Легкий привкус измены - Исхаков Валерий - Страница 54

На кухне, где они курили, прислушиваясь к мерному тарахтенью только что включенного в сеть холодильника, появилось даже какое-то подобие кухонного гарнитура, части которого были явно взяты из разных комплектов и из разных мест. Хозяйственный Виктор привез сюда и чайник, и разнокалиберную посуду, и банки с чаем, кофе и сахаром... Все это Алексей Михайлович рассмотрел уже позже, когда остался один, в первый же момент он заметил только старую табуретку, об которую больно ударился коленом, занося в тесную кухню холодильник. И еще он сразу заметил маленькую розовую свечку, поставленную вместо подсвечника в кофейную чашку; судя по тому, сколько розового воску натекло в чашку, свечку жгли не один раз, Виктор явно не дожидался полного благоустройства и начал эксплуатировать квартиру, как только в ней появился самый необходимый предмет - тахта.

С розовой свечки он и начал свой осторожный, окольный разговор, который Виктор оборвал решительным словом-жестом:

- На!

И, не тратя времени на лишние разговоры, тут же повел Алексея Михайловича к двери показывать, как отпираются и запираются замки. Убедившись, что Алексей Михайлович освоил хитрую механику трех замков, запирающих две двери наружную, железную, общую на две квартиры, и обычную, деревянную, ведущую непосредственно в квартиру, - Виктор пожал ему руку и буднично сказал:

- Ну все тогда. Пользуйся на здоровье.

- Прямо сейчас?

- А почему бы и нет...

И в самом деле, думал Алексей Михайлович. Почему бы и нет? Кто мешает мне хотя бы попробовать? Хотя бы показать ей квартиру, в которой мы могли бы встречаться, не боясь, что нам помешают. Если ей не понравится - значит, не судьба. Значит, встречам конец. А если понравится...

Он сам не знал тогда, чего он больше хочет: чтобы квартира понравилась Кате или чтобы она ее презрительно отвергла. Он понимал, что сделал какой-то новый решительный шаг - шаг, какого прежде в своей жизни не делал - никогда еще не приходилось ему искать квартиру специально для того, чтобы встречаться с женщиной; шаг, который явно уводит его чуть дальше от семьи по направлению к Кате. А хочет ли он двигаться в том направлении? Действительно ли ему так нужна именно Катя, а не просто женщина на стороне, любая женщина, лишь бы с ней было хорошо в постели?

Этого он тогда не знал. И поэтому довольно долго, минут пятнадцать, сидел, молча глядя на телефон, словно ожидал, что тот вдруг возьмет и зазвонит и когда он снимет трубку, то услышит неповторимый голос Кати. Он даже снял трубку и поднес к уху: не для того, чтобы позвонить, к этому он еще не был готов, но чтобы убедиться, что в трубке есть гудок, что телефон исправен и подключен к сети и сюда действительно можно при желании позвонить.

И только посидев еще немного и выкурив для храбрости сигарету, он наконец решился - и достал из кармана записную книжку.

Потом, позже, когда он будет вспоминать эти минуты, эта записная книжка будет ему казаться одновременно и забавной, и уличающей его деталью. Ему будет казаться ужасно забавным, что для того, чтобы позвонить Кате, ему нужно было тогда посмотреть ее номер в записной книжке: через какое-то время он выучит два ее номера - домашний и служебный - наизусть и будет набирать автоматически, не задумываясь. То же, что он прихватил с собой записную книжку с телефонами, явно уличало его в том, что он все же втайне рассчитывал на любезность Виктора и готовился воспользоваться ей.

17

- И что ты мне хотел показать?

- Сюрприз... Давай я понесу твой пакет.

- Я сама. И вообще-то, я не люблю сюрпризов.

Катин холодный, деловитый голос - как ушат холодной воды. А на улице и без того холодно, и Алексей Михайлович изрядно продрог, пока ждал Катю на троллейбусной остановке, но тогда его согревало предвкушение будущей встречи и, как всегда, мысленно представляя Катю, он ее идеализировал. Не в смысле внешности: с тех пор, как они стали близки, он не находил в ее внешности никаких изъянов, а в смысле характера. Точнее: в том, как ее характер проявляется по отношению к нему. В его воображении Катя всегда была добрее, мягче, снисходительнее, нежнее и теплее - и стоит ему только мысленно перечислить про себя эти пять составляющих, как он невольно задумывается, что же связывает его с женщиной, которой, даже с его необъективной точки зрения, недостает по отношению к нему (и возможно, не только к нему) доброты, мягкости, снисходительности, нежности и теплоты - и можно ли вообще считать женщиной женщину, которой этих жизненно важных именно для женщины черт не достает?

Он старается не думать об этом, особенно когда бывает вместе с Катей, ему кажется, что она способна читать его мысли по глазам, - но как только он перестает об этом думать, она тут же выливает очередной ушат и он тоскливо оглядывается по сторонам, словно в поисках витрины магазина, где выставлены на продажу по сходной цене доброта, мягкость, снисходительность, нежность и теплота...

Позже, когда он будет с умилением вспоминать эти дни и считать, что именно тогда у них все было хорошо и тогда он был безоблачно счастлив, ему придется специально напрягаться, чтобы восстановить в памяти подробности их первых встреч и первых разговоров, - и когда это у него получится, он с удивлением убедится, что тональность их была всегда примерно одинакова и никаких особых поводов для умиления Катя ему не давала никогда.

- Ты слышал?

- Что?

- Что я не люблю сюрпризов.

- Этот сюрприз тебе понравится, - не слишком уверенно говорит Алексей Михайлович. И мысленно добавляет: а если не понравится - тем лучше...

Но при этом не верит самому себе. Потому что у него руки трясутся в предвкушении того, что может сейчас произойти. И, может быть, поэтому он слишком долго возится на темной лестничной площадке с ключами. Один ключ, от внешней железной двери, был особенно хитрым: он складывался пополам, как перочинный ножик, и при этом был такой же тугой, какими бывают иногда перочинные ножики, так что собственно отпирающую часть надо было долго выковыривать из футляра, а потом вставлять в скважину, но опять же не просто так, а определенным образом, вот этим пятнышком, показывал ему Виктор, кверху, не перепутай; как-нибудь не перепутаю, пообещал Алексей Михайлович, но присутствие холодно молчащей Кати давило на него, и он, конечно же, перепутал и какое-то время стоял, обливаясь холодным потом, воображая, что замок сломался и что в квартиру теперь им никак не попасть, но потом вспомнил про проклятое пятнышко, перевернул ключ - и первая дверь со скрипом подалась.

- Ну что ж, - сказала Катя, когда он за руку ввел ее в квартиру. Неплохо. По крайней мере, мужской поступок.

Сказано это было так же спокойно и холодно, как и фраза про то, что она не любит сюрпризов, но для Алексея Михайловича в этом холодном спокойствии было ровно столько доброты, мягкости, снисходительности, нежности и теплоты, сколько ему недоставало в Кате, и он почувствовал себя совершенно счастливым. Слова же "мужской поступок" были наивысшей похвалой, какой он будет когда-нибудь ею удостоен.

- Ладно, у меня для тебя тоже сюрприз, - сказала Катя уже другим, "добрым", голосом, каким она начинала говорить с Алексеем Михайловичем, как он заметил, обычно через несколько минут после начала разговора. Словно оттаивала постепенно и из Снегурочки превращалась в обычную живую женщину.

Она принесла из коридора пакет и достала из него новенькие, только что из магазина, пододеяльник, простыню и две наволочки.

- Я ведь догадалась, сударь мой, в чем ваш сюрприз. Вот, зашла по дороге и купила. Нравится вам голубой цвет?

- Мне нравится белое на голубом.

- Это вы про что, сударь?

- Это я про тебя, Катюша...

И через несколько минут он увидел белое на голубом: белое, золотистое и розовое. И впился в это белое - белые плечи, белая, с розовыми сосками, грудь, белый гладкий живот - губами, спускаясь все ниже и ниже, и когда добрался до самого нежного, до самого заветного, она, прижимая его голову к своему животу, простонала таким голосом, какого он прежде не слышал: "Гадкий мальчишка! Ты гадкий мальчишка..."