Нетипичный маньяк (СИ) - Ушакова Валентина - Страница 26

- Хорошая баба была. Многому меня научила: и шить, и кроить, и вязать...

- А не говорила она что-нибудь о дочери?

- Об Аньке-то? Та вроде замуж вышла и родила. Потом развелась и второй раз вышла.

- Нет, о родной дочери?

- Вроде говорила, что была. Так она ж с ней только до года была, а потом ее забрали и все. Больше ее она и не видела.

- И ничего о ее судьбе не узнала?

- Мне она ничего не говорила.

- Девочку же вроде ее родственники забрали?

- Этого не знаю. Она просто обмолвилась как-то, а то бы я и не знала. Думаю, девочка умерла. Иначе бы она ее все равно разыскала, хоть через полвека: огонь-баба была. Ничего бы ее не остановило! Зачем бы она тогда Аньку взяла?

- Так ведь та тоже ее родственница, хотя и дальняя!

- Впервые слышу.

- А за что она на Анну обиделась?

- Та вроде бы не за того человека замуж вышла.

- А за кого?

- Не знаю. Очень уж Аглаю это задело. Не простила она Аннушке этого. Сказала, хорошо помню, что не должна она была так поступать... А тебе-то зачем?

Вика заранее приготовила ответ.

- Мне статью нужно написать о земляках, о старинной жизни, о разных сословиях: дворянках, купчихах, крестьянках, и еще о репрессированных...

- А... Ну надо так надо.

- А внук Аглаи? Как его звали? Сколько ему лет примерно?

- Ой, что попроще спроси! Сколько лет уж прошло. Хотя... Стой! Вроде, Коля... Да, точно, Коля. Как моего мужика покойного... Маринка-то открытки собирала, Аглая всегда ей отдавала, да, там было написано: «С приветом, Аня и Коля». А возраст... Ну, лет сорок уж, наверно...Точно не скажу...

Николай, сорок лет, прямо как Петрович!

- Но Анна же приезжала на похороны!

- Да, приезжала. После похорон я решила сходить к ей, ну помочь. Стучу, не открывает. Думаю, дай гляну в окно, мало ли что. А в доме все вверх дном перевернуто! Смотрю, Аннушка все перетряхивает, ищет что-то.

- А что она могла искать?

- Не знаю, заначку видно.

- Говорят, какие-то вещи пропали...

- Все возможно, люди до чужого падкие.

- Но ведь моя мама, Михайловна и Касьяниха по очереди охраняли вещи!

- Да там вся деревня перебывала, все с Аглаей прощались. А потом все на похороны пошли. Кто-то мог остаться да пошарить по-тихому.

- Так ведь дверь наверняка закрыта была!

Чупачиха хмыкнула.

- Такие замки умеючи гвоздем открывают...

Вика поблагодарила за чай, попрощалась и пошла домой. Неужели маньяк тот самый Коля? Николаев в деревне, кроме Петровича, Вика насчитала еще пятеро в возрасте от трех до семидесяти шести лет. Отбросила глухого Митрича и малолетнего внука директора школы, подростка и двадцатипятилетнего парня. Остался один Максимыч, младший сын покойной Михайловны, мужик лет сорока, местный тракторист, он весной пахал всем желающим огороды и участки под картошку, а летом выращивал скот на мясо. Нет, тоже не подходит. А тот Коля мог явиться в деревню и под чужим именем...

Таинственный Коля не выходил у Вики из головы. Сколько же ему лет на самом деле? Родился он на Севере, и никто из деревенских жителей его никогда не видел. Просто знали, что у Анны есть сын. Когда Анна приезжала на похороны, он мог быть и ребенком, и подростком, и взрослым парнем. Почему Анна не взяла его с собой? Вдвоем в дороге лучше, чем одному: за вещами присмотреть, груз везти. Но не взяла. Выходит, либо он был малышом или, наоборот, служил в армии, например, или сидел в тюрьме. Или был подростком, но заболел. Словом, по расчетам Вики ему могло быть от двадцати пяти до сорока лет...

Сколько лет было Анне, когда она приезжала на похороны? Тридцатишестилетняя Нюрка, которой тогда было пятнадцать, говорила, что совсем ее не помнила: та уехала либо еще до ее рождения, либо когда она была совсем маленькая. Старухи вспоминали красивую кудрявую девочку и девушку, которую Аглая обучила всему, что умела сама. Уехала Анна по распределению после института, было ей тогда года двадцать два, вышла там на Севере замуж и родила сына.  Значит было ей в момент смерти Аглаи больше тридцати пяти лет... И что это дает? Ничего... А Коля? Может, он и вовсе не причем...

Вика испекла пирог с картошкой и мясом, завернула его в полиэтилен и теплую шаль и отправилась к Митричу. Постучала.  Никто не ответил. Постучала сильнее. Покричала. Зашла. Митрич варил себе кашу.

Гаркнула во всю силу легких:

- Здравствуйте, Николай Дмитриевич!

Тот повернулся, подслеповато прищурился.

- Кто это?

- Это я, Вика, Мариина дочка!

- А, Вика, проходи. Чай будешь?

- Да!!! Я Вас хотела о старинной жизни расспросить.

У Вики в горле запершило от собственных криков.

- А, давай.

Старик, проливая мимо, налил Вике чаю в стакан.

Вика взяла печенье, хрустнула, сделала глоток.

- Вы же были сельским участковым?

- Да.

- Расскажите об Аглае Петуховой.

- Аглая Аристарховна? Помню хорошо, как же. Шила она, моей жене платье сшила, костюм, пальто, еще что-то там, ох как радовалась покойница! Руки, говорит, у нее золотые, из ничего вещь сделает. Нас-то, говорит, ничему доброму не учили...

- А ее дочь Анна?

- Тут неприятная история вышла. После смерти Аглаи Аристарховны подходит ко мне Аннушка и говорит: «Николай Дмитриевич! У нас пропали ценные вещи». А я говорю: «Что за вещи? Пиши заявление, разберемся». Она постояла, помялась и говорит: «Да, так, ерунда. Извините, что побеспокоила». И ушла. Не стала, значит, шум поднимать.

- А фамилию  Анны не помните?

- Нет, столько лет уж прошло.

- А про вторую, родную дочь, вы ничего не слышали?

- От жены узнал. Кто-то из баб ей сказал, что у Аглаи и родная дочь была, в лагере родила, забрали у нее девочку. Я как-то у нее спросил: «Аглая Аристарховна, Вы не пытались разыскать дочь?» Она говорит: «Мне и искать не надо было. Она уж умерла». И все.

Значит, точно, девочку забрали ее родственники.

- А какие вещи, Анна не говорила?

- Нет.

- А за кого она замуж вышла, Вы не знаете.

- Точно не помню уже. Много лет прошло. Что-то с тюрьмой связано: то ли уголовник, то ли тюремный охранник. Да, как-то вроде так...Как-то так Аглая намекнула, мол, теперь вот и Аннушка навеки с тюрьмой связана... Я спросил: «Как так?». Она отвернулась и ушла...

- А Аннушка тоже ее родня была?

- Да, вроде троюродная что ли, она говорила... Седьмая вода на киселе, но все равно не чужая...

- А сколько лет Анне было, когда приезжала?

- Да не помню уже, может, лет сорок...

- А у нее сын был?

- Да, был...

- А сколько лет ему тогда было?

- Не знаю...

- У Аглаи же были дальние родственники?

- Она сказала, умерли уж все...

Вика поблагодарила Митрича и пошла домой.

Итак, вещи были настолько ценные, что Аннушка даже хотела обратиться в милицию. Но не сделала этого. Почему? Что ее остановило? Коля, младший сын Михайловны, ныне Максимыч... Тогда ему было лет двадцать. Не мог ли он стащить эти вещи и спрятать их в кустах? Но кто-то другой увидел это или нашел вещи случайно, та же Нюрка. Или он сам подарил ей вещички. Но может, среди украденных вещей было что-то, еще более ценное?

Родная дочь Аглаи... Выходит, ее и правда забрали дальние родственники Аглаи, если она знала, что та умерла. Как жалко! Вика тяжело вздохнула... Но была ли эта девочка дочерью Петра, ведь у Аглаи был еще и первый муж? Теперь уж никогда не узнать...

Александра, как всегда,  забрала Вику с Ларой из деревни воскресным вечером. Она выглядела какой-то странно притихшей, словно пришибленной.

После того, как Лару отвезли в городскую квартиру, приехали в особняк.

- Мне нужно с тобой посоветоваться, - сказала бывшая свекровь.

Вика удивилась. Обычно она спрашивала совета у бывшей родственницы.

Странное дело! Муж для Вики так и не стал своим, а вот со свекровью она постепенно сблизилась, особенно после того, как мужа не стало. Александра постепенно перестала быть чужим человеком и стала ближайшей родственницей! Из Александры Александровны, она постепенно стала для нее Александрой, а теперь и вовсе Сашей, словно старшая сестра. Несмотря на разницу почти в четверть века!