Френки и Майкл - Чекалов Денис Александрович - Страница 76

Ярко-алые потоки лавы с шипением проползали под растрескавшейся корой мира. Они мерно вздымались и с каждым мгновением все дальше перехлестывали через края раскола.

– Продолжай, – услышал я торжествующий голос Ортеги. – Укрепи свой дух, Морон, и не бойся противостоять силам Тьмы.

Темно-красные прожилки пронизывали плоть лавы, золотую от сверхвысоких температур. Резные подпоры, скрепляющие собой хрусталь мироздания, дрогнули и начали гнуться.

– Тварь, пришедшая из Преисподней! – воскликнул Морон. – Сгинь же, исчезни навсегда!

– Господь ведет тебя в твоей борьбе, – произнес Ортега. – И сила твоя дарована Им.

Огненное пламя окружило меня; я услышал крики и стоны тех, кто покинул этот мир прежде, чем нашел мир в себе самом. Я увидел серые глаза Франсуаз и почувствовал, как ее пальцы смыкаются на моей душе.

Девушка сцепила крепкие зубы, напряженно борясь с усиливающимся содроганием мира.

– Она поддается. – Голос Ортеги гудел, словно колокол на высокой башне. – Она теряет силы.

Потоки крови хлынули с небес плотным, густеющим потоком; кровь превращалась в огненные всполохи и таяла, растворяясь в жидкой магме Земли.

– Черт, – пробормотала Франсуаз. Девушка разжала пальцы и опустила голову.

– Мне жаль, Морон, – произнесла она. – Но ты сам во всем виноват.

Огненные языки охватили меня со всех сторон, закрыв на мгновение от остального мира.

Мое тело содрогнулось; я ощутил, как горячие губы моей партнерши впиваются в мой рот. Девушка принялась вытягивать из меня душу – жадно, властно, не допуская и тени сомнения, что я могу желать чего-то иного.

Когда демонесса насытилась, внутри меня уже ничего не оставалось; мир рухнул вокруг меня, осыпаясь мельчайшими обломками, а через мгновение развернулся вновь.

Франсуаз стояла напротив отца Морона, сложив руки на груди.

– Вы – жалкий, несчастный идиот, – произнесла она. – Но я сделала для вас все, что только могла.

Все, что мне предстояло увидеть теперь – это смерть священника.

И я знал, что будет она ужасна.

Под сводами церкви мелкими снежинками рассыпалась тишина и растаяла, не оставляя после себя ничего, кроме влажного дуновения.

Лицо отца Морона действительно стало мокрым от пота; его губы мелко тряслись, словно он пытался затянуться сигаретой и никак не мог нащупать ее между зубами.

Я не сразу понял, что сапфировое сияние более не струит свои холодные лучи. Оно затухло, свернувшись в тонкую щелку в пространстве, а вскоре и она сама затянулась, будто колотая рана.

Франсуаз взглянула на святого отца сверху вниз; ее глаза были безжалостны и полны любопытства.

На прекрасном лице девушки не осталось ни малейшего следа того напряжения, которым она была охвачена еще пару мгновений назад. Моя душа, принадлежащая демонессе безраздельно, напоила ее и одарила силой.

Я услышал, как с легким стуком падает на деревянный пол маленький крестик.

Губы не слушались отца Морона; он попытался произнести несколько слов, но его горло лишь страдальчески дергалось.

– Что произошло? – едва слышно выговорил он. – Почему ты еще здесь?

Франсуаз усмехнулась.

– Я хочу посмотреть, как тебя разорвут на части, – сказала она. – И послушать, как громко ты станешь кричать.

Отец Морон поднес ладонь к горлу, но маленького крестика больше не было на его обычном месте. Простой шнурок перетерся, и сверкающий амулет выпал из рук священника. Находясь в экстазе веры, Морон заметил это только тогда, когда для него стало слишком поздно.

Пальцы Морона сжались там, где должен был находиться крест.

– Проклятое создание, – проговорил он. – Ты забрала у меня его, чтобы лишить меня помощи Господней.

Маленький амулет лежал под его ногами твердым кусочком металла. Он был столь же красив в своей строгости и простоте, каким отец Морон впервые повязал его себе на шею.

Иная судьба ожидала душу Морона.

Созданная для того, чтобы испытывать и дарить любовь, теперь она была обожжена ненавистью. И, чувствуя ненависть внутри себя, священник видел ее и в других.

Он находил для себя врагов везде, потому что искал их.

– Что с ним будет, Майкл? – вполголоса спросила Франсуаз.

Довольно странно слышать такой вопрос от демонессы, обращенный ко мне; по идее, именно Франсуаз надлежит лучше других знать, что происходит с людьми, оказавшимися во власти порождений Зла.

Я ответил, не повышая голоса:

– Желания людей почти всегда исполняются, Френки. Не знаю, кто это придумал, или же это заложено в генетической структуре человека.

Однако это относится не к осознаваемым желаниям, не тем, которые человек сможет высказать, если перед ним появится джинн. Желания, которые исполняются, – те, что лежат глубоко в душе, те, что движут человеком и указывают ему путь.

Отец Морон хотел, чтобы существовали твари, которых он мог бы ненавидеть. И одна из них уже находилась внутри него.

– О чем это вы говорите? – спросил священник.

– О твоей смерти, – ответила Франсуаз.

Мне было жаль отца Морона; вернее, я испытывал бы это чувство, если бы не потерял его давным-давно.

Говорят, что нельзя помочь людям, которые этого не хотят. Пожалуй, так и есть. Но тем более невозможно спасти тех, кто истово молит о спасении, и желания его искренни, но в то же время каждым своим шагом, каждым словом, каждой мыслью и каждым побуждением увлекает себя все ближе к пропасти.

И он скорее проклянет тех, кто осмелится откликнуться на его крики о помощи, нежели откажется от своего гибельного пути.

Отец Морон шел именно этим путем; он сам выбрал его и никогда бы не отступил.

Вот почему я не мог найти в себе жалости к нему, хотя и хотел ее испытывать.

Наверное, я стал циничен.

Отец Морон опустился на колени. Он сделал это медленно; он не был очень стар, но его спина уже болела, а ноги плохо слушались своего хозяина.

Никто не мешал ему, хотя он ждал иного. Отец Морон встал на колени и, не удержавшись, поднял на нас взгляд, полный сомнения и страха. В этот момент он не был похож на того, кем полагал себя сам – на борца за веру, сражающегося с порождениями Тьмы.

Скорее он выглядел как жалкий пьяница-нищий, достойный одного лишь презрения и даже не осуждения уже, воровато подбирающий с грязной земли мелкие монеты, рассыпанные невнимательным прохожим.

– Не старайся, – бросила Франсуаз.

Пальцы Морона коснулись металла, и в то же мгновение священник отдернул их, издав громкий крик боли. Белый дым поднялся от кончиков его пальцев, и я увидел, что они обожжены до костей.

– Что это? – в ужасе воскликнул священник. – Что происходит?

– Никто не забирал у тебя крестика, Морон, – ответила Франсуаз. – Ты сам выбросил его, отказавшись от того, во что верил.

Она наклонилась и, подняв маленький кусочек металла, передала его мне. Он был холодным и твердым, каким и должен быть небольшой амулет.

– Мой крест раскалился, и я не могу его поднять, – прохрипел отец Морон. – Это твоих рук дело.

– Жаль огорчать тебя, – ответила Франсуаз. – Но виноват в этом ты. Крест – не более чем дешевая безделушка. Религиозный смысл наполняет его лишь постольку, поскольку ты сам веришь в Бога.

Ты думаешь, что по-прежнему служишь ему, но на самом деле отказался от своего Бога ради своей ненависти. В глубине души ты это осознаешь, и это не позволяет тебе взять в руки крест.

Девушка положила амулет поверх листков с заметками воскресной проповеди.

– Смотри на него, Морон, – произнесла она. – И, когда ты вернешься к своему Богу, ты сможешь его взять. Не раньше.

– Жалкая тварь! – закричал священник. – Тебе не удастся запутать меня своей ложью.

Я покачал головой.

– Для него уже все кончено, – сказал я. – Он сам определил час своей смерти.

Морон закричал.

Он бросился на мою партнершу, поднимая правую руку. Бог весть, чего он хотел добиться; Франсуаз дала ему пощечину, и он кубарем покатился на пол.