Удавка для опера - Колычев Владимир Григорьевич - Страница 20

– Думаете, я?.. Ошибаетесь!

– Утверждать не буду... Но дело в том, что подана в розыск некая Комарова Людмила Панкратовна. Ее группа крови соответствует той, которую обнаружили на острие прута.

– Ловко закручено. – Рома чувствовал себя загнанным зверем.

Но старался не поддаваться пораженческому настроению.

– На оперативном уровне есть информация, что вы изнасиловали одну женщину...

Рома готов был ко всему. Поэтому не удивился этой небылице.

– Есть доказательства?

– Я же говорю, оперативный уровень...

– Извините меня. Но я вам не мальчик из детского сада. Я не желаю выслушивать в отношении себя всякую гадость из области домыслов.

– Все правильно, это гадость. Изнасиловать женщину – это самая настоящая гадость... Итак, есть основания подозревать вас в еще одном убийстве.

– Можете не продолжать. Я изнасиловал некую Комарову Людмилу Панкратовну, а затем ее убил...

– Значит, вы сознаетесь...

– Да нет, ошибаетесь, любезный Федор Авдеевич. Это я читаю ваши мысли.

– Вы ясновидец?

– Может быть...

– Я, между прочим, тоже...

Банякин достал из ящика стола диктофон.

– Наша беседа записывалась на пленку? – спросил Рома.

– Нет, мне это ни к чему... Но на этот диктофон записывался другой ваш разговор.

– Интересно.

– Мне тоже... Здесь запись вашего разговора с убитым Голиковым. Не знаю почему, но он записал свой последний в жизни разговор. Как будто чувствовал, что вы его убьете... Кассету нашли в его диктофоне.

– Я его не убивал.

Банякин не стал спорить. Он просто включил диктофон. И в уши влился голос Паши. И его собственный голос. Рома разговаривал с ним в помещении под магазин. «Легко же ты покупаешься... А я думал, ты друг. А ты, оказывается, полное дерьмо...»

«Сам ты дерьмо! Кто ты такой!.. Что я с тебя иметь буду?..»

«А с него, значит, ты что-то будешь иметь!»

«Буду. Он меня в люди выведет... А что ты мне дашь?»

«Вот это!»

Звук удара. Шум падающего тела.

«Козел!» – голос Пашки.

«Да пошел ты, ублюдок!» – голос Ромы.

И снова Пашка.

«Не надо! Убери штырь! Не убивай!..»

Звуки ударов. Хрипы. Получалось, это Рома всаживал в Пашку прут. Это под его ударами тот корчился в предсмертных муках.

– Ну вот и все. Картинка ясна, – заключил прокурор. – Вам нет смысла дальше отпираться.

– Я никого не убивал.

Рома опустил голову под тяжестью безысходности.

Паша записывал их разговор. Зачем?

Возможно, это ему посоветовал Нырков. Смог же он склонить его на свою сторону. Поэтому и советы его могли восприниматься Пашкой как указание к действию.

Только не нужен был Пашка Ныркову. Для него он всего лишь расходный материал. Попользовался да выбросил. Но не на свою, а на чужую свалку.

Сразу трех зайцев Нырков убил. Рому подставил. Пашу, который трахнул его жену, наказал. И Риту от Ромы отвратил. Наверняка Рита считает его убийцей. И уже не любит, а ненавидит.

Нырков хочет жениться на Рите. Поменять шлюху-жену на непорочное дитя... Пашка ему об этом говорил. Только почему этого разговора нет на пленке?

– Вы поставили запись с самого начала? – убито спросил у прокурора Рома.

– Разумеется, – кивнул тот.

Но насколько Рома помнил, Паша не лез в сумку, чтобы включить диктофон. Значит, он работал с того самого момента, как они вошли в помещение. И слова «Не надо... Не убивай!» обращены не к Роме. К кому-то другому. Но запись смонтирована ловко, ни к чему не придирешься.

Пашу убили. Затем забрали у него кассету. Вырезали все про Ныркова, про Риту и его жену. Затем убрали момент встречи Паши со своими убийцами. Ведь они, возможно, о чем-то говорили между собой. И уже «удобную» пленочку снова вставили в диктофон. И только после этого вызвали милицию. И направили следствие по «правильному» пути. Поэтому Рома здесь.

Люди Ныркова сработали грамотно, профессионально. Запись предсмертного разговора с «нужными» моментами, прут с отпечатками пальцев «убийцы». Прав следователь, любой суд признает его виновным. И чистосердечное признание нужно не следствию, а ему самому, чтобы скостить срок.

Банякин как будто понял ход его мыслей. И ударил.

– Роман Георгиевич, у меня есть предложение...

– Да?..

– Дело об исчезновении гражданки Комаровой уже в производстве. Мы обязаны довести его до логического конца. Но пока мы не можем ее найти. Ни ее саму, ни ее трупа...

– И вы хотите, чтобы я сознался, что убил ее? И показал место, где зарыт труп?

– Совершенно верно.

– Увы, я не знаю, где зарыт ее труп.

– Вот видите, – обрадовался Банякин.

– Я ничего не вижу, – мрачно посмотрел на него Рома. – И прошу вас, не надо ловить меня... Я знаю, что Комарова убита. И ее убили тем самым прутом, которым был убит Голиков. И на этом пруте мои отпечатки пальцев... Да, я видел этот прут. Кое-кто лично вкладывал мне его в руку, чтобы наложить на него мои отпечатки.

– Кто именно? – глумливо скривил губы прокурор.

– Тот, кто хотел меня подставить... И подставил.

– Вы можете говорить что угодно...

– Но мне никто не поверит, – продолжил за него Рома. – Все правильно, все улики против меня. Прут с отпечатками пальцев, компрометирующая запись, показания родственников убитого... Наверняка у вас еще имеются показания свидетелей, которые видели, как я выходил из магазина.

– А разве я вам этого не говорил?

– Нет. Наверное, забыли... Да оно и понятно, вам и без этого было чем загнать меня в угол. И вы меня загнали... Только колоться я не буду. Не ждите. Я ни в чем не виновен!..

– Что ж, так в протокол и запишем.

Банякин с укором взглянул на Рому. Взял лист бумаги и принялся его заполнять.

Роме следовало набраться терпения и дождаться, когда он закончит сию утомительную процедуру. Его отведут в камеру, как только он распишется в протоколе.

– А можно позвонить? – спросил Рома.

– Куда?

– В Москву.

– Хотите связаться со своим отделом? – не поднимая головы, как о чем-то будничном спросил Банякин.

– Если не возражаете.

– Не возражаю.

Только напрасно радовался Рома. «Восьмерка» постоянно срывалась. И сколько он ни пытался, до Москвы он так и не «достучался». Ничего у него не вышло, когда он начал обзванивать своих родных. Как будто нарочно, срывались и все местные номера.

– Нарочно, да? – зло спросил он у прокурора.

– Что нарочно? – будто бы не понял тот.

– Нарочно телефон зарубили? Чтобы я никуда не дозвонился.

– Вам просто не везет.

Не везет... Да, с тех пор как он связался с Нырковым, ему хронически «не везет». Зато повезет этому Банякину.

– Можете записать мое пророческое предсказание, – с горькой иронией усмехнулся Рома.

– Да, я слушаю, – не отрывая взгляда от своей писанины, навострил ухо прокурор.

– Труп гражданки Комаровой скоро найдется. Его обнаружат «случайно» некие «законопослушные» граждане...

Рома в этом не сомневался. Если Нырков взялся за него, то будет добивать до конца.

И как бы в подтверждение его догадки в кабинет ворвался тот самый опер по фамилии Фурцев.

– Федор Авдеевич, раз уж вы здесь, то, может, проедете с нами? – сказал он.

И злорадно посмотрел на Рому.

– Обнаружен труп женщины...

– Его обнаружили случайно? – и Банякин посмотрел на Рому.

– Да, именно... Труп был закопан... Собака обнаружила...

– И наверняка это гражданка Комарова...

– Очень может быть... Ну так что, мы едем?..

– Едем, – кивнул прокурор.

Через минуту под конвоем Рому вывели из кабинета.

В камере он завалился на шконку. И принялся лихорадочно соображать.

Положение хуже не бывает. Но само страшное – у него нет возможности связаться со своими друзьями из Битова. Он был уверен, что майор Круча нашел бы возможность выручить его из беды.

Но как дозвониться до него, как дать знать о себе?