Долина пламени - Каттнер Генри - Страница 16

— Как ты думаешь, это нечто живое?

— Не знаю, оно слишком мощное, чтобы мы могли постигнуть или измерить его. Тебе наверняка известна теория Аррениуса, согласно которой жизнь достигла Земли в форме спор, которые перемещались через пространство в световых потоках. И это вполне возможно. Но что дало жизнь самим этим спорам?

— Ну, это старая загадка про курицу и яйцо. Споры могли быть пылью, выбросами далеких туманностей. Или же эта огромная сила, рожденная пространством, была настолько мощной, что вложила жизнь в эту пыль в ближайшей галактике. Я тоже не знаю. Просто строю теории. Но все это — лучистая энергия, вибрация, невообразимая мощь — связано как-то с Пламенем.

Усталое лицо Крэддока просветлело.

— И ничтожная крупица этой энергии однажды упала на Землю вместе с метеоритом. Вероятно, она была микроскопической, иначе наша планета погибла бы. Неконтролируемый рост энергии погубил бы все живое. Кое о чем я догадался сам, а остальное мне подсказали записи, которые я нашел в Паитити.

— Записи? Кто их оставил?

— Тогда я об этом не знал. В этой долине не было никого, никакой разумной жизни — только птицы, насекомые, дикие свиньи, тапиры и ягуары. Да, да, именно ягуары, Брайан, это очень важно. Так вот, записи я нашел в том самом замке, где сейчас живет Паррор.

Это было похоже на письменность индейцев. Думаю, что когда-то индейцы получили свой язык именно отсюда. Как бы там ни было, истина открылась мне. Курупури дало жизнь этой стране, Паитити. Эта мельчайшая частица энергии сделала Амазонку самым плодородным и изобильным местом на Земле.

Рафт кивнул.

— Продолжай. Как же все это действует?

— Циклично, как на всех солнцах, гигантах и карликах, и в туманностях. Но наша жизнь слишком коротка, чтобы мы могли заметить эту цикличность. Когда Пламя разгорается, освобождается определенный вид энергии. И результат… совершенно необычен.

— Время ускоряется?

Крэддок медленно покачал головой.

— Нет, объективно нет. Происходят метаболические трансформации — изменяется, и притом невероятно, скорость обмена веществ. Это касается не только людей, млекопитающих, но и всего живого. Когда Пламя находится в пике очередного цикла, человек рождается, живет и умирает в один миг, хотя для него самого проходит целая жизнь.

На неживую природу все это, конечно, не влияет. Излучение не может заставить камень падать быстрее. Оно влияет только на живые клетки. Животный мир и растения. Вот так это происходило.

— Пламя пробуждалось, — пояснила Джанисса, — и его свет озарял все вокруг жизнью.

— Да, когда-то очень давно все так и было, — продолжил Крэддок. — Первый Род — те, кто построил эти замки, — они здесь жили, эволюционировали, но потом… потом Пламя опустилось. Нет, они не погибли. Но сейчас, и это очевидно, излучение действует отрицательно.

Когда сила Пламени снижается до определенного уровня, его лучи становятся гибельными. При этом ткань клеток может обновляться, но могут развиться и раковые клетки. Пламя опускается, и начинается регресс. Это странно и… страшно.

— Я видел, что осталось от Первого Рода, — заметил Рафт. — Эти чудовища в пещере.

— Да, они предчувствовали свою судьбу и подготовились. Они были замечательными учеными и нашли способ, с помощью которого можно разжечь Пламя, не дожидаясь смены цикла. Но сделать этого они не смогли — это было слишком опасно. Малейшая ошибка — и Пламя вышло бы из-под их контроля, а это означало бы полное разрушение всего живого. Излучение стало бы неуправляемым. Пламя поглотило бы само себя, и в тот же миг жизнь в Паитити остановилась бы навсегда.

— Значит, они не сделали этого.

— Нет, они ждали. Каждое новое поколение считало, что отмеренное ему время оно проживет, и перекладывало эту задачу на своих детей. А их дети — дальше. В конце концов Первый Род выродился, люди превратились в зверей, и им было уже не под силу справиться с этой задачей.

Они помнили только об одном — о Пламени и нашли путь к той пещере, где ты их видел. Близость к излучению поддерживает их жизнь, они существуют и размножаются там, во тьме, уже очень, очень давно.

Рафт нахмурился.

— А люди-кошки? Откуда появились они?

В глазах Крэддока мелькнул ужас.

— Их создал я. Я разбудил Пламя.

ГЛАВА VIII

Харн чудовищный

Рафт представил себе эту сцену тридцатилетней давности. Молодой, теряющийся в догадках, восторженный Крэддок — он один во всем мире знает о невероятной межгалактической Силе, которая бушует в недрах джунглей. Сейчас, пожалуй, Рафт и сам мог понять то искушение, которое толкнуло Крэддока вмешаться в неведомые силы природы.

— Я разбудил Пламя. Мне помогли записи, которые я нашел. Я не понял всего, что в них было, но понял вполне достаточно, чтобы действовать. Даже слишком. И тогда… — Крэддок поднял и показал Рафту свои изуродованные руки, — я достиг цели и… проиграл, потому что Пламя, хотя оно и безудержно бушевало, так и не достигло своего максимума. Мне еще повезло — я спасся.

И вновь на измученном лице отразился ужас.

— В том пылающем аду я смотрел на свои руки и видел, как изменяется живая плоть. Я видел, Брайан, человеческую ткань, которая корчилась в муках, чернела и превращалась во что-то… дьявольское. И даже когда я уже убегал, то чувствовал это место, где раньше были мои пальцы. Я чувствовал, как они… корчились!

Он глубоко вздохнул и продолжал уже спокойнее:

— Я убежал в джунгли и там ампутировал этот ужас. У меня был с собой хирургический набор. Мне удалось сделать это без анестезии — в те времена ее у меня просто не было. Тогда я думал, что никогда больше не вернусь в Паитити. С карьерой, конечно, все было покончено. Мои руки уже не были руками.

Но что-то удерживало меня на Амазонке. Я слишком близко подошел к Пламени, оно коснулось меня, и после этого я уже не мог уехать из Бразилии. Иногда мне казалось, что барабаны Ютахи рассказывают мне о Курупури.

Он покачал головой.

— И Курупури вернулось ко мне. Тридцать лет спустя. Паррор нес с собой знак Пламени, когда спускался вниз по реке, и индейцы почувствовали это. Невероятная сила посылала свои сигналы через джунгли. Когда я впервые увидел Паррора на станции, я ощутил ту же самую энергию жизни, которую испытал на себе в Паитити. Она была слабее, но ошибиться я не мог. В меня вселился страх.

Паррор подошел ко мне в лаборатории и отдал записную книжку. Он выследил меня по ней. Знаешь, в джунглях есть свой «лесной телеграф», и Паррор узнал мое имя. Когда он уходил из Паитити, его шансы отыскать меня были почти нулевые, но он надеялся, что я все еще жив и он меня найдет.

И ему повезло — он нашел. Он сказал мне, что я должен отправиться вместе с ним в Паитити, но я, конечно, отказался. И тогда появился ты.

— Помню, — кивнул Рафт. — Но ты был один в лаборатории.

— Не забывай о метаболизме Паррора. В нашем медленном мире он, когда хочет, может передвигаться с невероятной скоростью. Ему приходилось сдерживать себя и делать все медленно, когда мы на него смотрели. Он просто выбежал так быстро, что ты не успел его заметить. А позже он загипнотизировал меня с помощью зеркала. Я знал, что делаю, но изменить ничего не мог. До тех пор, пока не проснулся здесь, в замке. Теперь я знаю истину, но беспомощен, как ребенок.

— А в чем истина? В том, что за тридцать лет примитивные животные эволюционировали в людей-кошек?

— Это были ягуары, которые обитали в долине, — поправил его Крэддок. — И не за тридцать лет. Тридцать миллионов, а может быть, миллиардов лет Пламя излучало энергию. Я же говорил тебе, что человеческая жизнь могла вместиться в одну секунду, в одно мгновение. То, на что в нашем мире уходят эры, в Паитити происходит за тридцать лет. Метаболизм и скорость протекания жизненных процессов так высоки, что за несколько дней или даже часов ягуары превратились в дикарей, а затем — в разумных существ. Их лапы стали руками. Они научились ходить прямо. Если бы в те дни мы посмотрели на Паитити сверху, то увидели бы буквально растекающиеся тени, тающую и изменяющуюся живую плоть.