Заповедник Сказок 2015
(Том 5) - Лебедев Валентин Витальевич - Страница 51

— Куда?

— Вниз! Куда же ещё?

— Зачем?

— Потому что прыгать в воду не больно.

— Ах, вон оно что! Значит там, внизу, была вода?

— Да, в этом всё и дело. В мыслеграмме говорилось, что Земля наполовину покрыта водой.

— Так и говорилось? Наполовину?

— Нет, ну, не совсем, конечно. Говорилось-то совсем несуразное — будто земля покрыта водой на две трети, но ведь всякому хвастовству есть предел.

— Всё равно вы очень рисковали.

— Я сделал поправку на коэффициент хвастовства Зюкузяна, и вышло, что воды должно быть не меньше половины. Когда имеешь такой высокий показатель, не нужно быть отчаянным храбрецом, можно прыгать.

— Простите, но кое-что мне всё равно непонятно…

— Почему нужно прыгать? Но это же очевидно! А как же ещё убедиться, врёт или не врёт Зюкузян. Знали бы вы! Чего только о нём не говорилось в мыслеграмме…

— А вот коэффициент хвастовства — это что такое?

— Вы и этого не знаете?

— Вообще-то догадываюсь. Но хотелось бы знать точнее.

— Ну, как же? Живя в обществе, нельзя не знать коэффициент хвастовства тех, с кем имеешь дело. Это же важно! Понимаете?

— Вы хотите сказать, он есть у каждого?

— Несомненно! Странно, доктор, что вы об этом спрашиваете. Вы ведь доктор? Я правильно расшифровал ваши мысли?

— Да, верно, — не стал отпираться доктор Грошиков.

— Коэффициент хвастовства — это такая же уникальная штука, как и отпечатки пальцев или форма ушей, — продолжил лунатик. — Тем более, уж что-что, а коэффициент хвастовства Зюкузяна у нас каждому без калькулятора известен. Знали бы вы, сколько мыслеграмм приходится получать про этого хвастуна.

— Теперь, видимо, придётся внести некоторые корректировки? — ненавязчиво поинтересовался доктор Грошиков. — Ведь насчёт воды и всего остального он оказался прав?

— В том-то все и дело, — кивнул антеннами лунатик. — Воды у вас тут и впрямь оказалось будь здоров — целый океан!

— Четыре океана, — уточнил доктор Грошиков.

— Ох, даже так! Нужно срочно возвращаться, чтобы предотвратить трагедию, а я застрял тут, как не знаю кто…

— Трагедию?

— Да! Боюсь, что всё может закончиться трагически. Ах, если бы только я мог отправить мыслеграмму домой, на Луну! Это предотвратило бы наказание.

— Это и впрямь серьёзно! — забеспокоился доктор Грошиков. — Под угрозой находится судьба Зюкузяна? Я правильно понимаю?

— Да, правильно. Его накажут в соответствии с директивой о поддержании чистоты мысли.

— Похоже, у вас там суровые законы?

— Вообще-то нет. Но к хвастунам принимаются весьма серьёзные меры. Надо же как-то искоренять эту проблему. Особенно, когда имеешь дело с такими неисправимыми хвастунами, как Зюкузян. Уж сколько раз его предупреждали и вразумляли, а он всё равно за своё.

— Знаете что? — доктор Грошиков торопливо поднялся, расплатился с барменом за орешки кешью с майским медом и похлопал по плечу лунатика. — Пойдёмте-ка, приятель, я познакомлю вас с нашим капитаном. Он — человек бывалый, наверняка что-нибудь придумает.

Луна неспешно спускалась на горизонт. Океан благодушно затих, изредка покачивая бригантину «Софья» на волнах. За бортом в направлении горизонта мерцала мистическими огнями серебристая дорожка. Капитан Селёдкин и доктор Грошиков провожали лунного гостя на палубе. Рядом солидно переминался с ноги на ногу юнга Земляникин с пакетом от кока Цыбульченко в руках.

— Ну вот, милейший, каких-нибудь полчаса — и вы дома. Если быть точным, — капитан прослушал свой репетир[15], сверился с корабельным хронометром, — через тридцать три минуты и двадцать секунд. Сейчас спустим шлюпку, и вот по этой лунной дорожке…

Юнга Земляникин счёл момент подходящим, чтобы вручить гостю пакет. В присутствии капитана юнга был немногословен:

— Вот, это вам в дорогу. Пирожки с капустой…

— Ой, что вы! Да зачем же? — смутился лунатик. — Не стоило так беспокоиться!

— Закон морского гостеприимства, — бесстрастно пояснил капитан.

— Спасибо, дорогой капитан! Не знаю, что бы я без вас делал, — волнуясь, сказал лунатик, эмоционально раскачивая антеннами на макушке.

— Не волнуйтесь, дорогой мой, — улыбнулся капитан Селёдкин, — нам не впервой. Это дело нам уже знакомо. Передавайте там, у себя, привет Зюкузяну.

— Капитан! Выходит, вы знакомы с Зюкузяном?

— Встречались, приходилось, да. Уж мы с ним славно походили по морям-океанам. Хороший, знаете ли, парень, любознательный. И провожали его вот так же, как вас сейчас.

— Надо же, как тесен мир!

— Только должен вас предупредить, друг мой, — вполголоса сказал капитан, — остерегайтесь Главного Лунного Инспектора! Зюкузян говорил, он у вас там бывает излишне строг…

Лунатик как-то странно вздрогнул антеннами и густо позеленел: было видно, что слова капитана ввели его в ещё большее смущение.

— Вообще-то, это я Главный Инспектор. Но обещаю вам, теперь многое изменится. Я многое понял.

Морской музей никогда не бывает безлюдным. Там даже выходные дни отменили. А всё из-за всемирной славы капитана Селёдкина. На экскурсию приезжают, почитай, со всех концов света. Селёдкин в морской истории столько сделал, что учёные до сих пор не поспевают изучать и каталогизировать его открытия. Ну а простой народ уважает любимого капитана чисто по-человечески. Да и просто пройтись лишний раз по скрипучему музейному паркету, подышать атмосферой морской славы, понятное дело, всякому приятно в любое время года.

Особенное внимание, конечно, капитанским судовым журналам. А отчёты Селёдкина о пребывании на острове Невезения — это, разумеется, самый известный экспонат. После капитанской трубки, конечно. У стенда с чёрной курительной трубкой, рядом с малым швартовочным якорем бригантины «Софья», первого Селёдкинского корабля, сфотографировался хотя бы раз в жизни каждый человек. Об этом даже в книге всемирных рекордов Жигулёвского на самой первой странице крупным шрифтом пропечатано. Это такой научный факт, который каждой домохозяйке известен, как рецепт субботнего яблочного пирога. Да что там говорить! С капитанской трубкой Селёдкина никакие хвалёные жюлькипурские чудеса не сравнятся!

Да, пожелтевшие журналы с записками о путешествиях — главное сокровище Морского музея. В интеллигентных домах на книжной полке на самом видном месте многотомное издание капитанских записок — обязательный атрибут и предмет гордости. И вот, поди ж ты, народ всё равно в музей тянется. На оригиналы лишний раз хоть издали, да поглядеть. Необъяснимый феномен: сколько лет прошло, а приключенческий дух от корабельных журналов до сих пор мощной струёй исходит. Тоже общепризнанный факт. Там ещё уникальный такой хитрый прибор поставлен, который днём и ночью по-тихому жужжит, особенный дух непрестанно регистрирует. Музейные работники за этим очень строго следят. В газетах ежедневные сводки печатают на самых серьёзных страницах. Рядом с курсами акций и мировых валют. Когда в прошлом году прибор случайную ошибку выдал — страсть, что было! На Лодырбургской фондовой бирже жуткая паника случилась.

И вот совсем недавно выяснилось, что помимо официальных документов существуют ещё личные дневники капитана. Слух этот распространился со скоростью таёжного пожара. Тут-то и началась охота! Селёдкин поначалу на все журналистские расспросы с хитрым прищуром всячески отшучивался: «О чём вы?

Какие такие дневники, знать не знаю!» Но однажды всё-таки проговорился…

В преддверии скорого издания полного текста сенсационных дневников прославленного капитана, хочется чуть-чуть опередить события и привести несколько коротких отрывков, проливающих свет на некоторые ранее неизвестные обстоятельства знаменитых путешествий.