Там, где сердце (ЛП) - Уайлдер Джасинда - Страница 6

— Я могла бы любить тебя, Лок.

Мое сердце сжимается. Ауч. Черт, я ненавижу себя, свою жизнь и проклятый перст своей гребаной Судьбы. Но она этого знать не должна. Пусть лучше считает меня бессердечным мудаком.

Я хватаю ее запястья; взгляд жесткий и сосредоточенный; эмоции загнаны в самую глубь и закованы в цепи — там им самое место. Я отвожу ее руки от себя.

— Знаю, Ли, что могла бы. Может, я и идиот, но далеко не слепой. Просто это… не для меня.

Ее черты искажаются гневом.

— Не для тебя? — она бьет меня по груди с такой силой, что на коже остается красный отпечаток ее ладони. — Что, мать твою, это значит? Очередной мудак говорит мне, что «дорогая, дело не в тебе, а во мне»?

Я стараюсь сохранить хладнокровие, непреклонность во взгляде и бесстрастное выражение лица.

— В принципе, да. Но у этой правды есть смягчающее обстоятельство. Я делаю это для тебя, Лианна. Карлос больше тебе подходит, чем я, и по гораздо большим причинам, чем мне хотелось бы. Пожалуйста, поверь в то, что я делаю тебе одолжение.

Теперь на ее лице читается отвращение.

— Господи, ты мастер вешать лапшу на уши, да?

— Крупнейший специалист.

Она смаргивает навернувшиеся слезы.

— Есть еще какая-то лапша, предназначенная для моих ушей?

Я на секунду задумываюсь.

— Ты можешь сделать кого-то по-настоящему счастливым. И мне просто хочется, чтобы этим парнем мог бы быть я.

Она кивает.

— Неплохо, но довольно избито. Еще?

— Думаю, это все.

Она делает глубокий вдох, и я, как последний мудак, любуюсь ее вздымающейся грудью.

— Ты невероятная.

Она разворачивается и делает несколько шагов по каюте в сторону двери, ведущей на заднюю палубу. Но потом останавливается.

— Знаешь, я действительно думала, что в тебе есть нечто большее, чем богатый плейбой с адреналиновой зависимостью. Честно. Я надеялась, что есть. Кажется, я ошиблась.

— Полагаю, что да.

Я позволяю ей сойти с лодки на пристань, прежде чем окликаю:

— Ли?

Она оборачивается, и, черт меня возьми, если в этих карих глазах не вспыхивает надежда.

— Знаешь, что самое отстойное?

— Видимо то, что я всегда западаю на мудаков?

— Ну да, и это тоже. Но я не об этом.

— Тогда что?

— Это не было лапшой. Каждое слово — правда.

Она качает головой, закатывает глаза, фыркает и, развернувшись на каблуках, быстро уходит.

Нет никакого смысла спорить. Я отпускаю ее, и как только она уходит, бросаюсь на скамью, идущую вдоль внешней стороны кормовой палубы. Открыв новую бутылку «Лагавулина», я прилагаю все усилия, чтобы отключиться. Во мне недостаточно сил, чтобы противостоять призракам всего того, о чем я сожалею.

Две недели спустя

Единственная мудрость, усвоенная мной за те две недели, что я болтался по островам у мыса Горн, заключается в том, что это совершенно безумная затея — попытаться совершить этот переход, независимо от выбранного маршрута: по Магелланову проливу между материком и Огненной землей или по проливу Бигл между Огненной землей и островом Наварино. Равно как и по множеству других маршрутов между островами архипелага Волластон и островом Гермит.

Проблема заключается в том, что — кто в курсе, подтвердит — все они опасны. Они узкие, чреваты опасными непредсказуемыми ветрами, сильными течениями, и в них полно айсбергов и подводных скал. Пролив Дрейка самый безопасный, самый широкий, хотя и самый южный, но все же, как ни крути, легким для прохождения его не назовешь.

Поэтому, конечно же, я выбираю самый сложный — пролив Бигл. На этот маршрут я набираю для своего экипажа опытных матросов — это плавание не для любования красотами природы.

Мы движемся по проливу. Быстро и упорно. Вода — нефритово-зеленая, неспокойная — швыряет нас вверх, вниз и в стороны. Она промораживает до самых яиц, а ветер воет и хлещет без остановки, режет, словно нож, и тащит нас на опасной скорости, даже при том, что паруса не слишком туго натянуты. Со всех сторон возвышаются горы с заснеженными и окутанными облаками вершинами. Несмотря на всю опасность, здесь потрясающе красиво.

Я позволяю ветру вести нас, раздувая и туго натягивая паруса, и игнорирую мудрые советы моей команды замедлить ход. Лодку кренит то на одну, то на другую сторону, ветер практически переворачивает ее — и если это опасно, то для меня только лишний стимул. Я чувствую себя живым, только если бросаю вызов смерти, если балансирую на самом краю безумия.

Сантьяго, Чили

Полтора месяца спустя

После изнурительного плавания вокруг мыса Горн, я решаю взять перерыв, чтобы отдохнуть, проверить состояние «Скитальца» и пополнить запасы. В Сантьяго я распускаю нанятый экипаж, добавив матросам нехилых бонусов с учетом того, какому риску подвергал наши жизни в этом плавании. Закупаю месячный запас продуктов и трачу кучу денег на новую защиту бортов, тросы и тому подобное, хотя, учитывая все обстоятельства, лодка в отличном состоянии.

Я уже давненько не поднимался в горы, и Сантьяго, кажется, ничем не хуже других мест, чтобы исправить эту ситуацию. Поэтому я приобретаю экипировку и нахожу группу, планирующую восхождение на дикое высокогорье. Оно начинается днем с довольно спокойного подъема на гору Судьбы, с постепенным усложнением маршрута. Я не новичок в этом деле, ибо дважды поднимался на Эверест, так что этот подъем для меня — просто детская забава.

Лично для меня восхождение оказывается слишком легким и действительно не вызывает никаких острых ощущений. Кроме того случая, когда моя рука начала скользить по рукояти ледоруба, и я должен был побороться за то, чтобы вернуть себе устойчивость, используя кошки и второй топор.

Когда к концу дня мы возвращаемся в город, я понимаю, что мне нужна задача посерьезнее. Мне скоро тридцать, и я хочу испытать что-то головокружительное — что угодно, лишь бы произошел такой желанный для меня выброс адреналина. На следующий день я отправляюсь на север, в Копьяпо, и нахожу приличного гида, который возглавляет подъем на вулкан Охос-дель-Саладо. Ни один из моих спутников не говорит по-английски, и только я немного говорю на испанском, хотя не думаю, что эти ребята понимают его. С помощью переводчика я договариваюсь, и мне сразу же дают понять, что или придется идти в их темпе, или остаться. Они не собираются ни тащить мою задницу наверх, ни ждать. Меня устраивает. Я никогда не просил помощи. Никогда не принимал никаких подачек, за единственным значительным исключением — я живу на деньги своего старого доброго отца. Я чертовски уверен, что справлюсь с подъемом на этот вулкан. Естественно, им я об этом не говорю, а просто соглашаюсь, подписываю отказ от всех претензий, улыбаюсь и угощаю всех выпивкой.

Когда мы подходим к месту сбора, я оглядываюсь по сторонам… и поднимаю взгляд вверх. Это то, о чем я говорил. Пустошь, открытая всем ветрам и холоду. Настоящая пустыня — ни травинки, ни былинки. Горное пространство — бескрайняя высь, покрытая камнями и валунами. Сам путь к базе у подножия вулкана уже рискованное предприятие, требующее опытного отважного проводника, который помогает нам в некоторых вселяющих тревогу ситуациях. Но затем мы достигаем лагеря, и гигантский вулкан — одна из двух самых высоких гор на континенте — возвышается перед нами, словно памятник неизвестному богу. Состоящий главным образом из вулканического камня и горной породы, Охос-дель-Саладо упирается в ошеломительно-голубую чашу неба.

Мы быстро расхватываем снаряжение и вслушиваемся в последние инструкции на ломаном английском языке. Я располагаюсь в центре идущей группы — трое передо мной и трое позади. Сразу за мной — переводчик. Все переговариваются друг с другом, обмениваются шутками, смеются и начинают резво взбираться, словно гребаные горные козы. Я не понимаю ни слова из того, что они говорят, но мне это и не важно. Я сосредоточен на подъеме, на небе над головой, на этой огромной горе подо мной и надо мной — на всем, что меня окружает. Я сконцентрирован на том, чтобы впитать и сохранить в памяти каждый миг.