Дзержинский - Тишков Арсений Васильевич - Страница 36

Через несколько минут он появился вновь уже с настоящим альпенштоком, даже с инкрустациями на pyкоятке. Шляпу Феликса украшала пара петушиных перьев, заткнутых за ленту. Чем не альпинист!

Порядочно помучив Зосино любопытство, Феликс наконец раскрыл тайну своего фокуса. Он вспомнил, что здесь живет сестра Юлиана Мархлевского, и сразу же сообразил, что может найти у нее желанный альпеншток. Ну а перья? Это уже чистая случайность. Хозяйка как раз ощипывала петуха к обеду. Теперь у наших путешественников не хватало только специальной альпинистской обуви. На такую роскошь не было денег ни у них, ни у их знакомых. Пришлось обходиться тем, что имели. Впрочем, это отнюдь не испортило их радостного настроения.

В тот же день, еще засветло, Феликс и Зося добрались до Гонсеницовых Галей и устроились на ночлег в убежище для туристов на импровизированном ложе из пахучего сена. Утомленные и счастливые, они проговорили допоздна. Мечтали, строили планы на будущее, пока уже под утро где-то в дальнем селении не пропели петухи и их не сморил сон.

Зося почувствовала, что кто-то будит ее. Страшно не хотелось просыпаться. Ей казалось, что она спит часа два, не больше.

— Вставай, лентяйка. Право же, грешно так долго спать!

Она услышала ласковый голос Феликса, широко открыла глаза и увидела склонившееся над ней его сияющее лицо и лучистые глаза. «Неужели все это правда, неужели не сон?» Она снова закрыла глаза, но уже в следующий момент вскочила и начала торопливо приводить себя в порядок. Зося вспомнила, что вчера они договорились рано утром начать восхождение на Заврат.

— Прости, Феликс. Кажется, я проспала. Мы опаздываем?

Дзержинский рассмеялся, обнял Зоею за плечи и подвел к двери.

— Смотри, дорогая, как здесь чудесно. Право, не хочется уходить!

Вокруг раскинулся огромный высокогорный луг, усеянный цветами. Ослепительно сияло солнце, а чистый, по-утреннему свежий, наполненный ароматом трав и цветов воздух приятно кружил голову.

И они прожили в Гонсеницовых Галях еще сутки, наслаждаясь природой и своим счастьем.

Рано утром следующего дня двинулись дальше. Обошли озеро Чарны Став — издали казалось, что оно наполнено чернилами вместо воды, — и начали восхождение на Заврат.

Синие пятна на скалах указывали путь, а железные скобы, за которые можно было ухватиться руками или упереться ногой, помогали туристам преодолевать наиболее опасные и труднопроходимые места.

— Тебе повезло, Феликс. А когда мы в мае проходили здесь, снег еще скрывал и указатели и скобы. Представляешь, как было трудно! Был момент, когда Клара уселась на снег и отказалась идти дальше. Мы с Законником едва уговорили ее встать.

— Молодец, Зосенька. Ты у меня сильная и храбрая.

— Тогда добавь еще и «мужественная». Ты ведь говорил, что такой должна быть жена революционера.

— Да, Зося. И мужественная. Нас ждет впереди еще много испытаний. И я уверен, что ты сумеешь их стойко перенести.

К Морскому Оку подошли вечером, когда уже стемнело. А ночью пошел дождь. И лил и на другой, и на третий день. Пришлось отсиживаться в убежище.

— Зося, давай вместе напишем Альдоне, — предложил Феликс, когда они закончили свой вечерний чай.

— Давай, милый. — Зося уже знала от Феликса, что Альдона — это его старшая сестра, самый близкий для него после смерти матери человек.

Писали долго. Каждую фразу он предварительно обсуждал с Зосей. Торопиться было некуда, и составление письма сопровождалось большими отступлениями — Феликс много рассказывал об Альдоне и ее семье.

Наконец письмо было закончено, и Феликс еще раз прочел его Зосе уже целиком.

— Прекрасно! Я и не подозревала, что строгий товарищ Юзеф может так поэтично писать о природе и людях. Вот только меня чересчур расхвалил. Когда я увижусь с Альдоной, мне стыдно будет ей в глаза посмотреть.

— Ну, Зосенька, пусть это будет на моей совести.

Ведь я лучше знаю, как представить родственникам свою женушку.

Два дня лил дождь, и от восхождения на Рысы пришлось отказаться, возвратиться же в Закопане по шоссе. Так они и сделали. Нанять лошадей было не на что, и 30 километров от Морского Ока до Закопане Феликс и Зося прошагали за 6 часов под дождем и в густом тумане. Ботинки промокли, и они несли их, подвесив на альпенштоках, как флаги. Когда, грязные и промокшие до нитки, добрались до какого-то домика на окраине Закопане и попросились на ночлег, то буквально свалились от усталости. А наутро поезд увез их в Краков.

«Дождь и туман несколько испортили нашу вылазку в горы, но, несмотря на это, она доставила нам много радости. Ее можно назвать нашим свадебным путешествием», — писала впоследствии Софья Сигизмундовна Дзержинская.

Зося только что пришла из города, оставила сумку с покупками в кухне и вошла в комнату. Феликс сидел в глубокой задумчивости, лицо осунулось, посерело. С тех пор как, вернувшись из Закопане, она переселилась к нему на улицу Коллонтая, Зося не видела его таким расстроенным и озабоченным.

— Что с тобой, Феликс? Случилось что-нибудь плохое?

— В Варшаве арестован Юлиан Гемборек, который поехал туда как доверенное лицо Главного правления. В июле арестовали Вицека, Романа, Эрнеста и других товарищей. Бронислав должен был их заменить и вот только месяц сумел продержаться на свободе, да и то, наверное, лишь потому, что полиция хотела выследить, с кем он связан.

— Почему ты так думаешь?

— Провал Бронислава — результат провокации. Во время обыска у него на квартире сотрудник охранки сразу же подошел к тайнику и вынул много нелегальных бумаг. А об этом тайнике знали только несколько человек. Понимаешь, Зося, весь ужас положения? Провокатор должен сидеть в самом сердце Варшавской организации, а мы его не знаем. При таком положении все наши усилия обречены на провал!

— Но ведь можно же что-то сделать, чтобы найти этого подлеца?

— Не так это просто. По поручению Главного правления я, как только приехал в Краков, сразу же организовал комиссию по выявлению провокаторов. После каждого провала мы собирали подробные сведения о том, как он происходил, о лицах, так или иначе причастных к нему, а результатов пока никаких. Все больше и больше набирается лиц, которых можно подозревать, но ни о ком пока мы не можем сказать твердо — это провокатор! Чтобы завершить эту работу, я должен сам поехать в Варшаву, а на все мои просьбы Главное правление отвечает отказом. Это возмутительно! Когда сидишь тут, складывается впечатление, что только даром ешь хлеб. Неужели они не понимают, какая это мука!

— Успокойся, Феликс. Ты слишком строг к своим товарищам из Главного правления. А они просто не хотят рисковать тобой. Ты же прекрасно знаешь, что даже при случайном аресте, даже если против тебя не будет никаких улик, то все равно только за побег с вечного поселения тебе грозит каторга.

— Уж лучше провал, чем такое положение, — ответил раздраженно Дзержинский.

Зося решила отвлечь Феликса от мрачных мыслей.

— Мы будем сейчас работать или мне заняться архивом? — спросила она.

— Будем работать. Надо срочно подготовить материал для «Червоного штандара». Вот только освобожу место за столом, — ответил Феликс.

В комнатке, которую чета Дзержинских заняла после отъезда из Кракова Тлустого, бывшего помощника Юзефа, стояли две железные кровати, а между ними у окна — письменный столик, перекочевавший туда из кухни, да стул — вот и вся обстановка. Одежда висела на стене под ситцевой занавеской («свадебный подарок» Клары).

Юзеф с разрешения бюро Главного правления привлек Богдану к работе в качестве своего помощника, и теперь, кроме архива, она занималась распространением за границей легального социал-демократического журнала «Млот», помогала вести корреспонденцию с подпольными социал-демократическими организациями в Королевстве Польском.

Ночью, когда Зося уже давно спала крепким сном,

Феликс заделывал в паспарту материалы для «Червоного штандара», маскируя их под репродукцией с Мадонны Рафаэля. А думал о том, что нашел в Софье Мушкат свой идеал жены-революционера — друга жизни, единомышленника, соратника по борьбе.