Экипаж боцмана Рябова
(Рассказы и повести) - Коковин Евгений Степанович - Страница 6

Каюта старшего механика была небольшая, но уютная и весёлая. На койке лежал баян. Я знал, что Георгий Алексеевич любил музыку. Нас удивили в каюте манометры — приборы для измерения давления в котле, точно такие же, какие мы видели в котельном отделении. Стармеху, чтобы знать давление в котлах, не нужно было даже выходить из своей каюты.

Мы сидели в каюте у самого старшего механика, пили с ним чай и затаённо ликовали: будет о чем рассказать ребятам с нашей улицы.

В дверь постучали, и в каюту широко шагнул высокий и плечистый усатый моряк.

— Это что у тебя за гости, Алексеич?

— Котлы у нас чистят, — ответил стармех. — Вот этот мне родственником приходится. Знакомьтесь, Владимир Иванович!

Я встал, смущённый, и протянул руку.

— Ты что же, начальник пароходства или нарком, что капитану первым руку суёшь? — усмехнулся моряк и отрекомендовался: — Капитан Воронин.

Я ещё больше смутился. Капитан? Володя тоже вскочил. Мы так и стояли, немного испуганные, не веря своим глазам. Мы видели капитанов, но ни с одним не были знакомы.

Так я впервые увидел Владимира Ивановича Воронина, впоследствии на весь мир прославившегося своими походами на ледоколах «Сибиряков» и «Челюскин».

Потом я чистил котлы ещё на многих пароходах— на «Малыгине», на «Соловках», на «Софье Перовской» — и на буксирах. Всё это были корабли моего детства, и на них я впервые изучал корабельную науку. Но детство уходило.

Последним судном моего детства и первым в начинающейся взрослой жизни был ледокол «Владимир Русанов». На него я пришёл практикантом из морской школы. И на нём в первый раз вышел в море, в свой первый рейс.

Много было на «Русанове» бывалых и опытных моряков. И самым опытным среди них был ледовый капитан Борис Иванович Ерохин. Это о нём, о его смелости и выдержке писал друг Ерохина известный детский писатель Борис Житков.

Своим примером капитан Ерохин воодушевил команду на подвиг при тушении горящего и готового взорваться у архангельского причала парохода, гружённого бертолетовой солью. «Горел не пароход, сам Ерохин горел, — сказал Житков. — Этим чувством был подпёрт его дух».

Далеко-далеко уплыли корабли детства. В жестоком морском бою героически погиб мой друг Андрей Семёнов, командир корабля, торпедированного фашистской подводной лодкой. По всему свету плавают товарищи по морской школе, по старинной морской слободе Соломбале.

Уплыли корабли. Но чудесный и драгоценный груз оставили они мне. Это память о море, о заполярных рейсах, о полуночном солнце и новоземельских птичьих базарах, о далёких бухтах, рейдах и причалах.

Потому всегда так волнует меня время навигации, призывные корабельные гудки, приказы капитана порта.

Сочинение про ерша

В первый день нового учебного года я встретил на улице своего юного друга — школьника Юру Капустина, страстного рыболова, отчаянного футболиста и любителя шахмат.

Юра возвращался из школы, и вид у него был печальный. Нужно сказать, что Юра с давних пор всегда делится со мной и радостями, и неудачами.

— Ты что такой грустный? — спросил я, надеясь подбодрить мальчика. — Двойку успел получить?..

— Ещё не получил, но получу.

— Как же так? — удивился я. — Не получил, а уже знаешь, что получишь. Сегодня-то уроки кончились, а к завтрашнему дню можно ещё подготовиться.

— Уроки кончились, но и сочинение уже написано и сдано.

Тут я всё понял. Ребята писали сочинение, а результаты будут известны завтра или послезавтра.

— Очень плохо написал? — спросил я. — Может быть, ещё хоть тройка будет. Рано горевать.

— Хотел написать много, а написал про одного ерша.

На бульваре мы присели на скамейку, и Юра рассказал мне о том, как он писал сочинение на тему «Как я провёл лето».

— Учительница Вера Ивановна нам сказала: «Не пишите обо всех каникулах, не описывайте каждый день, а выберите для сочинения самое главное, самое интересное, что произошло в вашей жизни за время каникул. Главное, чтобы было ярко и художественно». Я и подумал: «Ох, какое сочинение можно написать! Ведь столько интересного произошло за всё лето, столько я повидал! Рыбная ловля с папой. Мы с ним трёх огромных щук выловили, и окуни были, и подъязки, и сороги. Потом я ездил в пионерский лагерь. Там военная игра была и соревнования по лёгкой атлетике. Я одно первое и одно второе места занял. Потом я с мамой в Москву ездил. Были в Третьяковской галерее. С дядей Колей на футбол ЦСКА — „Динамо“ ходили. Вот здорово было! А во Дворце пионеров я с мастером на шахматном сеансе ничью сделал. А здесь два раза на яхте катался. У нас ещё был поход по местам партизанской славы. Какое сочинение можно было написать! А написал только про одного ерша…

Юра замолчал, ещё больше пригорюнившись, а я спросил:

— Так почему всё-таки про одного ерша?..

— Я решил начать с рыбной ловли. Мы с папой на первую рыбалку ещё в начале июня ездили. Очень здорово. Знаете, какие щуки были! Этого нельзя было никак пропустить в сочинении. Долго я сидел и обдумывал, как начать. Потом стал писать: „Раннее весеннее утро. Золотистые лучи июньского солнца позолотили голубой небосклон…“ Перечитал. Вначале понравилось, а потом подумал-подумал: утро весеннее, а солнце июньское. Июнь-то — уже лето. Потом пишу о солнце, а в тот день, когда мы с папой поехали ловить рыбу, шёл мелкий дождь. Папа ещё сказал: „Ничего, не размокнем. Мы же с тобой мужчины! А в дождь иногда рыба ещё лучше клюёт“. Зачем же, думаю, мне врать в сочинении про хорошую погоду! Я ещё раз перечитал. И так писать нельзя: „Золотистые лучи… позолотили…“ Как Вера Ивановна говорит, масло масляное. Вот я всё и зачеркнул и решил начать всё снова.

Сижу, думаю. Вспоминаю, как начинал свои повести и рассказы Аркадий Гайдар. У меня его книга всегда с собой в портфеле. Вот, например, „РВС“ начинается: „Раньше сюда иногда забегали ребятишки…“, или „Четвёртый блиндаж“: „Колька и Васька — соседи“. Просто и хорошо. И никаких золотистых лучей. Конечно, я знал: природу, пейзажи описывать нужно, но только как-нибудь по-новому. Тут я вспомнил ещё Николая Васильевича Гоголя. „А поворотись-ка, сын! Экой ты смешной какой!“ Так начинается повесть „Тарас Бульба“…

И тогда я начал смело: „А ну, сынок, вставать да на рыбную ловлю ехать пора!“ — разбудил меня ранним утром папа». И дальше легко пошло. Сижу вспоминаю и пишу. Вспомнил, как мы накануне червей искали и удочки готовили. Поплавки такие яркие, сине-красно-белые, на маленьких куколок похожие. Я так и написал. И как рюкзак собирали — это же целая экспедиция. Вспомнил, как у Пржевальского снаряжение описывается. Описал и я наше снаряжение. Утром я с разрешения папы отдал часть червей Славке Воробьёву. А то он тоже на рыбалку собрался, а червей не нашёл. Потом написал, как я (мы помогли соседям обмелевший катер стаскивать) в воду в одежде бухнулся. Папа сказал: «Задержались, зато доброе дело людям сделали». Всё это я тоже написал в сочинении. Описал поездку на катере, красивые берега Северной Двины, потом — узкую извилистую речку, где мы остановились, высокие сосны и ели, густые кустарники. И написал о том, как я волновался, в первый раз забрасывая удочку. Вначале не клевало. Я ждал, скучал, сердился… И вдруг как поплавок нырнул, вынырнул и глубоко-глубоко ушёл в воду. Я подсек и вытащил… маленького ёршика. А я думал, что окунь на полкилограмма. И в это время Вера Ивановна говорит: «Дети, через пять минут будет звонок. Заканчивайте писать и сдавайте тетради». Писал, писал, хотел о многом, а написал только про одного ерша. Сочинение про ерша! Ребята засмеют. И двойка обеспечена!

— Ничего, — сказал я, чтобы успокоить Юру. — Ещё Козьма Прутков сказал: «Нельзя объять необъятное!» Как бы ты обо всём этом на нескольких страничках написал? И про рыбалку, и про Москву, и про пионерский лагерь, и про футбол.