Мареновая роза - Кинг Стивен - Страница 10

И, рассуждая мысленно таким образом, незаметно задремала… вернее, провалилась в состояние, балансирующее на тончайшей грани между сном и явью. Она перемещалась в нем, как легкий пузырек воздуха, смутно ощущая размеренный гул двигателя за спиной, шелест шин по асфальту, слыша, как мальчик в четырех или пяти рядах впереди спрашивает маму, когда они приедут к тете Норме. И в то же время ощущала, что ее сознание отделилось от тела, что разум распустился, как цветок (разумеется, роза), распустился, как бывает только в те моменты, когда находишься в пространстве между всюду и здесь.

«На самом деле я — Рози…»

Голос Кэрол Кинг, поющей песню на стихи Морис Сендак. Они подплывали к ней, гулко отражаясь от стен, по коридору, в котором она оказалась, из отдаленной камеры, сопровождаемые стеклянно призрачными нотами рояля.

«…Я — Рози Настоящая…»

«Значит, я все-таки уснула, — подумала она. — Кажется, я действительно уснула. Представить только! Советую поверить мне… Со мною шутки плохи…» Теперь она находилась не в сером коридоре, а на большом открытом пространстве, где царила полутьма. Ноздри, все ее естество заполнили запахи лета, настолько сильные и явные, что им не хватало в ней места. Среди них выделялся налетавший временами запах жимолости. Она слышала стрекот цикад и кузнечиков, а когда подняла голову, увидела над собой отполированное костяное лицо луны, забравшейся высоко в небо. Белый свет луны был повсюду, превращая туман, поднимающийся из спутанной травы под ее босыми ногами, в дым.

«На самом деле я — Рози…»

«…Я — Рози Настоящая…»

Она подняла руки вверх, раскрытые ладони едва не соприкасались большими пальцами; сдвинула руки, взяла луну в рамочку, словно картинку, и, когда ночной ветер погладил ее обнаженные руки, почувствовала, что сердце сначала переполнилось радостью, а потом сжалось от страха. Она учуяла дремлющую жестокость этого места, как будто в зарослях ароматной травы таились хищные звери с огромными острыми зубами.

«Роуз. Подойди ко мне поближе, дорогая. Я хочу поговорить с тобой начистоту».

Повернулась и увидела его кулак, надвигающийся из темноты. Ледяные побеги лунного света заплетались вокруг выгравированных на кольце выпускника Полицейской академии слов. Увидела напряженную гримасу его губ, оскалившихся в кошмарном подобии улыбки…

…и, дернувшись всем телом, хватая ртом воздух, проснулась в автобусном кресле. По лбу стекали капельки пота. Должно быть, она некоторое время тяжело дышала, потому что окно перед нею затуманилось от осевшей на стекле влаги, закрывая вид. Указательным пальцем она протерла на стекле пятнышко и заглянула в него. Город почти закончился; они ехали мимо многочисленных заправочных станций и ресторанчиков быстрого обслуживания, облепивших мегаполис, как ракушки, однако за ними она увидела простиравшиеся до горизонта открытые поля.

«Я сбежала от него, — подумала она. — Что бы ни случилось со мной теперь, я от него сбежала. Даже если мне придется спать в грязных подъездах или под мостами, я сбежала от него. Он больше никогда не укусит и не ударит меня, потому что я от него сбежала».

Однако она обнаружила, что не может до конца поверить в это. Он придет в ярость и, без сомнения, постарается разыскать ее. Приложит все силы, чтобы найти. Это точно.

«Но как, скажите на милость? Я замела следы; мне даже не пришлось записывать на бумаге имя старой школьной подруги, чтобы купить билет. Выбросила в мусорную корзину кредитную карточку, и совершенно правильно поступила. Как, скажите, он найдет меня?»

Она не знала… но поиск пропавших — это ведь его специальность, разве не так? Ей придется вести себя очень, очень осторожно.

«На самом деле я — Рози… Я — Рози Настоящая…»

Да, наверное, она права во всех отношениях, но вот что касается следующих двух строчек… Нет, она не возьмется утверждать, что с ней шутки плохи, ибо чувствовала себя крошечной пылинкой, упавшей в пучину океана. Страх, сковавший ее в конце привидевшегося сна, еще не рассеялся, однако вместе с тем она по-прежнему ощущала остаточное радостное возбуждение и счастье; чувство, если не могущества, то, по крайней мере, освобождения.

Она откинулась на высокую удобную спинку кресла и, выглянув в окно, увидела, как мелькают мимо и удаляются в прошлое последние пригородные ресторанчики и заправочные. Они выехали за пределы города — теперь их окружали свежие пробуждающиеся поля, разрезанные полосками деревьев, одевающихся в нежную кудрявую зелень, которая бывает только в апреле. Она сидела, благочестиво сложив руки на коленях, и смотрела, как они пролетают мимо, позволяя большому серебристому автобусу нести ее к тому, что лежит впереди.

II. ДОБРОТА НЕЗНАКОМЦЕВ

1

На протяжении первых недель новой жизни у нее возникало немало неприятных моментов, но даже в самый худший из них — когда вышла в три часа ночи из автобуса на конечной станции и оказалась на вокзале, в три раза большем, чем портсайдовский — не пожалела о принятом решении. Между тем, она оцепенела от страха. Рози остановилась у самого выхода с посадочной платформы номер шестьдесят два, судорожно сжимая сумочку обеими руками и озираясь, а вокруг проплывали непрерывным потоком толпы людей, которые волочили за собой чемоданы на колесиках, с трудом удерживали на плечах горы увязанных веревками картонных коробок, обнимали подружек за плечи или приятелей за талию. Она смотрела, не сходя с места, и увидела, как к женщине, только что сошедшей с автобуса, на котором приехала Рози, бросился какой-то мужчина. Он схватил ее и развернул так резко, что ноги бедняжки оторвались от асфальта. Женщина испустила крик восторга и ужаса, яркий, как вспышка пистолетного выстрела в заполненном людьми шумном здании вокзала. Справа от Рози вытянулся ряд игровых автоматов, и, хотя ночь достигла своего апогея, мальчишки — подавляющее большинство в бейсбольных кепках козырьками назад и с взъерошенными волосами — прилипли к ним животами.

— Попробуй еще раз, космический кадет! — предложил ближайший к Рози автомат скрипучим механическим голосом. — Попробуй еще раз, космический кадет! Попробуй еще раз, космический кадет!

Она медленно прошла мимо игровых автоматов и окунулась в суету вокзала, уверенная в одном: в такой час ночи не рискнет выходить в город. Ей казалось, что как только она высунет нос наружу, тут же изнасилуют, убьют, а труп сунут в ближайший ящик для мусора. Бросив взгляд влево, увидела двух полицейских в форме, спускающихся на эскалаторе с верхнего уровня. Один полицейский поигрывал дубинкой, вращая ее по замысловатой траектории. Другой улыбался жесткой улыбкой, заставившей ее вспомнить об оставшемся в восьмистах милях позади человеке. Он улыбался, но в его постоянно движущихся глазах не было и тени улыбки.

«А что если их задача заключается в том, чтобы примерно раз в час проходить по вокзалу и вышвыривать на улицу всех, у кого нет билетов? Что ты будешь делать тогда?»

Она поищет решение потом, когда — если — это произойдет, что-то сделает. Пока что она на всякий случай решила отойти от эскалатора и направилась к углублению в стене вокзала, где на решетчатых пластмассовых креслах сидело десятка полтора путешественников. К подлокотникам были прикреплены маленькие телевизоры, которые включались, когда в прорезь опускалась монета. По пути Рози краешком глаза следила за копами и облегченно вздохнула, увидев, что они зашагали в совершенно противоположную сторону. Через два с половиной часа, самое большее через три, наступит рассвет. После этого пусть обнаруживают ее и вышвыривают из вокзала. Но до той поры она намеревалась оставаться здесь, где много света и людей.

Она уселась в кресло с прикрепленным к нему телевизором. Через два кресла от нее дремала девушка в линялой вельветовой куртке и с рюкзаком на коленях. Глаза ее закатились под пурпурные от косметики веки, с нижней губы спускалась длинная серебристая нить слюны. На тыльной стороне ее руки неровными заглавными буквами было вытатуировано: «Я ЛЮБЛЮ СВОЕГО СУЖИНОГО».