливается натуральный скелет. Зрители смеются.

– ...Сегодня у нас в студии люди, лучше других знающие, что такое скелет в шкафу и чем опасны раскрытые тайны! – провозглашаю я. – Встречайте!

И под бравурную музыку мои хомячки занимают почетные места на квадратном, стилизованном под ринг подиуме.

Блондинка лет тридцати, полненькая, волоокая, рассказывает о любовнице своего мужа, и как она нашла в собственной ванной женский бритвенный станок, и демонстрирует улику публике.

Неожиданно из-за ширмы появляется любовница. Гневно опровергает версию жены: ее ноги не нуждаются в бритье! Раз в месяц она посещает косметический салон и делает полную де-эпиляцию!

Муж смущенно улыбается.

После свары следует конкурс, приз победителю – два билета в Ниццу. Участницы – жена и любовница – должны на скорость побрить бутафорские ноги, специально для этой цели изготовленные из пластика и синтетической ворсистой ткани...

Выключаю монитор.

Он не выключается. В пульте села батарейка. Я жму и жму на кнопку; на экране мыло, пена, смех зала, поездку в Ниццу выигрывает любовница и зовет с собой мужа, муж колеблется, жена в истерике...

Поднимаюсь и просто выдергиваю из стены шнур.

Стук в дверь. Криэйтор Дима.

– Уйди.

– Леночка... Пару слов всего... Во-первых, шеф балдеет от последней программы. Во-вторых, тут намечается еще один партнер, немец, очень перспективный... В-третьих... Ты же меня подставила! Я тридцать баксов продул в тотализатор. Ты же обещала предупредить, когда вы с Дымко разосретесь!