Заповедник Сказок 2015
(Том 5) - Лебедев Валентин Витальевич - Страница 38

Конечно, этот глупый масаи совсем не учёл, что перед ним великий небесный страус Умадда, который уже целую вечность носит на голове солнце. Глупый масаи его просто как покушать воспринял. Инстинкт взыграл.

В общем, небесный страус Умадда, получив кокосовым орехом в живот, рухнул на землю, заорал и сунул голову в песок. Страусы так устроены, что если что-то страшное — они голову в песок суют. И ничего тут не поделаешь. Их такими Великий Нгурра придумал. А солнце, само собой, в тот же миг погасло.

Таким образом, в Африке воцарилась нежданная ночь, и небесный страус Умадда в неё и умчался. Сидевший на верхушке пальмы масаи понял, что сотворил что-то плохое, но было поздно. Всё племя, которое как раз вот уже почти догнало парочку вкусных антилоп, тоже догадалось, что произошло что-то плохое. Они кое-как ощупью и на запах вернулись в стойбище и стали разбираться. Разобравшись, они очень сильно отругали того ленивого масаи. Так сильно, что тот через несколько часов отдал душу Нгурре. И честно сказать, так ему и надо.

А масаи зажгли много факелов и пошли просить Великого Нгурру вернуть солнце. Но немножко опоздали, потому что у истоков великой реки Конго толпились уже все-все-все: кафры и готтентоты, пигмеи и йоруба, тсвана и бушмены, банту и канури. И все хотели узнать: что же случилось и где солнце?

Масаи ушлые: они поняли, что их здесь никто не похвалит, и решили сделать вид, будто совершенно ни при чём. Зря. Они как-то не учли, что Великий Нгурра знает в своей Африке всё.

Нет, если бы они пришли я честно покаялись, никаких проблем бы не было. Великий Нгурра-Создавший-Африку — сам по себе хороший. Вспыльчивый, но отходчивый. Ну, поорал бы немного, обозвал бы их термитными выползками и вернул бы солнце. Но масаи решили прикинуться наивными карликовыми ёжиками.

— Слышь, Нгурра, — сказали они, — солнце где?

Великий Нгурра, хоть и знал их как облупленных, всё-таки не привык к подобной наглости. Так что он сперва поперхнулся, потом вытаращил глаза, а потом разом превратил всех хитрецов в опоссумов. Говорящих, правда.

Масаи поначалу даже обрадовались появившимся у них полезным хвостам. Минут пять радовались. Но потом, получив пару раз пинков от стоящих рядом банту, поняли, что опоссумами быть плохо.

— Прости нас, о Великий Нгурра! — заныли они.

— А за что? — приподняв бровь, поинтересовался Великий Нгурра.

— За всё! — решительно заявили масаи.

— Вы зачем птичку обидели? — сурово спросил Великий Нгурра, вытаскивая из подмышки небесного страуса Умадду и гладя его по голове. Страус Умадда довольно закурлыкал, а потом учуял масаи, запаниковал, затрепыхался и попытался убежать.

— Ну, так что? — грозно полюбопытствовал Великий Нгурра.

— Мы больше не будем! — тоненькими голосами запищали опоссумы-масаи.

— Не верю, — сказал Великий Нгурра. — Не вижу усердия в раскаянии.

Тогда превратившиеся в опоссумов масаи стали горестно причитать, мазать морды белой глиной и жевать горькие листья дерева бумбо. Наплакав целое озеро, они снова запищали:

— Прости нас, Великий Нгурра! Нам темно и страшно!

— Ну, хорошо, — сказал Великий Нгурра, превращая их обратно в людей. — Солнце я верну. А вот вас чуть-чуть накажу. Отныне ни один из вас не съест ни единого кокосового ореха. Даже близко к пальме не подойдёт. А если кто попробует — тут же станет опоссумом навсегда. Всё, приговор окончательный, обсуждению не подлежит!

С этими словами Великий Нгурра водрузил солнце на голову небесного страуса Умадды и отправил его в небо. Затем повернулся к собравшимся спиной, давая понять, что разговор закончен, и потянулся к хорошо всем знакомому бочонку с пальмовым вином.

Много веков минуло с той ночи. Специальные белые люди, которые приезжают к масаям посмотреть на их житьё-бытьё и послушать их легенды, часто спрашивают: «Почему у вас такое странное табу — не залезать на кокосовые пальмы?» Но тут словоохотливые масаи сразу хмуро отворачиваются и молчат. Дело в том, что масаи тогда не на шутку испугались. С тех пор они свято блюдут наказ Великого Нгурры.

И поэтому неслучайно, кстати, что там, где живут масаи, больше никогда-никогда не водятся опоссумы.

А Великий Нгурра до сих пор сидит у истоков реки Конго, пьёт пальмовое вино и знает всё-всё, что происходит в Африке. Но почти никогда ни во что не вмешивается.

Отражение отражения отражения

антелеймонов шёл сегодня с работы окольным путём: позвонила жена и истеричным голосом велела купить папайю. Килограмма два. Это означало, что супруга прочитала очередную брошюрку из серии: «Как быть здоровым за смешные деньги» и на ближайшие две недели как минимум свято уверовала в целительные свойства этой самой пресловутой папайи. Теперь семейству предстояло две недели папайной диеты, зрелище папайных косметических масок, бесконечные разговоры о невероятной пользе данного продукта и тому подобное. До тех пор, пока мадам Пантелеймонова не прочтёт какую-нибудь другую брошюрку.

Знакомый ларёк «Овощи-фрукты» оказался закрыт.

— Вот ведь невезенье! — пожаловался Пантелеймонов запертой двери. — И куда теперь?

Отражение в закрашенном стекле послушно разводило руками вслед за Пантелеймоновым, но дать совет не спешило.

Возвращаться домой без папайи было чревато. Пантелеймонов подумал и просто пошёл дальше по улице. Через квартал, завернув за угол, он увидел огромный торговый центр.

— Это ж когда успели построить? — изумился Пантелеймонов, так как точно помнил, что ещё месяц назад здесь ничего не было.

Торговый центр посмотрел на Пантелеймонова сверху вниз и не снизошёл до ответа. Пантелеймонов не стал настаивать и просто взялся за дверную ручку. Отражение в стеклянной двери послушно протянуло руку навстречу. Пантелеймонов шагнул внутрь.

— Ого! — сказал он.

Вместо ожидаемых стеллажей до потолка и гудящих холодильников Пантелеймонов увидел огромное количество отдельных прилавков. Торговый центр внутри выглядел как цивилизованный деревенский рынок.

— Папайя есть? — спросил Пантелеймонов у первого же черноусого продавца.

— Ай, дорогой, всё есть! Виноград-миноград есть, апельсин-мапельсин, урюк есть, самый лучший, да? Слюшай, папайя-мамайя нету! Кишмиш бери, самый свежий, язык проглотишь!

— Нет, спасибо, — отказался Пантелеймонов. — А у кого здесь есть?

— Слюшай, сам ходи-смотри. Я тибе справочный ларёк, да?

Пантелеймонов послушно стал ходить и смотреть. И спрашивать. Папайи ни у кого не было. Дойдя до конца огромного павильона, Пантелеймонов загрустил.

— В соседнем павильоне посмотрите, — участливо заметил прогуливающийся охранник в чёрной форме, кивая на большие двери из затемнённого стекла.

— А там дальше тоже магазин? — удивился Пантелеймонов.

— А как же. У нас гипермаркет, — с гордостью сказал охранник.

Пантелеймонов подошёл к дверям и потянул ручку. Отражение повторило его движение, но как-то нехотя, с запаздыванием. Впрочем, Пантелеймонов не стал обращать на это внимание и перешёл в соседний павильон.

Прилавки стояли чёткими рядами, как школьные парты. Пахло хвоей и рыбой, как, собственно, и должно пахнуть в овощном павильоне. Пантелеймонов покрутил головой и отправился наугад в средоточие прилавков.

— Бабайя есть у вас? — заискивающе поинтересовался он у смуглого продавателя, чьи роскошные усы были заправлены в нагрудные карманы халата.

— Не сезон сейчас у бабайи, знаешь ведь, непочтенный. Или визор не смотришь?

Пантелеймонов прекрасно знал, что у бабайи не сезон, но спросить-то можно.

— Вы почему с покупцом так разговариваете? — сурово спросил Пантелеймонов.

— А все равно покуплять не будешь, — равнодушно ответил продаватель. — И ни у кого не будешь, потому что бабайи сейчас нет. Вызрявывает ещё.