Удавка для опера - Колычев Владимир Григорьевич - Страница 18

Зря он, конечно, друга предал. Но жизнь ведь такая гадкая штука...

Павел не удивился, когда в комнате появились двое. Этих ребят он знал, это люди Ныркова. Вместе с ним при разговоре присутствовали. Да и вообще он их раньше видел.

– Ну что? – спросил один.

– Все в порядке... Кажись, челюсть сломал, – горько усмехнулся Павел.

– Ну, тогда все...

Тот повернулся, будто собираясь уходить.

– А бабки когда?

– А-а, бабки... На, держи!..

Словно в замедленной съемке видел Паша, как крепыш снова разворачивается к нему. Будто его какая-то пружина по спирали раскручивает. И в руке у него остро заточенный прут.

– Не надо! Убери штырь! Не убивай!.. – только это он и успел крикнуть.

А еще он успел закрыть голову. Но заточенный прут вошел ему в печень. И снова вышел.

Обливаясь кровью, Паша упал на живот. Но был еще жив.

Он умер, когда тот же штырь вошел ему в спину под левую ключицу...

3

Рому разбудил голос матери. Он открыл глаза, но не она стояла перед ним, а мужчина в кожанке, а по бокам – двое в милицейской форме, в бронежилетах и с автоматами.

– Здравствуйте, Роман Георгиевич! – дружелюбно поприветствовал его мужчина. – Рад с вами познакомиться. Старший оперуполномоченный Семиреченского РОВД капитан Фурцев...

И чтобы закрепить знакомство, протянул ему руку.

Рома спросонья не успел разобраться в ситуации и тоже протянул ему «краба». Щелк, и на запястье его руки сомкнулся браслет наручника. Второй браслет защелкнулся на руке опера.

Можно было сломать этого Фурцева. Но свобода маневра уже потеряна. Сержанты из группы немедленного реагирования сомнут его.

А потом, ему нет смысла сопротивляться. Ведь он ни в чем не виновен. Хотя, похоже, капитан Фурцев думает по-другому.

– Это какая-то шутка? – стараясь сохранять спокойствие, спросил Рома.

– Шутка... – кивнул опер. – Собирайтесь, гражданин Лозовой, в отдел поедем. Дальше шутить там будем...

– Ну вот, уже и гражданин...

– Собирайтесь! – жестко отрезал Фурцев.

– А наручники?

– Наручники, извините, снять не могу.

Рома сумел надеть только брюки, обуться. А рубаху пришлось брать с собой. Ее он надел в камере изолятора временного содержания.

Камера сухая, свежей краской пахнет, четыре шконки и ни одного задержанного. Он единственный узник.

За что его арестовали?.. На этот вопрос ему никто так и не дал ответа. Всю дорогу капитан Фурцев молчал.

Молча привезли в отделение, сняли отпечатки пальцев, поместили в изолятор, закрыли на все замки. Отдыхай и думай, думай...

И Рома думал. Лег на шконку и приставил палец к носу.

Причин для задержания нет. Но они легко найдутся, если твой противник – сам Нырков. Неужели он все-таки скинул ментам окровавленный штырь с отпечатками его пальцев?.. Похоже на то...

Рома лежал на шконке, курил и ждал, когда его вызовут к следователю. Должны же ему в конце концов предъявить обвинение. Но про него, казалось, забыли.

К исходу дня он начал барабанить в дверь. Ему нужен был телефон. Он должен был связаться с кем-нибудь. С Артемом или хотя бы с Пашей. Кто-нибудь из них мог бы позвонить в Москву, в родной отдел. Только из Битова могла прийти ему помощь.

Можно было связаться и с Ритой. Даже лучше ей позвонить в первую очередь. Для него она сделает все.

Рита... Любимая... Ничего, скоро они снова будут вместе...

Но дверь никто не открывал. К ней никто даже не подходил. Как будто никому не было никакого дела до узника в камере.

* * *

Каменным изваянием Рита стояла рядом с гробом и смотрела на Пашу. На мертвого Пашу.

Казалось, он спит. Оделся в парадный костюм, обулся в черные лакированные туфли и прилег отдохнуть...

Но нет, он не спит. Это смерть!

Его убили позавчера.

Вместе с Ромой он отправился осматривать помещение под магазин. Там и остался. С остро заточенным штырем в сердце.

А Рома исчез.

Он позвонил ей поздно ночью и сказал, что завтра утром заедет за ней. А утром его забрала милиция.

Оперативно-следственная бригада, прибывшая на место, раскрыла преступление по горячим следам. Рому обвинили в убийстве и арестовали. Сейчас он под следствием, в изоляторе временного содержания.

Как же так! Почему он так поступил?.. Ведь Паша его лучший друг и родной брат Риты. Ну, повздорили, помахали бы в крайнем случае кулаками и успокоились. Но нет, Рома убил Пашу. Жестоко, хладнокровно.

Он ненавидел Пашу. За что? За то, что он познакомил его с ней, с Ритой?.. Он не хотел жениться на ней. Только делал вид, что хочет. А на самом деле она была ему в тягость... И со зла Рома убил Пашу...

Может, причина в другом. Но Рита во всем винила себя. Не нужно ей было связываться с Ромой. Надо было сразу понять, что их роман ничем хорошим не кончится.

А ведь Паша и сам понял свою ошибку. Незадолго до смерти он разговаривал с ней. Сказал, что ей следует хорошо подумать, прежде чем выходить замуж за мента. Не будет у нее с ним жизни.

Такой красавице, как она, нужен другой муж. Солидный, богатый, могущественный. И он знает такого человека. И этот человек, между прочим, питает к ней симпатии...

Она тогда посмеялась над Пашей. Сказала, что, кроме Ромы, ей никто не нужен.

Ей и сейчас никто не нужен. Даже Рома. Он – подонок и убийца, и она не может его любить... Хотя сердцу не прикажешь. Любовь зла... Она продолжала любить его. Но в то же время презирала и ненавидела.

А вдруг он ни в чем не виновен?.. Вряд ли... Но все равно, ей хотелось увидеть его, поговорить с ним... Она ходила в милицию. Только ее не подпустили к Роме и на пушечный выстрел. На свидание с ним никого не пускали. Вообще никого. Как будто сгинул человек...

Гроб с телом Павла стоял на столе в комнате. Здесь он пролежит всю ночь. Мама, Юля и Рита будут сидеть возле него, плакать. И все будут тихо ненавидеть Рому.

А завтра Пашу похоронят. И никогда больше никто его не увидит.

По щекам Риты текли слезы. К ней подошла мама.

– Доченька, по одному адресу зайти надо, – тихо сказала она. – Паше нашему могилку вырыли, денежки нужно отнести...

Они зарыдали обе.

А потом Рита вышла из дома и направилась по нужному адресу.

Она возвращалась обратно, когда возле нее остановились две машины. Два красавца-джипа. Из одной машины вышел не кто иной, как Матвей Данилович Нырков.

– Маргарита! – обрадовался он.

Он подошел к ней, взял ее руку. Только она высвободилась, убрала ладошку.

– Прими мои соболезнования, Маргарита...Ты куда-то идешь?

– Домой.

– Садись, подвезу, – кивнул он на свою машину.

– Нет, – покачала она головой.

– Боишься?

– Может быть...

– Да не бойся. Я ведь взрослый мужчина. И достаточно серьезный. У меня и в мыслях нет сделать тебе дурное.

– Верю. Но лучше я пешком...

– Тогда и я с тобой. Тоже пешком. Ты не возражаешь?

Он был таким милым, добрым. Только ей вовсе не хотелось находиться с ним в одной компании. Но не гнать же от себя столь уважаемого человека.

Нырков провожал ее домой. В прежние времена, если бы парень вот так провожал девушку, можно было бы всерьез говорить об их скорой свадьбе. Да и сейчас в Семиречье думали по старинке.

Только Рита и не помышляла ни о какой свадьбе. Разве что о той, которая должна была состояться. Но все испортил Рома...

– Маргарита, еще раз прими мои соболезнования, – скорбным голосом сказал Нырков. – Мне жаль, что так случилось... Я знал твоего брата, он очень хороший человек.

– Завтра в двенадцать похороны, – всхлипнула она.

– Да, я уже знаю. Обязательно приду... Я чувствую себя виновным в том, что произошло.

– Вы?! А вы-то здесь при чем?

– Я мэр города и за все здесь в ответе.

– Но вы же не можете все предусмотреть...

– Не могу... Но я должен делать это. По долгу службы... Кстати, в гибели вашего брата мы виновны вместе. И ты, Маргарита, и я...