Звоночек 4 (СИ) - Маришин Михаил Егорович - Страница 35

— Но это все ерунда, — махнул рукой Чкалов. — И-163 быстрее лучшего из И-16 за счет нового капота и винта всего на тридцать километров. А вот этот, И-163Ф, за счет форсажа набирает еще полторы сотни лошадиных сил и два десятка километров скорости! Но больше пяти минут держать его нельзя, движок загадится и потеряет мощность до полного расстройства пилота. Я еле сел, хорошо, что рядом с домом все случилось.

— Это получается, что И-163Ф до 540-ка разогнать можно? Неплохо… — уточнил я, ломая себе голову, что там за форсаж такой. Как-никак «К»-мотор в этом мире продвинул я и кому как не мне было знать принцип его работы, сильные и слабые стороны.

— Да, почти на восемьдесят километров быстрее, чем новейшие И-97 японские и, наверное, не хуже, чем лучшие европейские истребители последних моделей, — с нескрываемым удовольствием широко улыбнулся Чкалов. — Правда, форсировать непрерывно можно минут пять, а потом мотору хана.

— Поясни! Не пойму, хоть убей, что там Швецов выдумал, — сдался я и признал свое поражение.

— Э-эх, а еще инженер-двигателист! — шутя вздернул нос Валерий Павлович. — В «К»-моторе, кроме сверхвысокой степени сжатия, что хорошо и что плохо? Заряд сгорает полностью на любом режиме работы при небольшом избытке кислорода. Сколько моточасов его не гоняй, а внутри чисто, как в операционной. А в обычном моторе, на полной мощности, часть топлива сгореть не может из-за недостатка кислорода, да и время на процесс мало. Поэтому, и ресурс у М-63 по поршневой, да и в целом, побольше, чем у М-62 выходит. И экономичность почти как у дизеля. Но не все от него было взято, не все. Чтоб достичь потолка мощности, весь кислород сжигать надо, наплевав на нагар и расход топлива. Вот Швецов и поставил дополнительные форсунки на выходе из межцилиндрового канала. В «горячем» цилиндре все так же сжигается переобогащенная смесь, а когда в него воздух из холодного начинает перетекать, на форсаже в этот поток впрыскивается дополнительная порция топлива. Бензина получается с избытком, перемешивается все хорошо и кислород выгорает полностью, а вот топливо нет. Копоти! Расход, будто бак прохудился. Зато моща! Зверь машина! Но, долго держать нельзя, иначе межцилиндровый канал нагаром забьется и наступит конец этому мотору «К», потому, как он никаким «К» уже не будет. А в остальном, все обычно работает, форсунка впрыскивает чуть-чуть, только чтоб охлаждалась и не пригорала, а остальное сливается в дренаж. Прибавка мощности небольшая есть, но она вся на привод плунжеров и расходуется.

— Непосредственный впрыск, выходит?

— Не, питание комбинированное. Если полностью впрыск ставить, сложно получается. А так форсунка шариковая, нерегулируемый плунжер да дренажный клапан на пару цилиндров, ничего больше и не надо. Цветочки все это, М-65, вот это ягодка! За полторы тысячи кобыл, тысяча шестьсот пятьдесят! А на форсаже и тысячу девятьсот! Ворота с таким мотором, и те будто ласточка полетят! Товарищ Поликарпов не дожидаясь двигателя уже И-165 вовсю рисует. Машина будет — загляденье. От прежней, считай, только похожее название. Если, конечно, этот самый форсаж одобрят. А я, видишь, получается, подвел. Мы же сюда специально пару И-163 и 163Ф пригнали, чтоб в реальных условиях их сравнить со всех сторон. Товарищ Сузи теперь один остался. Екатову «головастика» солярой отравили, я двигло запорол, не знаю, смогут промыть или нет.

— В общем, дело, понимаю, не в самом моторе, а в органах управления? Можно в кабину заглянуть? — спросил я, пытаясь подбодрить приунывшего летчика.

— Отчего нельзя? Залезай, — разрешил Чкалов и первый осторожно поднялся на крыло, прикрытое плетеным из мягких веревок матом. — только парашют прихвати, вон, с краю лежит. А то сидеть неудобно будет.

Устроившись в показавшейся с непривычки тесной кабине, я нашел сектор газа и погладил большим пальцем кнопку, торчащую из трубчатой рукояти.

— Можно нажать?

— Погоди, — остановил меня Чкалов и обернулся к механикам. — Управление мотором отстыковали?

Те ответили утвердительно и летчик, в ответ на мой вопросительный взгляд, утвердительно кивнул, опираясь на борт кабины.

— Время засеки. Скажешь, на сколько меня хватит.

Чкалов глянул на часы, поднял руку и, когда он махнул ей, я стал давить. Кнопка, показалось поначалу, довольно легко провалилась, но чем дальше, тем держать ее становилось трудней и трудней. Под конец у меня чуть кисть руки не свело и я решил, что больше не могу.

— Сколько?

— Четыре минуты сорок секунд.

— Я не Геракл, как ты, стало быть для среднего пилота рассчитано правильно. Но вот бороться с ней в полете, наверное очень неудобно, — вынес я свой вердикт.

— Хуже того, порой так завертится, что вовсе ее не замечаешь.

— А ты, товарищ мой дорогой, в отчетах об этом раньше писал?

— Какие отчеты? Я летчик! Я летаю! Вот прилечу в Москву, там все сразу и напишу, — отрезал Чкалов.

— Нет, Валерий Павлович, так дело не пойдет! — возразил я, вылезая из кабины. — Пока ты до Москвы долетишь, у тебя такая каша в голове будет, что важные детали потеряются. А ну, пошли к Микояну.

— Это еще зачем? — насторожился испытатель.

— У него спрошу, пишет ли он отчеты. Он ведь у вас здесь главный?

После разговора с военинженером я выяснил, что он таки ведет кое-какие записи, но исключительно «для себя».

— Так дело не пойдет, — повторил я еще раз свою мысль. — Не только каждый вылет должен документироваться. Когда, по чьему приказу, с какой целью, погода, воздушная обстановка, действия, замечания по существу, расход топлива и боеприпасов. Все это имеет огромное значение. Но и на земле, все, что касается машин, должно фиксироваться. Снимаете сейчас, к примеру, мотор? Значит, пишите, какими силами и сколько времени затратили, опять таки, особые замечания. Все должно быть на бумаге! Обслуживание машины, заправка, загрузка боеприпасов, сколько техников и оружейников надо на это, устранение, не приведи Боже, боевых повреждений. Как уполномоченный особого отдела я требую привести документы в порядок и ежедневно сдавать их в штаб авиагруппы.

— Да что же это такое! Это я не летать буду, а писаниной заниматься!

— Зато, товарищ Чкалов, сразу будет видно, где вы летали, когда, зачем и по чьему приказу. Пора вашу самодеятельность заканчивать. А то создается впечатление, что вы сюда порезвиться да развлечься приехали. За то, что выручил меня, конечно, спасибо. Но исполнения служебных обязанностей я буду требовать неукоснительно и без поблажек. Дружба, как говорится, дружбой, а служба службой. Уж извини, — развел в стороны руки.

— Смушкевич натравил? — догадался испытатель.

— Он самый. И он прав. Здесь армия, дисциплина. Война, — последнее слово я произнес отдельно, подняв вверх указательный палец. — Индивидуалисты и хулиганы здесь гибнут в первую очередь. А ответ держать другим приходится. И я не о начальстве говорю. Думал ты, Валерий Павлович, что будет, если М-63, хоть в каком виде, к японцам попадет? А я тебе скажу. И-165 не ягодкой будет, а в лучшем случае «на уровне», вот так! И значит, не ты, другие, рядовые пилоты наши, реже будут побеждать и чаще гибнуть. На одной чаши весов твое своеволие, а на другой жизни человеческие. Поэтому будет, как я сказал и точка!

Я развернулся и, не прощаясь, уехал в штаб авиагруппы на той же машине, которая вчера отвозила меня в Тамцак-Булак. День для меня выдался тяжелый, поэтому я остался в гостях у Булыги. Не чуть не легче оказалось 17-е число и для советских летчиков. Потери, понесенные утром, оказались не последними. Во второй половине дня японцы вновь произвели имитацию налета с немедленным уходом за линию фронта при появлении советских истребителей. Эскадрилья И-16, поднятая на перехват, не стала преследовать, и начала патрулирование в воздухе, барражируя вдоль фронта в надежде на новую японскую атаку. Комэск ждал, ждал и дождался. Но в этот раз пожаловали не одномоторные бомбардировщики с эскортом бипланов И-95, а сразу больше двух дюжин новейших И-97, зашедших от солнца и сбивших в первой атаке сразу четверть наших самолетов. В начавшемся коротком, но яростном бою удалось сбить только одного самурая, потеряв еще двоих «ишаков». С подходом срочно поднятых с аэродромов резервов, группа И-97 прервала схватку, избегая невыгодного для себя соотношения сил, и на бреющем ушла на восток под прикрытием зениток. Наша побитая эскадрилья ушла на посадку, а ее сменила свежая резервная. Казалось бы, только-только получен урок, но спустя двадцать минут все повторилось в точности, только японцев в этот раз было еще больше. Смушкевич, поднимая подмогу, в этот раз додумался приказать, чтобы возвращались все. Попробовав еще раз выманить советских истребителей имитацией бомбового удара, и убедившись, что И-16, парировав угрозу, уходят, японцы вывесили другую приманку. Они начали патрулировать над линией фронта шестеркой бипланов И-95, всем своим видом показывая, что прогнали русских и могут летать свободно. Поднятая на перехват очередная наша эскадрилья, едва ввязавшись в бой, сама подверглась атаке превосходящих сил И-97, которые вновь слиняли, как только стало неуютно. Всего за день советские ВВС потеряли больше трех десятков «ишаков», больше трети всего состава, сбив около десятка японцев. Размен был явно не в нашу пользу, о чем мне с горечью и рассказал Смушкевич.