Долина пламени - Каттнер Генри - Страница 1

Генри Каттнер

Долина пламени

ГЛАВА I

Лицо девушки

Далеко в джунглях проревел зверь. О москитную сетку на окне билась большая, размером с летучую мышь, бабочка. И почти подсознательно, каким-то шестым чувством, Брайан Рафт уловил отдаленные низкие звуки барабанного боя. Здесь, на Ютахе, в долине великой Амазонки, барабаны нередко переговаривались друг с другом. Но на этот раз это не были обычные сигналы индейцев.

Рафт не принадлежал к числу людей с богатым воображением. Другое дело — Дэн Крэддок со своей верой в древних валлийских духов и призраков. Рафт был просто врачом, и в его маленькой больнице из сборных пластиковых секций, пропитанных запахом антисептики, происходило нечто странное с тех пор, как из джунглей стал доноситься этот низкий размеренный бой барабанов. Он не давал Рафту покоя.

Врачу есть чему удивляться, если сердце больного бьется в такт с барабанами, то быстрее, то медленнее, точно подстраиваясь под далекое эхо.

Огромная бабочка бесшумно билась о сетку. Крэддок склонился над стерилизатором, и седая голова, объятая клубами пара, делала его похожим на колдуна, который шепчет над котлом свои молитвы. Барабаны не смолкали. Рафт чувствовал, как и его собственное сердце отзывается на их бой.

Он взглянул на Крэддока, пытаясь не вспоминать те истории, которые ему поведал этот старик, — о своих дикарях-предках в Уэльсе и о том, во что они верили. Рафту иногда казалось, что Крэддок и сам верит во все это, или почти верит, особенно когда приложится к бутылке.

За те месяцы, что они проработали вместе, Рафт успел немало узнать о Крэддоке, но вполне отдавал себе отчет и в том, что это была только внешняя оболочка валлийца, внутри нее, за границей приятельских отношений, жил и действовал незнакомый ему человек, который никогда не рассказывал о своем прошлом и не делился своим настоящим.

Эта экспериментальная станция на Ютахе, с запахом антисептики, пластиковыми секциями, блеском нового инструмента, совершенно не вязалась с окружающими ее джунглями. У тех, кто здесь работал, было задание — отыскать лекарство от атипичной малярии.

За сорок лет, прошедших с конца второй мировой войны, ничего более действенного, чем обычный хинин и атабрин, найдено не было, и Рафт сейчас был занят тем, что просеивал через сито современной науки древние познания индейцев, спрятанные за ритуальными масками, поклонением дьяволу и прочим колдовством.

Ему не раз приходилось изучать вирусные заболевания — в Тибете, в Индокитае, на Мадагаскаре, — и он научился с уважением относиться к знаниям колдунов и шаманов. В своем лечении они нередко использовали вполне логичные и здравые теории.

Но сейчас Рафту хотелось только одного: чтобы смолкли барабаны. Он раздраженно отвернулся от окна и еще раз взглянул на Крэддока, который напевал себе под нос какую-то валлийскую балладу. В грубой незатейливой мелодий слышалось звучание волынки и угадывались древние истории о призраках и смертельных схватках.

В последнее время, с тех пор как забили барабаны, Крэддок много рассуждал обо всем этом и говорил, что чует опасность. В древние времена мужчины Уэльса умели распознавать опасность по запаху, приносимому ветром, и тогда, выпив для храбрости и обнажив мечи, они были готовы ко всему. Но как ни принюхивался Рафт, ничего, кроме стойкого запаха дезинфекции, которым была пропитана вся палатка, он не чувствовал.

А все, что доносил до него ветер, было лишь боем барабанов.

— В прежние времена, — неожиданно проговорил Крэддок, подняв голову и щурясь от пара, — достаточно было лишь одного шороха, который доносил до нас легкий ветерок с Трали или Кобха, и мы знали, что из-за моря на нас идут ирландцы. А если звучал сигнал с юга, мы были готовы встречать непрошеных гостей с Корнуэлла. Но мы знали. Знали!

— Чушь, — не выдержал Рафт.

— Ладно, пусть будет чушь. Только я однажды уже испытал нечто подобное.

Старый доктор произнес это, затаив дыхание, и на его морщинистом обветренном лице появилось странное выражение испуга и неуверенности.

В Крэддоке была какая-то загадка. Биолог, и неплохой, он вот уже тридцать с лишним лет таскался взад-вперед по Ютахе, но никогда не отправлялся дальше Манауса. Этакий главный практикующий врач в местных джунглях. Путь, надо сказать, не из легких.

Он хорошо знал местность, ее жителей, и поэтому Рафт, не раздумывая, включил его в состав своей экспедиции. Особой помощи от этого валлийца он не ожидал из-за искалеченных рук Крэддока. Впрочем, на этот счет Рафт приятно обманулся.

Он стал свидетелем того, как изуродованные пальцы ловко перебирали шприцы, откручивали пробки от пузырьков с лекарствами, ловко снимали использованные иглы. На одной руке у Крэддока было только три пальца, на другой, беспалой, что-то вроде одного большого когтя, обтянутого странной, и по виду, и по цвету, кожей. Валлиец никогда не рассказывал, что с ним произошло. Но не было похоже, что его увечья остались от ожога кислотой или зубов хищника. Однако он был на редкость ловким и умелым, даже когда изрядно перебирал со спиртным.

Сегодня он тоже перебрал. Похоже было, что Крэддок намеренно подстраивает свои движения в такт барабанам. А может быть, так только казалось. Рафт и себя поймал на том же: каждый шаг был продиктован заданным ритмом. Он подумал о том, что и некоторые из тяжелых больных в палате были живы лишь потому, что непрекращающийся бой барабанов не давал их сердцам остановиться.

— И так уже целую неделю, — сказал Крэддок, словно читая, по своему обыкновению, для многих досадному, чужие мысли. Ты следишь за состоянием больных?

Рафт нервно провел указательным пальцем по подбородку.

— Это моя работа, — проворчал он недовольно.

— Брайан, — вздохнув, продолжал Крэддок, — ты живешь в Бразилии не так долго, как я. Здесь часто берется в расчет то, чему обычно не придают значения. До прошлой недели эта чума просто косила индейцев. Но за последние семь дней количество смертельных исходов резко упало.

— Да, очень странно, — сказал Рафт. — Но это всего лишь совпадение, просто все идет по кругу. Другой причины нет. И барабаны здесь совершенно ни при чем.

— Барабаны? Разве я говорил о барабанах?

Рафт в изумлении уставился на валлийца. Крэддок, как ни в чем не бывало, положил шприц в стерилизатор, закрыл крышку и сказал:

— Как бы там ни было, барабаны не телеграф. Они просто отбивают ритм. Хотя что-то он, конечно, значит.

— Что именно?

Валлиец раздумывал. Его лицо было в тени, но верхний свет падал на седую шевелюру, превращая ее в пушистый нимб.

— Не знаю, может быть, в джунглях появился гость, Я и сам удивляюсь. Ты когда-нибудь слышал о Курупури?

На лице Рафта не дрогнул ни единый мускул.

— Курупури? Что это?

— Это имя. Местные, бывает, болтают о Курупури. А ты, наверное, пропускаешь это мимо ушей.

— Похоже, я вообще пропускаю здесь немало, — съязвил Рафт. — Например, уже несколько месяцев не видел призраков.

— Может быть, еще увидишь, — сказал Крэддок и повернулся к окну. — Тридцать лет. Это немало. Я… я уже слышал о Курупури. Я даже…

Он замолк. Рафт глубоко вздохнул — он тоже слышал о Курупури, но признаваться в этом Крэддоку не хотел. Суеверие слишком дорого обходится в джунглях, а Рафт знал, что Курупури — это религия местных индейцев. Впервые он услышал о ней лет десять назад, когда был намного моложе и впечатлительнее. И сейчас он подумал о том, что это единственно возможная религия для тех, кто живет на Амазонке.

Курупури — это Неведомое. Это слепая, яростная, ужасающая сила, которой индейцы поклоняются как духу джунглей. Так язычники-эллины поклонялись лесному духу Пану, таящемуся в темной чащобе. Разница лишь в том, что Пан был чем-то более явственным.

Вездесущий дух Курупури, неощутимый и в то же время реальный, как сама жизнь, витал над Амазонкой. Пожив в джунглях, начинаешь понимать, что божество жизни может быть куда страшнее божества смерти. А жизнь переполняла Амазонку. И нечто живое, огромное, непостижимое, безразличное, слепое, хищное — ползло через зеленые джунгли.