Римские легионы. Самая полная иллюстрированная энциклопедия - Махлаюк Александр Валентинович - Страница 8

Римляне всегда высоко ценили победы и завоевания. Стремление римской элиты к отличиям на военном поприще и, соответственно, к славе, которая открывала путь к высшим должностям в условиях острого политического соперничества, было одной из причин агрессивности Римской республики. С установлением монархического строя в форме принципата положение дел в этом плане существенным образом изменилось. Теперь продвижение по ступеням государственной карьеры и назначение на должности провинциальных наместников зависело от расположения императора. А поскольку последний являлся верховным главнокомандующим, то все военные успехи и слава стали связываться в первую очередь с его именем, и правители провинций не могли проявлять такой же самостоятельности и активности, как во времена Республики. Римские историки сохранили слова известного полководца Гнея Домиция Корбулона, которые он в сердцах произнес, когда император Клавдий снял его с должности в самый разгар успешно начатой кампании против германских племен. Император, по словам историка Диона Кассия, отозвал его потому, что, «зная его доблесть и боевую выучку его армии, не желал дать ему усилиться еще более. Получив приказ, Корбулон повернул назад, воскликнув только: «О, как счастливы были полководцы былых времен!» Он имел в виду, что те могли безбоязненно проявлять свою доблесть, тогда как он скован завистью императора» (Дион Кассий. LXI. 30. 4–5; ср. Тацит. Анналы. XI. 20).

Дело еще и в том, что, если кто-либо из военачальников, под чьим командованием были сосредоточены достаточно крупные силы, добивался крупных военных успехов и популярности в войсках и общественном мнении, это могло таить угрозу императорскому единовластию, так как добытая победами слава и почитающая своего командующего армия могли стать достаточными основаниями, чтобы бросить вызов существующему политическому порядку. Доверить армию в 10–12 легионов честолюбивым аристократам означало бы способствовать возвращению того хаоса гражданских войн, который пережила Римская республика в последние десятилетия своего существования.

Тем не менее в период Ранней империи в среде римской аристократии, представители которой занимали высшие командные должности, еще сохранялось стремление прославиться на военном поприще, несмотря на ревнивое отношение императоров. Показателен в этом плане пример Гая Корнелия Галла, который был первым префектом Египта после присоединения его к Римской державе. Занимая этот пост (30–25 гг. до н. э.), он подавил сопротивление египтян и принялся сооружать по всей стране собственные статуи и выбивать хвалебные надписи даже на пирамидах (Дион Кассий. LIII. 23. 5). Одна из такого рода надписей, начертанных на памятнике в Филе, сохранилась. В ней Галл с гордостью указывает, что за 15 дней подавил мятеж в Фиваиде, перечисляет разрушенные им мятежные города и сообщает, что дошел с войском до Нильских порогов, куда еще ни цари Египта, ни римляне не ступали с оружием; пишет он и о том, что принимал посольства от царя Эфиопии, принял его под покровительство и возвел на престол другого владыку. Латинский текст надписи сопровождается переводом на греческий язык, а сам памятник украшен рельефом с изображением всадника, попирающего поверженного врага (ILS 8995= CIL III 14147. 5 = IG Philae II 128). Галл, однако, этим и другими поступками вызвал недовольство Августа и попал в опалу; против него были выдвинуты различные обвинения, и, не дожидаясь суда, он покончил с собой (Дион Кассий. LIII. 23. 6–7). В известной надписи на надгробии Тиберия Плавция Сильвана, наместника провинции Мёзия в правление Нерона, в числе прочих его свершений сообщается о том, что он переселил более ста тысяч жителей задунайских областей (Transdanuviani) и заставил их платить подати, вождей варварских племен он принудил поклониться римским военным штандартам и выдать заложников, а царю скифов не позволил предпринять осаду города Херсонеса, «что за Борисфеном» (т. е. в Крыму) (ILS 986). Трудно сказать, в какой степени Плавций сделал все это по собственной инициативе, а в какой – следуя указаниям императора. Сущность его достижений, однако, та же, что и «подвигов» Галла: утверждение превосходства Рима над варварами и мятежниками.

Гордость добытой на войне славой звучит и в посвятительной надписи Луция Апрония Цезиана, который был наместником Африки в 18–21 гг. н. э. По возвращении на родину он воздвиг трофей на горе Эрикс в Сицилии, посвятив его богине Венере Эрицинской. В надписи, начертанной на трофее, прославляются его военные свершения. В честь блестяще завершенной войны с маврами и победы над африканским племенем гетулов он, называя себя полководцем (belli dux) и сыном полководца, победителем в честном бою, посвящает богине статуи отца и императора свой счастливый меч и другое оружие и подчеркивает: «Сколь великая явлена доблесть! Меч, обагренный вражеской кровью, затупился от нанесенных ударов, и дополняет трофей копье, которое разило обращенных в бегство варваров дикого вида» (ILS 939). Примечательно, что в данном случае победоносный римский военачальник связывает свои свершения с именем императора.

Римляне продолжали восхищаться военными успехами и доблестями полководцев. Но так или иначе, уже в правление Августа большинство наместников находились под контролем императора и их возможности проявлять инициативу были ограниченны.

Разумеется, на протяжении императорского времени римская «большая стратегия» не оставалась неизменной, и в зависимости от конкретных исторических условий и склонностей отдельных императоров менялась. В предельно обобщенном виде в этом развитии можно выделить три основных этапа[19].

1. Время правления первой императорской династии Юлиев-Клавдиев. Для этого этапа характерны явные гегемонистские устремления Рима. Достаточно сказать, что за свое долгое правление (30 г. до н. э. – 14 г. н. э.) Август почти удвоил владения Римской державы, присоединив к ней в результате завоеваний Египет, ряд областей в Испании, альпийские области Рецию и Норик, Паннонию и Мёзию на Балканах, германские земли по Рейну; Иудея и Галатия вошли в состав Империи мирным путем. Некоторые войны начинались в силу политических и династических причин, другие преследовали и военно-стратегические цели, в частности, обеспечение безопасности коммуникаций в Альпах и на Балканском полуострове. При Калигуле и Клавдии к владениям Империи были присоединены Мавритания и Британия. Для контроля соседних территорий использовалась система клиентских государств, зависимых от Рима.

2. Последняя четверть I в. – начало III в. н. э. В это время можно говорить о переходе к более оборонительной модели, осуществлявшейся по достаточно четко обозначенным рубежам. Римские войска оседают на границах, отделяющих Империю от варварского мира; области, находившиеся под дипломатическим контролем, постепенно подчиняются прямому римскому управлению. Но это была активная оборона, предполагавшая не только создание в варварских землях дорог и аванпостов, но и нанесение мощных превентивных и карательных ударов, а также покорение новых областей, откуда могла исходить потенциальная угроза римским интересам и престижу, как это было в случае завоеваний в Дакии и в Месопотамии, осуществленных императором Траяном. Эта стратегия может быть определена как «преграждающая».

3. Период с конца III в., когда после почти 50-летнего кризиса и развала Империя благодаря в первую очередь усилиям императора Диоклетиана смогла восстановить прежнюю целостность и внутреннюю стабильность. Этот период характеризуется переходом к эшелонированной («глубинной») обороне и использованием мобильных сил для реакции на угрозы, возникавшие на разных участках границы. Основные боевые единицы фактически не перемещаются.

Теоретическая схема римской пограничной оборонительной линии