Пилсудский
(Легенды и факты) - Наленч Дарья - Страница 69

Через несколько лет Тухачевский сформулировал тогдашние надежды еще более отчетливо: «Рабочий класс Западной Европы от одного наступления нашей Красной Армии пришел в революционное движение. Никакие национальные лозунги, которые бросала польская буржуазия, не могли замазать сущности разыгравшейся классовой войны. Это сознание охватило и пролетариат и буржуазию Европы, и революционное потрясение ее началось. Нет никакого сомнения в том, что если бы только мы вырвали из рук польской буржуазии ее буржуазную шляхетскую армию, то революция рабочего класса в Польше стала бы свершившимся фактом. А этот пожар не остался бы ограниченным польскими рамками. Он разнесся бы бурным потоком по всей Западной Европе»[213].

12 августа Тухачевский издал приказ об окончательном штурме Варшавы.

Поражение, а с ним разочарование пришли быстро, быстрее, чем удалось сориентироваться и на фронте, и в штабе Тухачевского в Минске, и в Москве.

А ведь предпосылки этого нарастали постепенно, по крайней мере с той минуты, когда советские войска вышли из подковы между Неманом и болотами Полесья на севере и между Днестром и Полесьем на юге, до минуты, когда они покинули землю Западной Белоруссии и Западной Украины.

На сотни километров удлинились линии коммуникации, миллионная армия таяла в боях и походах, приближался кризис, обычно завершающий каждый дальний наступательный бросок.

Красная Армия кровоточила, польское сопротивление возрастало. На территории Польши поддержка населения была очень слабой — она ощущалась лишь со стороны незначительной группы коммунистов и небольшой части фольварочных рабочих. Заводского пролетариата почти не было, предвоенные польские революционные кадры затерялись где-то на фронтах гражданской войны, на Урале, в Закавказье. Лозунг Польской Республики Советов, брошенный в кровавый водоворот войны, не находил отклика между марширующими колоннами войск. Напрасно Юлиан Мархлевский призывал заботиться о сохранении «польскости». Ревкомы приволжских и донских дивизий прокламировали советскую власть по-русски и на жаргоне.

Советский принцип огосударствления земли с оставлением ее во владении крестьян не убеждал польского землевладельца. Он имел собственную землю. Неясно было, что делать с помещичьей землей. Несмотря на давление Ленина, никакие решения не принимались. Впрочем, на это не было времени.

Ведь надо всем главенствовала основная проблема — национальная проблема, проблема независимости. После 125 лет неволи с этим нельзя было не считаться. Для большинства поляков вопрос выглядел просто: сначала Польша, а потом посмотрим — какая.

Революционные армии, все более слабые, подходили уже к Варшаве. Корпус Гая оперировал на подступах к Торуни, Буденный шел на Замостье, а противник не сдавался, не поддавался разложению…

Если руководители капиталистического мира, собравшиеся в Спа, не отреагировали достаточно энергично на революционную опасность, если не поняли, что над Вислой решается судьба не Пилсудского, а капиталистической Европы, то во всяком случае над Вислой понимали, что по крайней мере здесь решалась судьба Польши. Правительство Грабского, ответственное за унизительные переговоры в Спа, подало в отставку. Все легальные партии и объединения — от ППС и крестьянской левицы до консерваторов — твердо сплотились вокруг лозунга защиты независимой Родины — такой, какой она была. Было создано правительство национальной обороны во главе с Винценты Витосом, пользовавшимся большим авторитетом среди крестьянства, и Игнацы Дашиньским, уважаемым лидером социалистического движения. Принято решение о сельскохозяйственной реформе. Разрабатывается прогрессивное социальное законодательство. Папский нунций, епископы, пасторы и раввины, социалисты и эндеки, крупные помещики и левые деятели, бывшие царские офицеры и красные боевики ППС периода 1905 года — все призвали к защите Варшавы, защите Отчизны.

И этот призыв нашел широкий отклик. Обозначился перелом, прежде всего моральный, а также материальный. В течение шести месяцев ряды защитников пополнили 180 тысяч добровольцев.

Истощенные сражениями на фронте над Вислой дивизии получили инъекцию свежих сил. В Великопольше создавалась вторая линия обороны.

Польские дивизии все более тесно сжимались кольцом над центральной Вислой. Тетива лука натянулась до предела…

«Когда мы подошли к Варшаве, — говорил вскоре после этого Ленин, — наши войска оказались настолько измученными, что у них не хватило сил одерживать победу дальше, а польские войска, поддержанные патриотическим подъемом в Варшаве, чувствуя себя в своей стране, нашли поддержку, нашли новую возможность идти вперед»[214].

14 августа части Красной Армии сломили позиции 11-й польской дивизии под Радзымином — последнюю линию обороны перед городской заставой Варшавы.

Вечером того же дня в присутствии председателя Совета министров В. Витоса и членов правительства там, под Радзымином, в контратаку бросился последний польский резерв в предместье Варшавы — Литовско-Белорусская дивизия генерала Люциана Желиговского.

На следующий день в центре фронта Тухачевского под Плоньском и Серпцем начался контрудар 5-й польской армии генерала Владислава Сикорского.

16 августа развернулось контрнаступление главной ударной группы, возглавляемой лично Пилсудским, — знаменитый маневр из-за Вепша.

17 августа в Минске Тухачевский издал приказ об отступлении. Но было уже поздно. В течение менее чем месяца почти весь его фронт был разбит и большинство войск вытеснено в район Восточной Пруссии.

В сентябре Пилсудский выиграл еще одну битву — на Немане. В октябре польские войска даже вошли снова в Минск.

Однако чем дальше от Варшавы, тем больше спадало напряжение в рядах наступавших. Полки, которые выиграли битву за Варшаву, не хотели сражаться за Минск. Страна, которая поддержала оборону, не поддержала агрессии. Просто она очень устала. Ведь для поляков шел уже седьмой год войны.

18 октября 1920 года на востоке борьба прекратилась. Начались мирные переговоры. На этот раз — уже по-серьезному. Войска находились друг против друга почти на той же линии, на которой стояли и могли оставаться осенью 1919 или весной 1920 года. Кровавая свистопляска закончилась.

Каковы были результаты этой пробы сил, продолжавшейся почти шесть месяцев, этой кровавой свистопляски от Буга до Днепра, от Днепра к Висле и от Вислы почти что до Днепра?

На полях сражений между Березиной и Вкрой, между Вепшем и Тетеревом, на дорогах Белоруссии и Украины, Мазовше и Люблинщины, на всех путях между Вислой и Днепром, вытаптываемых маршировавшими то в одну, то в другую сторону колоннами падавших от усталости людей с орлами и со звездами на шапках, нашла свой трагический исход не одна человеческая жизнь, а также не одна иллюзия и не одна надежда.

С апреля по октябрь 1920 года польская армия потеряла 184 246 человек — почти 20 процентов своего максимального состава. Потери Красной Армии официально не оглашались.

Ни с той, ни с другой стороны не была реализована ни одна программа, ни одна надежда, не были достигнуты исторические цели и политические намерения — ни главные, запланированные, ни текущие, импровизированные по мере развития событий.

Можно было бы сказать, что результат соревнования равнялся нулю. Можно было бы, если бы не то, что между Варшавой и Москвой, Киевом появились новые кладбища, выросли новые, устойчивые препятствия горести и недоверия, боли и ненависти.

На полях брани под Аутой и на Немане, под Киевом, Рогатином и Коростенем окончательно развеялась иллюзия, что Польша может подарить свободу Украине или Белоруссии, неся ее на штыках своих полков и привозя зависимые от себя национальные правительства или комитеты. Развеялась иллюзия, что Польша была способна организовать новый порядок на землях, некогда — столетия назад — с ней связанных, в то время, как оказалось, совершенно ей чуждых. Рухнула федералистская концепция, основная политическая концепция Начальника государства и Первого Маршала.