Марш авиаторов - Иванов Сергей Н. - Страница 7

Рубщик первой группы, бортмеханик Сашка Иванов последний раз тюкнул топором по лежавшему на пне куску, дорубил его, разделив на две части, и передал топор следующему - радисту Пупку. Сашка стоял, разведя руки в стороны и растопырив покрасневшие пальцы. Шапка его съехала на затылок, галстук на боку, а на краях рукавов кителя темнели влажные пятна. Его пальто висело на гвозде, торчавшем из стенки сортира, поверх сумки Вовочки Свердлова.

Вовочка заканчивал раскладывать на мокром снегу шесть горок, сложенных из розовых с белым жиром кусков мяса. Из некоторых кусков торчали кое-как перерубленные кости, наподобие открытых переломов.

- Топор тупой, - сказал Сашка. - Они видели, как я здесь мучился, - кивнул он в сторону преемников топора.

Вовочка перекладывал куски из кучки в кучку, потом - обратно, потом снова, наконец выпрямился и деловито произнес: "Все!"

- Ну и наделил он вам, - ухмыльнулся Ильин.

- Вот когда себе нарубите, - ответил Сашка, надевая пальто, -делите как хотите, а мы уж и сами разберемся. - Он снял с гвоздя сумку: - Вова, твоя сумка?

- Его, его, а чья же еще, - опять ехидно кивнул Ильин.

Вовочка забрал свою сумку у Сашки и поставил ее на снег рядом с шестью мясными горками, собранными из разных кусков. Сумка была нескромно большой, казалось, что в нее войдет все мясо и еще место останется, и Вовочка отставил ее подальше, чтобы она не бросалась так в глаза.

- Как делить будем? - спросили Сашку соратники. - Кучи-то разные...

- Какие есть, - ответил Сашка.

Нам было интересно, и мы наблюдали за главной частью мясной эпопеи дележом.

- По должности, - подсказал Ильин. - Сначала - командиру, потом - штурману и так далее. Вовочке - последнему.

- Нет, неправильно, - сказал командир Хурков, входивший в первую группу. Несправедливо. Первым должен выбирать рубщик.

- Абсолютно верно, - отозвался рубщик второй команды радист Пупок и хрястнул топором по коровьему хребту. - Один рубщик работает, остальные стоят...

- Ты руби давай, - сказали ему товарищи.

- Поставьте Вовочку спиной, и пусть он говорит, какая куча - кому, предложил Ильин. - А то потом разноется... Так хоть сам себе выберет.

- Правильно, - подтвердил Сашка Иванов. - Ты, Володя, не обижайся, обратился он к Вовочке, - но сама идея правильная: чтобы никаких претензий. А уж когда разделим - меняйтесь кто с кем хочет.

Из дома, где находилось помещение нашей эскадрильи, то есть начальство, на крыльцо вышел комэска Бахолдин.

- Хурков! - крикнул он. - Зайди в эскадрилью.

Хурков ушел, а Вовочка повернулся спиной к разложенным мясным кучам и приготовился.

- Кому? - Иванов показал на ближайшую кучку.

- Хуркову...

- Кому?

- Тебе...

- Кому?..

Из небесного цвета деревянного сортира вдруг вышел совершенно пьяный Гарькин. Никто не заметил, как он туда входил, и поэтому все удивились.

- Эй, амбал! - весело крикнул Ильин Гарькину. - От кого прятался?

Гарькин подошел к нам и, глянув на лежащий на снегу "передок", икнул с довольной улыбкой:

- О-о!.. Мясо... Канаю в долю...

На крыльцо снова вышел Бахолдин и следом за ним - Хурков.

- Гарькин! А ты чего такой пьяный? - удивился комэска.

- Отпуск обмываю...

- Он у тебя еще только через неделю начнется... И завтра ты в плане стоишь, вот, - показал он на Хуркова, - на Диксон. - А ты нажрался...

- Я ж не знал... Два месяца не летаем...

- Ты, между прочим, на работе находишься. И должен знать, что на работе не пьют.

- Так ведь разбор-то уже закончился, - нашелся Гарькин.

- Я вот тебе дам "закончился", - пригрозил ему Бахолдин и повернулся к Хуркову. - Меняй этого алкаша.

- Кого взамен? - спросил Хурков.

- Кого хочешь. Можно и Свердлова...

- Во - поперло! - сказал Гарькин, повернувшись к потерявшему дар речи Вовочке.

- Полетишь? - спросил Вовочку Хурков.

- Еще бы он отказался, - сказал Ильин.

Вовочка согласно кивнул и ответил:

- Конечно, полечу...

- А еще кто? - спросил Хуркова Ильин.

- Ты, - начал перечислять Хурков, - Митин, Двигунов. Проверяющим - Мышкин.

- Без проверяющего, конечно, никак... - прокомментировал Леха.

- Значит, впечатываю в задание Свердлова? - спросил Бахолдин.

- Свердлова, - подтвердил Хурков. И Бахолдин ушел в домик.

- Зато - не пьет... - съехидничал Гарькин. - Кто пойдет в столовку за закуской? У меня две поллитры за гальюном спрятаны.

- Вовочке все равно туда идти, заодно и нам прихватит, - сказал Леха.

- Ну а чего, - отозвался Вовочка, - возьму, конечно... На кого писать?

- И мяса побольше! - хищно произнес Гарькин.

Я стоял, слушал и размышлял: "Пить или не пить?.."

Неплохо было бы, конечно, обмыть добычу, но с другой стороны - завтра в санчасть... А кроме того, сегодня я обещал бортрадисту Шурику Федорову съездить с ним на так называемую "стрелку", где тот должен был выяснить какую-то проблему с долгом... Для чего я ему был нужен, он вчера объяснил мне по телефону. Он сказал: "Постоишь в сторонке". "И в принципе..." - добавил он.

Я молчал, потому что его предложение мне не нравилось.

- Ну что ты волнуешься, ара? - сказал он с грузинским акцентом.

- Я не волнуюсь, - ответил я, пытаясь придумать причину для отказа.

- И правильно. Там "крыша" моя будет... А ты в стороночке постоишь, в форме...

- Это, наверное, надолго, - отнекивался я, - и в другом конце города...

- Ну и что? - настаивал Шурик. - Мы же на колесах, дарагой. Или времени жалко для брата?

Я молчал, понимая, что мне не отвертеться.

- За время я заплачу, сто долларов. Пойдет? Просто посидишь у меня в машине, и - сто долларов... Как с куста, ара... Ну, согласен? Мужчина ты или не мужчина?

Сначала он предлагал мне постоять в сторонке. Теперь уже - посидеть у него в машине. "Что будет дальше?" - ждал я.

- Ну, мужчина ты?..

При нашем хроническом безденежье сто долларов были приличной суммой, и этот довод весьма легко переломил мои твердые принципы, касавшиеся возможных способов получения случайных денег.

- Вот и ладушки, - успокоился Шурик. Его грузинский акцент исчез. - Ты завтра на разборе будешь?

- Буду, - ответил я.

- Тогда я туда и подъеду, часам к двум. На тачке.

Он сказал на прощание: "Будь здоров!" и добавил: "Надо отвечать: сам не сдохни". И, довольный этой шуткой, повесил трубку.

Шурик считал себя великим комбинатором и постоянно пытался приобщить меня к своим коммерческим операциям, как бы забывая о моих предыдущих отказах.

- И, в принципе, там ничего сложного нет: ищешь, ара, магазины, заключаешь договора и - все: с каждого кило три цента - твои...

В свободное от полетов время он торговал рыбой. Точнее - был посредником: пристраивал в магазины и другие торговые точки мелкий рыбный опт.

Родом Шурик был из Тбилиси и, хотя ничего грузинского в нем не было, выставлял себя грузином и старался говорить с акцентом, считая это особым шиком, и через каждые два слова добавлял "тваю маму" или "шени дэдас", поднимая указательный палец вверх и презрительно выпячивая большую, как у верблюда, нижнюю губу. Иногда об акценте он забывал.

Коммерцией он занимался давно: еще в доперестроечное время приторговывал поддельной косметикой и плащами из кожзаменителя, поставляемыми ему "прямо из Тбилиси". Чтобы смягчить "падение" при возможном провале, он вступил в партию и так вжился в роль коммуниста, что у него быстро покраснела вся физиономия и особенно - толстый висячий нос. Может, конечно, это было от водки, потому что пил Шурик много.

В бортрадисты его привела теща, работавшая главным бухгалтером аэропорта. Мы с ним пришли в отряд в одно время, вместе сдавали зачеты на допуск к полетам и вместе вводились в строй. Радистом он никогда не был: где-то "на стороне" выучил азбуку Морзе и через пень-колоду мог принимать знаков сорок в минуту. Но при наличии всемогущей тещи этого было достаточно. "Там научится", - решило начальство.