Кардинал Ришелье и становление Франции - Леви Энтони - Страница 28

К октябрю испанцы сами вторглись на территорию Вальтеллины и стали возводить новые крепости, в том числе две в долине — у Морбенго и Сондрио, — и одну у Рива, преграждавшую путь на север, к Кьявенне и перевалу Шплюген. Месяц спустя, на первом этапе Тридцатилетней войны, войска курфюрста Пфальцского, который был избран королем Богемии, были разбиты у Белой Горы близ Праги, в результате чего Габсбурги получили господство над течением Рейна. Контроль над Вальтеллиной и перевалами, к которым она давала доступ, стал для них еще более важным.

По Мадридскому договору от 26 апреля 1621 г., Вальтеллина была возвращена гризонам, при этом протестантам гарантировалось разрешение исповедовать свою веру. Но неудовлетворенность всех сторон привела к дальнейшим военным действиям и к установлению испано-австрийского контроля во всем этом регионе — Вальтеллине и Граубюндене, — узаконенного договором в Линдау в сентябре 1622 г. Шестью неделями позже, 19 октября, в Монпелье был подписан мир между французским королем и гугенотами, к которому политическая Католическая партия отнеслась как к предательству. Королевский совет теперь мог переключить свое внимание с антигугенотских кампаний Людовика на угрозу со стороны Габсбургов.

Ришелье, теперь уже с уверенностью проводивший свои идеи через Марию Медичи, настаивал на использовании всех дипломатических средств для возобновления действия Мадридского соглашения. В 1623 г. и Ришелье, и Мария Медичи приняли участие в переговорах, которые закончились подписанием Парижского договора от 7 февраля. Он обязывал Францию, Савойю и Венецию направить свои усилия на завоевание крепостей в Вальтеллине и освобождение Граубюндена. Спустя неделю испанский министр Оливарес согласился при поддержке Франции передать крепости Вальтеллины папским войскам, которым было велено предоставлять свободный проход всем. Был установлен четырехмесячный срок оккупации, после чего крепости должны были быть разрушены до основания.

Григорий XV умер в июле 1623 г., а Урбана VIII убедили задержать свои войска в Вальтеллине, хотя его возмущали расходы на их содержание и он сократил размер гарнизонов до минимума. Ришелье воспринял решение папы обеспечить испанцам свободный проход через Вальтеллину как опасное предательство, и Ла Вьевиль отправил маркиза де Кевра, брата Габриель д’Эстре, собрать армию из швейцарских наемников для того, чтобы оккупировать долину. К концу 1624 г. де Кевр с помощью венецианских осадных орудий захватил Вальтеллину и все крепости, кроме двух. Чтобы сгладить публичное унижение, причиненное папе этими действиями, Ришелье позволил папским войскам отступить с достоинством, а де Кевр договорился о предоставлении Вальтеллине в обмен на денежную компенсацию права творить собственный гражданский и уголовный суд и не допускать отправления протестантского вероисповедания, тем самым развеяв иллюзии гризонов.

Ришелье удалось бы с успехом осуществить свою политику достижения полного контроля над Вальтеллиной и горными перевалами, если бы в январе 1625 г. французские гугеноты под руководством де Субиза и при финансовой поддержке со стороны испанцев не возобновили гражданскую войну во Франции, захватив бретонский порт Бларе и стоявшие в нем королевские суда. Переговоры, касающиеся Вальтеллины, отныне можно было вести исключительно дипломатическими средствами, поскольку Ришелье направил по-прежнему ограниченные французские финансовые и военные ресурсы на устранение новой угрозы единству Франции. Обстоятельства опять принуждали его реагировать на сиюминутную настоятельную потребность, в то время как сам он предпочел бы следовать более масштабной долговременной стратегии.

Именно в этот момент отец Жозеф был направлен в Рим, но не преуспел в достижении соглашения. Летом 1625 г. Урбан VIII послал своего племянника, кардинала Франческо Барберини, на три месяца в Париж в качестве легата, для того чтобы тот доказал, что папа всерьез отказывается подчинить католическую Вальтеллину Граубюндену и настаивает на том, чтобы Франция отказалась от своих обещаний гризонам, поскольку католический суверен может не выполнять своих обязательств перед еретиками.

Людовик XIII в течение всех переговоров по поводу Вальтеллины был настроен более воинственно, чем Ришелье, который позже говорил, что никогда не чувствовал себя ближе к смерти, чем во время визита папского легата в Париж. Вопреки недюжинным стараниям множества памфлетистов показать, насколько французская политика совместима с верностью католицизму, Ришелье чувствовал, что наступил решающий момент его политической карьеры: на него одновременно навалились груз королевского доверия, ощущение все увеличивающегося разрыва между его собственным политическим мышлением и взглядами Марии Медичи, уходящими корнями в политический католицизм — наследие представлений, сформированных под влиянием Лиги, — и бремя необходимости решить, стоит ли доводить отстаивание интересов Франции до вооруженного конфликта с папой. Раньше он озвучивал свои идеи голосом Марии Медичи. Отныне и впредь он будет аналогичным образом строить свои отношения с королем, тщательно следуя его инструкциям при исполнении политических решений, которые он сам же инициировал. Людовик был более склонен отстаивать свою независимость, нежели когда-то его мать, и бывали случаи, когда Ришелье не удавалось усмирить взрыв королевского гнева.

И Берюль, и отец Жозеф оспаривали позицию Ришелье перед королем, но безрезультатно. В конце концов после серьезных аргументов, которые представил совету Марийак, Ришелье был вынужден несколько отступить перед происпанской фракцией и начать в мае 1626 г. обсуждение условий Монсонского договора, который лишь номинально возвращал гризонским лигам Вальтеллину, провозглашая католицизм единственной религией на ее территории, и с большим трудом сохранял за Францией монопольное право доступа к альпийским перевалам. Уступка испанцам прав пользования этими перевалами повредила бы также голландцам, которые сами противостояли господству Габсбургов и на которых в тот момент рассчитывал Ришелье, надеясь занять у них корабли, требовавшиеся для покорения гугенотов. Однако союзники Франции, в том числе голландцы, были немало возмущены условиями договора, и он был недостаточно радикален, для того чтобы умиротворить внутреннюю оппозицию, представленную фракцией политических католиков.

В Испании пост, соответствовавший позиции Ришелье, занимал Гаспар де Гусман, герцог де Оливарес (1587–1645), бывший почти одного возраста с Ришелье. В течение двадцати двух лет он был первым министром при Филиппе IV, который был на восемнадцать лет моложе Оливареса. Оливарес относился к Филиппу одновременно как подчиненный и как наставник, что во многом напоминало отношения Ришелье и Людовика XIII.[125] Оливаресу нужен был мир, для того чтобы переключить свое внимание на укрепление позиций Испании в Нидерландах и пфальцграфстве, и на этот момент он мог пренебречь вопросом о перевалах.

Ришелье, для которого этот договор был мерилом дипломатического успеха, шел на экстраординарные меры, для того чтобы держать переговоры в тайне от Венеции и Савойи. Он подвергал их безопасность огромному риску нападения со стороны Габсбургов, до тех пор пока не смог поставить их перед свершившимся фактом, в свое оправдание сославшись на государственные соображения. Французский посол в Мадриде должен был взять на себя персональную ответственность за содержание договора и в случае провала попытки добиться для Франции монопольных прав в Вальтеллине вернуться домой и позаботиться о том, чтобы в Мадриде не осталось никаких документов, касавшихся этих переговоров, поскольку они могли бы послужить свидетельством того, что французский король действовал за спиной своих союзников.[126]

Восстание, поднятое братом де Рогана Бенжаменом де Субизом в январе 1625 г., в конечном счете привело к осаде Ла-Рошели. Оно было поддержано только самыми воинственными гугенотами и может считаться началом финальной стадии религиозных войн, в свое время приведших на трон Генриха IV. Мирный договор, подписанный в Монпелье в 1622 г., почти не соблюдался, и напряженность вылилась во вспышки возмущения в ряде городов. Ришелье последовательно призывал к сдержанности и недопущению гражданской войны, но действия де Субиза в конце концов убедили его в том, что сопротивление гугенотов необходимо сломить силой.