Хроники мегаполиса (сборник) - Дяченко Марина и Сергей - Страница 37

Он вдруг почувствовал себя чужим в собственной квартире. Настолько чужим, настолько лишним, что перехватило горло. Даже тогда, когда он ушел из дома, оставив здесь Олю и Женьку, чувство потери не было таким острым.

– Стоим, как на вокзале, – сказал он тихо.

Оксана кивнула.

Разговаривать было не о чем, но просто так сказать «До свидания» Дима почему-то не мог.

Он повертел в руках потрепанного «Юного скрипача»:

– Знаете что... Наверное, оставьте себе. Вам пригодится... А мне его тащить через океан...

– Спасибо, – сказала Оксана после паузы. – Может быть, дадите мне задание?

– Задание?

– Да, как обычно... – она бледно улыбнулась. – Правда, проверить его вы не сможете – но мне было бы приятно.

– Знаете что... – сказал Дима после паузы. – Идемте на балкон.

На балконе было не прибрано – валялись под ногами старые газеты, обрывки веревки, полиэтиленовые пакеты. Старая яблоня совала ветки чуть ли не в окно. Под балконом мяукал невесть откуда взявшийся кот.

– Вот, этот этюд на память, и этот... И эту пьесу разобрать, – он привычно ставил против названий карандашные «птички». – Хватит?

Оксана улыбнулась снова:

– Да. Спасибо.

Говорить было не о чем, но они все-таки стояли – молча, под аккомпанемент истеричного требовательного мява.

– Это всегда тяжело – переезд, – сказала наконец Оксана, будто желая его подбодрить. – Потом будет легче.

– У меня что, такой удрученный вид? – Дима через силу улыбнулся.

Оксана отвела глаза:

– Нет... Просто я знаю. Мне приходилось переезжать... Правда, всего лишь на другую улицу, но все равно страшно.

– Страшно?

(Мау! – орал кот. – Маау!)

– Ну, неприятно...

– Как у вас дела, Оксана? Как на работе?

– Ничего. Летом легче... может, в августе дадут пойти в отпуск.

– Поедете на море?

(Мау! Мау-ау-аау!)

– Нет, что вы... На огород...

– Я теперь, наверное, никогда не попаду в Крым, – сказал Дима.

– Зато попадете куда-нибудь получше, – улыбнулась Оксана. – Там океан...

– Да... Да заткнется он наконец?!

Дима перегнулся через перила; у плотно закрытой двери в подъезд вертелся серый, худой и грязный, в репьях, кот.

– Он хочет в дом, – сказала Оксана. – Кажется, дешевле будет его пустить...

Дима присмотрелся к коту; да, конечно, он сильно исхудал и вымазался, белое пятно на груди стало серым – но не узнать его, это пятно, было трудно.

– Дядя Боря! – позвал Дима.

Сосед был уже изрядно выпивши; не сразу понял, чего от него хотят, а перегнувшись через перила, едва не вывалился с балкона:

– Мур... зик! Мурзик!

Кот услышал. Поднял морду и посмотрел на балкон.

– Мурзик, – дядя Боря, кажется, слегка протрезвел. – Елки-палки... Это...

Шлепая по лестнице разношенными тапками, сосед сбежал вниз – и тут же бегом вернулся, причем облезлый кот несся, опережая его на полкорпуса. Уверенно подбежал к двери Бориной квартиры, встал на задние лапы и принялся когтями драть дерматин.

– Мурзик! – повторял Боря. – Мурзик, это ж надо! Откуда?!

Кот не обратил на него никакого внимания.

Боря распахнул дверь:

– Мурзик... Ну елки-палки... Димка! Я... Мурзька... дрянь такая серая... прибежал... Рая уже три месяца как за ним убивается... Три месяца! Из Ирпеня! Димка, колбасы тащи, у меня ж нет ничего, колбасы ему, докторской...

Кот шел по квартире, неторопливо и методично, как наступающая армия. Последовательно и подробно выявлял произошедшие за время его отсутствия изменения: обнюхал углы, урча, потерся о край тахты, о ножки стола, полез под тумбочку, под шкаф, собрал на себя чуть не всю пыль и паутину, потом принялся рыть лапами линолеум в коридоре – Боря спешно вытащил откуда-то огромную кювету для проявки фотографий, древнюю, бурую от реактивов. Торопливо изорвал подвернувшуюся под руки газету; кот торжественно сел в приготовленную таким образом кювету и справил нужду – под одобрительные охи-ахи гостей, набежавших из соседней квартиры.

– Это Рая, Борина жена, как уехала жить в Ирпень, так кота взяла с собой, – объясняла Диминым коллегам соседка с третьего этажа. – А кот вернулся...

Толпа прощающихся почти полностью переместилась к Боре – смотреть на героического кота. Коту тащили колбасу и кусочки сыра, йогурт в баночке, молоко в блюдце – скиталец ел все.

– А Рая переживает, – сообщила соседка с третьего этажа. – Райка его любила, как не знаю что, и он у Райки на подушке спал...

– Не трогаете его, он грязный, – говорила жена Олиного брата. – Он мог подцепить лишай, у него полно блох... Оля, обязательно руки помой...

– А вот это, за ухом, не лишай?

– Не, это шерсти клок выдранный. Кто-то выдрал по дороге...

– Бедное животное!

– Да нет, вполне нормально себя чувствует... Дай ему еще пожрать...

– Так вот, он Райку любил, а к Борьке сбежал.

– Он в свой дом сбежал... Коты – они такие паскудные...

– Ерунда! Вот у меня был один кот...

Дима вернулся к себе, вошел на опустевшую кухню; для чего-то полил чахлые цветы на подоконнике.

– Я пойду, – сказала неслышно подошедшая Оксана. – Ну, я пойду?

– До свидания, – помедлив, сказал Дима.

– До свидания, – шепотом отозвалась Оксана. – Только... – она запнулась.

– Что?

– Синдром кота, – она улыбнулась. – Не болейте. Счастливого пути.

Он пожал протянутую руку:

– Синдром...

– Не болейте, – повторила Оксана. – Счастливо.

Стоя на балконе, он смотрел, как она идет к троллейбусной остановке. А шла она необыкновенно прямо, по-королевски неторопливо, высоко подняв голову – как никогда раньше не ходила.

Мимо молодых мам с колясками...

Мимо развешенного на веревке белья...

Мимо малышей на детской площадке...

Не оглядываясь.

Они шли по городу.

На пешеходном (воскресенье!) Крещатике катались на скейтах и роликах мальчишки и девчонки. Гуляли влюбленные и пенсионеры; какие-то припанкованные подростки распивали пиво, поблескивая донышками банок. Малыши несли на палочках шарики, как когда-то на первомайской демонстрации, только вместо голубя мира – теперь на шариках белел значок «Мак-Дональдса». Из многих динамиков доносилась музыка, и сливаясь, ее потоки образовывали неповторимый звуковой коктейль.