Работа, секс, деньги. Повседневная жизнь на пути внимательности - Ринпоче Чогьям - Страница 5

Мы не хотим недооценивать нашу культуру. Культура даёт нам точку сближения, площадку для нашего взаимодействия. Таким образом, мы будем работать с культурными ситуациями. Мы начнём понимать, что и у нас, и у других людей порой возникают неточные оценки ситуаций. Однако точность или неточность не имеют большого значения. Если вы прорабатываете ситуации, то всё со временем проясняется. Первоначальная оценка не должна быть истиной в последней инстанции. Все оценки и концептуальные воззрения – это только относительный ориентир. Его можно применять в рабочем порядке и двигаться дальше.

Чем активнее вы будете взаимодействовать с обществом, тем больше опыта будете приобретать и тем больше будет возможностей работать с возникающими ситуациями. Степень вашей вовлечённости образует пространство. Чем она интенсивнее, тем больше пространства она создаёт. Когда вы погружаетесь в такие ситуации, как перенаселённость и хронический стресс в условиях городской жизни, ваша вовлечённость в происходящее выступает в роли стража. Она помогает людям. Она помогает защищать их, потому что вы отказываетесь покидать их, оставляя на произвол судьбы. Можно обрести источник вдохновения в работе, сексе, деньгах. Внутри и посредством этих вещей вы можете установить контакт со священностью окружающего вас общества.

2. Медитация и повседневная жизнь

Разве принципиальная позиция духовной практики не должна взращивать в нас мировоззрение, позволяющее сделать нашу жизнь полнокровной? С этой точки зрения работу, секс и деньги можно было бы назвать основными моментами духовного опыта будничной жизни. Возможно, для того, чтобы признать, что события повседневной жизни следует считать основными средствами практики духовной дисциплины, потребуется глубже изучить этот вопрос. Давайте же рассмотрим, что мы на самом деле подразумеваем, когда говорим о духовной практике.

Известная идея духовности состоит в том, что главное – сдаться, укротить себя, отречься от мира. Другой взгляд – взаимодействие и принятие мира – противоречит этой общепринятой идее. Почти во всех духовных традициях отречение от мира считается одним из первых шагов в духовной практике. Духовная практика часто рассматривается как средство спасения. Согласно такому пониманию, духовность должна обеспечивать постоянное прибежище, в котором мы можем быть счастливыми и свободными; и поскольку реалии нашей повседневной жизни не обеспечивают постоянное прибежище, мы должны искать что-то более высокое или более безопасное. Идея заключается в том, что духовная практика должна вести нас к той или иной форме вечности – к вечному счастью или к вечной молодости.

Это широко распространённое и, мы могли бы сказать, довольно примитивное понятие духовности основано на поиске счастья и чувства безопасности. Движимые им, мы должны практиковать медитацию для того, чтобы достичь просветлённого ума или единения с Богом, или чего-то в этом роде. Все события в нашей практике считаются шагами к этому постоянному счастью, которое вознесёт нас над несчастьем, болью и страданием. Мы наконец-то обретём своё гнёздышко, свой уютный уголок. Установка на поддержание себя в постоянном состоянии счастья на самом деле является выражением эго или смущённого, невротического ума. Это болезненное желание сохранять себя, своё «я», всё своё существо в виде целостной сущности, эго. Такой подход можно назвать духовным материализмом.

Духовный материализм является надстройкой над физическим и психологическим материализмом. Это материалистическое отношение возникает потому, что существует неопределённость в отношении себя: «Сложившаяся ли я личность? Являюсь ли я полноценным человеком, таким, каким я всегда хотел себя видеть: наделённым властью, независимым и защищённым?» Такие надежды и опасения окутывают наше самоощущение несчастьем, смущением и неудовлетворённостью. Мы чувствуем, что в нашей жизни есть что-то не совсем прочное, и раз это не кажется прочным, то возникает возможность того, что у нашего «я» нет долгосрочного существования. Это сомнение в отношении того, существуем мы или нет в качестве отдельного субъекта, представляет для нас большую угрозу.

В этом вопросе мы постоянно озадачены, смущены и сбиты с толку. Когда обнаруживается эта путаница, доказать себе, что мы существуем как индивидуальная сущность – как «я» с таким-то именем, – можно, только если мы будем вести себя эксцентрично и эпатажно, пойдём на крайний шаг. Такой шаг может принять форму самозащиты в виде нападения на то, что нам угрожает, то есть мы прибегнем к практике отторжения. Вместе с тем мы можем защитить себя, цепляясь за всё, что может быть использовано для укрепления нашего «я», для того, чтобы доказать, что мы действительно существуем. В результате мы будем либо отторгать, либо цепляться. Отталкивание – это агрессия, ненависть. Цепляние – это страсть, желание. Эти эмоциональные принципы являются основными механизмами, которые эго использует для укрепления самого себя. На основе этих двух механизмов мы разрабатываем все виды других эмоций, таких как страх, надежда, гордость, ревность и так далее. Эти дополнительные средства сохранения эго являются вспомогательными, помимо изначальной ненависти или желания[6].

Однако эта тактика может не сработать. На самом деле часто случаются неудачи, потому что поддержание постоянного осознания эго – трудная задача. То и дело возникают лакуны, в которых мы оступаемся, забываем установить связь со своим эго, забываем защитить себя или забываем контролировать себя. Это не совсем плохая новость, потому что на самом деле только благодаря этим лакунам, постоянно появляющимся в нашем психическом состоянии, можно увидеть, что эго не существует. Они открывают нам непостоянство эго. При виде этого мы можем сказать, что несмотря на то, что эго в каком-то смысле действительно существует, у него нет бытия целостной сущности. Его природа призрачна. Мы видим эфемерность эго благодаря этим регулярным разрывам, которые снова и снова вызывают страх потерять свою личность, отчего в нас сами собой усиливаются страхи и паранойя.

Эти параноидные страхи приводят к психологическому материализму. Мы всё время пытаемся сохранить себя с помощью внешних предлогов, понятий и представлений, чтобы доказать, что наше «я» действительно существует, что эго функционирует исправно, что оно определённо и обоснованно. Мне постоянно приходится доказывать это как себе, так и другим, что создает особую состязательную установку, которая является психологическим материализмом. Через постоянный поиск источников похвалы и виноватых вовне мы надеемся уверить себя в своём существовании.

Духовный материализм, использующий подобную логику, вступает в игру, когда эго чувствует, что психологическому материализму не удалось убедительно доказать существование эго. В этот момент эго смотрит дальше и выше: оно ищет доказательство более высокого уровня. Можно попытаться медитировать, развивать умственные способности, более высокую степень сосредоточения. Но этот подход к медитации основан на обеспечении безопасности территории эго, а не на выходе за его пределы. При таком подходе мы надеемся на то, что подобным образом эго может стать более активным и последовательным, а не только тем эго в виде фрагментов сознания, которое мы наблюдаем сейчас и которое не очень-то нас удовлетворяет. Такое неоднородное эго на самом деле крайне ненадёжно в плане самозащиты, поэтому человек ищет всевозможные духовные способы поддержания или укрепления осознания «я», «мне», эго. Таков духовный материализм.

Вся проблема с этими материалистическими подходами состоит в излишней централизации. Мы больше озабочены природой своих игр, нежели внешними проекциями окружающего нас мира. У человека узкий кругозор, ограниченный мыслями о себе: «Каков наилучший выход для меня? Как я должен это делать? Как мне справиться с задачей? Как мне достичь этой цели? Как мне защититься?» Так человек склонен отвергать послания от проекций окружающего мира. Для того чтобы преодолеть эту эгоцентричную ситуацию, мы должны понять, что личности, центра нет, что эго не существует. Мы не можем просто начать с самого эго. Мы не можем опереться на эго для того, чтобы осознать его как недоразумение. Мы должны признать наш реальный опыт отсутствия эго.