Не будь дурой (СИ) - Ставицкий Иннокентий - Страница 26

Даже несмотря на музыку, стояла звенящая тишина. А может, в ушах у меня зазвенело. В любом случае я не могла смотреть ни на кого. Им нельзя видеть мои слёзы, только не этой сахарной девочке, Андрейцевой. Она принцесса, да, и она имеет право... указывать место свои подданным. А я и правда всего лишь замарашка.

Глупая, бесхребетная Тая. Ну ответь же ей, давай! Что ты проглотила язык? Почему даёшь ей право измываться над собой?

Ответ очевиден: я не принцесса.

- Ну-ну-ну, милая, только не надо ядом плеваться, - ласково говорит Даня и звучит сейчас, как добрый, расстроенный поведением своей племянницы дядюшка. Мне так плохо, что я даже посмеяться над этим не могу. - Моя принцесса всегда принцесса, а вы просто наивные, маленькие шлюшки. Моя принцесса станет королевой, а вы так и останетесь шлюшками, только теперь большими. А сейчас с вашего позволения мы удаляемся.

И уводит меня, совершенно поражённую. Фырчит что-то себе под нос и качает головой. Звучит медленная мелодия, и Даня, мельком глянув на меня, притянул меня к себе за талию, и мы начинаем двигаться под мелодию. Я всё ещё не могу сосредоточиться - слишком много у меня ушло сил на сахарную девочку. А ещё...

Нет Игната.

- Уф, как сейчас помню эту категорию «шлюшек» в школе, - бурчит мне Даня на ухо, а я улыбаюсь. Я бы их, конечно, не так назвала, но кто я такая? - Они меня бесили настолько, что их не хотелось даже... кхм, задружить.

Я засмеялась. И осеклась, в который раз за сегодняшний вечер, когда мой взгляд упал на выход.

Игнат. Здесь. В чёрном костюме. Шатающийся. Пьяный, вероятно. Неизменно прекрасный. Но он здесь, ради меня.

Ради меня.

Сердце сделало кульбит, и все слова застряли в глотке - до того перехватило дыхание. Он прекрасен. Настолько прекрасен, что я подумала, уж не перепутал ли он простую школу с Раем. Мой. Да, теперь точно мой. И никому я его не отдам.

- Ну-ну, беги, встречай, ты же так этого хочешь, - добродушно смеётся Даня и мягко подталкивает меня к Игнату, который мечется и пьяными глазами ищет кого-то в толпе. Моё сердце стучит быстро-быстро-быстро так, что я задыхаюсь в бесконечных сомнениях - а стоит ли? - Пришёл же всё-таки, говнюк, не дал мне насладиться минутой с прекрасной женщиной...

Я смеюсь и чувствую себя такой невероятно лёгкой, когда бегу навстречу Игнату. Ноги сами несут меня к нему - и я совсем ничего не вижу вокруг. Всё расплывается, превращается в одно серое пятно, а Игнат снова моё божество. Единственное в этом мире, что достойно поклонения. Но на середине я замедляю шаг и иду нарочито медленно. В горле собирается ком. Обида. Обида, чёрт возьми?

Почему он пришёл только сейчас?

Он видит меня и радостно улыбается. Я не могу ответить ему тем же, не могу, просто не могу, хотя улыбка уже рождается в животе. Только измученная, с какой-то горечью. Как и я сама, когда он меня обнимает. Крепко прижимает к себе, заставляя почувствовать запах алкоголя - на, подавись, Тая. Вот и причина, по которой он не пришёл. Бутылка коньяка ему гораздо дороже, чем ты. Почему-то вспомнились слова Лены, что Игнат алкогольная шлюха.

- Ну же, малышка, ты же никогда не могла долго обижаться на меня, - мягко говорит он, чуть отстраняясь, когда видит, насколько я безучастна и холодна. Слёзы снова собираются в уголках глаз. Да. Я никогда не могла обижаться на него. А так хочется. Хоть разочек. Даже за это. - Улыбнись, моя милая.

И я улыбаюсь. Слабо, неуверенно, но всё же улыбаюсь. Я оттаиваю, как зефир на солнышке - Игнат же здесь, он пришёл, глупо обижаться на него, глупо страдать. И неважно, где он был до этого. Сейчас-то он со мной.

Глупая, глупая Тая. Снова.

- Мой, - тихо-тихо шепчу я, обнимая его. Счастлива. В облегчении. Так, что плакать теперь хочется от совсем другого. Чтобы он никогда не уходил. Чтобы всегда был со мной. - Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста...

- О! Данёк! - вдруг восклицает Игнат, когда видит Даню, и мы идём к нему. Он был в обществе «шлюшек», которые, очевидно, пытались утешить его, что я нашла себе другого парня. Тот же закатывает глаза и без конца улыбается, хотя видно, как ему скучно здесь. Да уж. Не чета вечеринкам Игната.

Девушки тут же приободряются, когда видят Игната. Андрейцева смотрит на него цепко, так, что я неосознанно крепче вцепляюсь в его руку и прижимаюсь к его боку. Мне вдруг становится резко страшно. До умопомрачения, до колик в животе. А ещё так хочется кричать - моё, моё, моё. Не трогать руками. Не смотреть.

Я держу его крепко, но осознаю, что поздно, когда замечаю, как Игнат облизывается, когда видит Андрейцеву и её свиту. Мне ещё страшнее. Я держу его крепче. Нет-нет-нет, пожалуйста...

Поздно.

- В какой же ты прекрасной компании, - сладко поёт Игнат, не отрывая взгляда от Андрейцевой.

Я кричу внутри, держу его, не отпускаю, но поздно-поздно. Господи, Тая, какая ты дура.

А в следующую секунду я уже не понимаю, как я стою рядом с Даней и цепляюсь за него, как за спасательный круг в бушующем море. Я боюсь упасть. Попросту боюсь упасть, обезжизненной, чтобы сломать себе шею. А так хотелось - о, как хотелось, наконец, почувствовать эту темноту, чтобы только не видеть этого.

Я даже не понимаю, как это происходит. Просто момент - и Игнат уже в компании этих девиц, совсем забыв про меня. Они пьют что-то, танцуют, смеются, а его руки так до боли знакомо шарят по бёдрам Андрейцевой. А я молчу, боясь даже слова сказать. А я уже умерла. Вот так вот просто. Снова. Мертва. Тошнит так, что, кажется, и правда сейчас вывернет. Только

Чёртов Игнат, когда ты уже прекратишь?!

Даня стоит твёрдый и надёжный, как скала. Не даёт мне упасть. Я молчу - потому что говорить нечего. Даня молчит тоже. Я не смотрю на него совсем, боясь увидеть это грёбанное сочувствие, которое так противно мне сейчас. Но я знаю, что он и не смотрит на меня. Он. Просто. Понимает. Меня. Понимает, чёрт возьми, когда мне нужно сочувствие, а когда и так тошнота у горла.

И когда я вижу, что Игнату плохо - совсем плохо от алкоголя, и он не может идти. Вот тогда я спохватываюсь. Потому что... кто, кроме меня, поможет дойти ему до дома? Его девицы?

Нет. Я. Это всегда была только я.

Даня на секунду меня останавливает - хватает меня за руку, когда я бешено подрываюсь к снова ставшему вдруг моим Игнату, и спрашивает с недоумением:

- Неужели ты правда хочешь это сделать? Помочь ему после этого?

И тогда я улыбаюсь так, словно я умудренная опытом женщина, а он маленький ребёнок, и мягко вырываю кисть. К Игнату. Мне нужно к Игнату.

- Любить - это принимать человека со всеми его достоинствами и недостатками, так ведь? - я опускаю взгляд, нетерпеливо кусая ноготь. - Иногда даже достоинство может препятствием - лишняя общительность, например. И... кто же тогда поможет ему, как не я? Я нужна ему. Всегда. Правда же?

И убегаю к моему Игнату.

Не будь дурой

В тридцать первое декабря всегда в душе появляется какое-то ожидание чуда. Так было и у меня - волшебное настроение заставляло носиться по дому с ёлочными игрушками и напевать «Новый год к нам мчится». Мама смеялась и тоже втихаря подпевала, готовя оливье. И нам обеим нравилась наша идиллия, не нарушаемая никем.

Пока не пришёл отец.

Он завалился под вечер - и я тут же поняла, что праздника не видать. От него несло вином, и мама тут же, как будто выключилась кнопочка от появления папы, закатила ему истерику. Которая сразу переросла в очередной скандал. Я уже не возмущаюсь и удивляюсь даже - просто хрустальный шар с оленями разбивается об пол, выпав из дрожащих рук. Драматично и так пусто, если честно.

Закрываюсь в комнате, игнорируя крики, потому что... а что я, собственно, могу сделать?

Отец уходит относительно скоро, и тогда я, когда крики стихают резко и как-то неестественно, решаюсь выйти из комнаты. Мама не плачет, она просто безучастно смотрит в одну точку, сложив игрушки в кучу на стол. Я сажусь рядом с ней и обнимаю её. Мы молчим.